Оборона Дурацкого замка. Том 4 - Макар Ютин
Впрочем, если большая часть команды морщилась и отводила взгляд от лица, а Иккагецу с Юлвеем медленно зверели, то Стас испытывал скорее грусть и сочувствие. Это как же нужно было довести ребёнка, чтобы у него образовалось что-то подобное?
Он отошел от нее на пару шагов, чтобы не давить, после чего вновь попросил назвать свое имя. А также подойти к нему самой, хотя бы на пару шагов. Когда она вышла из своего оцепенения, то сдвинулась ровно на два шага чеканной, отработанной поступью умелой куклы. А затем произнесла тихим, выхолощенным до невнятности голосом:
— Называйте меня элами, Господин.
Пока невольница говорила, он отметил острые, более острые чем положено человеку зубки. Не клыки и не акулий частокол, но будто над ее челюстью специально поработали лобзиком или чем-то похожим, может быть магическим. Саргон передернулся и решил не думать, насколько его глупые мысли близки к истине.
— Придумай что-нибудь другое, — Приказал он, чем вогнал ее в ступор.
Глава 17
— Придумай что-нибудь другое, — Приказал он, чем вогнал ее в ступор.
Несколько секунд девочка хлопала глазами, затем случайно встретилась взглядом со своим новым хозяином, в ужасе отвернула голову, напряглась, ожидая наказания. Однако его не последовало. Сам Саргон от прямого зрительного контакта не ощутил ничего. По крайней мере, ничего опасного. Отклик некой энергии действительно имелся, вот только не чувствовалось там общего не то, что с Нингаль, а в принципе с темными Богами и тронутой пороком Ци. Чем бы ни являлась уникальная способность рабыни, к проклятиям та не имела никакого отношения.
Зато некие колебания энергии вокруг нее происходили постоянно. При этом они имели странную, ни на что не похожую связь со своей хозяйкой. Как будто она выпустила Ци, однако привязала ее к себе, словно пуповиной. Другой аналогии Саргон подобрать не мог, хотя и знал, что его предположение невозможно. С таким слабым откликом, девочка наверняка даже не пробудила свою энергию. Про ее выделение за пределы тела или тонкую манипуляцию и речи не шло.
— Ну, ты, наконец, скажешь мне, как тебя зовут? — Поторопил ее парень.
Невольница глубоко поклонилась, словно подтверждая приказ. Больше для того, чтобы выиграть себе время, чем из-за вбитой вежливости. Выпрямившись, она посмотрела вбок. Словно у ее плеча кто-то стоял. Слишком сфокусированный взгляд для пустоты или сосредоточенности на внутренней проблеме. Затем она сменила направление, посмотрела за спину самому попаданцу. После чего на лице элами отразилось секундное удивление. Тусклое, невыразительное, совершенно непонятное ее новому хозяину, однако и так был большой прогресс.
— З-зовите меня Айра, господин, — Все тот же тусклый голосок, но теперь слегка хрипящий. Речевой аппарат просто не привык к такому типу извлечения звуков. Поэтому и голос звучал невнятно и неровно: то тихо, то громко. Саргон в очередной раз задался вопросом о ее социализации.
— Айра, значит? Хорошо звучит. Назвали в честь Ирландской Республиканской Армии, я прав? — Блеснул познаниями он. Жаль, но его собеседница никак не отреагировала на глупую шутку. Даже в формате: "А что это такое?". Лишь дернула ухом да опустила глаза.
"Что ж, по крайней мере, она умеет разговаривать и понимает вопросы. Честно говоря, понятия не имею, что делать с рабами, как с ними обращаться и другую фигню. Греко-римский опыт был слишком давно и успел порядком забыться в мировой культуре. Да и я не специалист по древней истории. Что там есть еще? Персия или Шумер? Знаю еще меньше. Англосаксы, турки или азиаты в этом плане скорее антипримеры, а до роботов наше общество еще не доросло. Эх, придется изобретать все с нуля. Впрочем, положение Айры еще хуже обычного рабского. Поэтому к ней вполне могут быть эффективны приемы для дрессировки животных и детей лет эдак до восьми. По крайней мере, вначале".
— Молодец, ответила. Держи, — Попаданец протянул ей небольшой кусок вяленого мяса из своих запасов, — Только съешь побыстрее.
Она отпрянула от него, на лице появилось загнанное и голодное выражение. Прошло полминуты, минута, однако рука еще оставалась протянутой. Как правило, мучителям быстро надоедало ждать, поэтому они предпочитали с хохотом закинуть еду в свое нутро и громко чавкать, чем пытаться сделать ей побольнее ценой потери своего времени.
Неприятная гримаска на лице девочки постепенно сошла, но жадность и недоверие одновременно легко читались. Она нерешительно протянула руку, словно дикий зверёк, готовая к смеху, отказу или даже удару. Медленно выпрямила пальцы, а потом осторожно обхватила угощение, готовая отпустить по первому требованию или движению с другой стороны.
Однако его рука никуда не ушла. Он позволил взять ей еду, и кусочек мяса быстро исчез в ее рту. Невольница сжевала и проглотила его быстрее, чем домашняя кошка своё лакомство после вынужденной диеты. Никакой благодарности на словах или жестах. Никакого доверия. На лице осталось немного меньше голода, зато появилось больше подозрения. Да еще маленькие, вполне человеческие ушки начали забавно дергаться, словно ловили звук то с одной, то с другой стороны. Как будто люди вокруг нее непрерывно что-то говорили, а она прислушивалась то к одному, то к другому человеку.
— Как-то они долго. Пойду сам проверю, — Вздохнул он и уже повернулся, чтобы подойти к казарменному крыльцу, когда его остановил шорох со стороны подопечной. Обернувшись, он увидел, как рабыня неуверенно сделала шаг по направлению к нему, словно собиралась последовать за хозяином в страшную, полную синов казарму. Однако потом заколебалась, и теперь усиленно решала: зависнуть ли снова изваянием, как во время представления отряду, или все же следовать за своим новым хозяином.
— Жди здесь, — Прервал ее метания Саргон, — Я скоро приду.
Внутри царил все тот же полумрак, как и обычно. Днем никто не хотел зажигать ни свечу, ни лучину, ни другие средства освещения. Вместо них светились небольшие прорези в потолке, заделанные какой-то мутной субстанцией, а также пропускали морозный воздух многочисленные щели и прорехи в стене. Редкий солнечный луч, проходя сквозь них, лишь подсвечивал витающую в воздухе пыль, ничуть не изменяя общий показатель освещенности. Однако Саргон вынужденно признавал: в подобной атмосфере имелось свое очарование.
— Так вот оно какое, Правило Денежной Жабы, — Неопределенно произнес
