Кирилл Якимец - Войны и миры: Отряд "Омега" (с испр. орфографией)
— Найдем. Что ж, прощай, небо всмятку.
Мин-хан посмотрел на небо и испуганно охнул. Василий проследил за его взглядом. Среди сумасшедших лун медленно двигался темный продолговатый предмет. У Василия по коже пробежали мурашки.
— Восьмирукий!.. Хаф! Резеда, Татьяна, Гуля! Быстро сюда!
— Кабель-то не успеем протянуть, — тихо сказал Мин-хан, — и как этот упырь нас выследил?
Василий подошел к Ольге, заглянул ей в глаза.
— Хватит дуться. Хоть перед смертью-то…
Ольга села.
— Ты лучше придумай чего-нибудь, янычар.
— Я уже придумал. Только это может не сработать.
К аппарату подбежали девушки, таща под руки Хафизуллу.
— В чем дело?
Василий молча указал на небо, помеченное темной зловещей черточкой. Девушки затаили дыхание, Хафизулла сжал губы. Василий повернулся к Мин-хану:
— Дай фонарик.
— Сейчас…
Мин-хан полез в рукава, потом стал шарить по карманам.
— А где…
— Фонарик! — Василий стукнул кулаком себе в ладонь, — сейчас же!!!
— Вот, — Татьяна протянула ему фонарик.
Василий, ударив фонариком по краю кушетки, разбил стеклышко, вырвал лампочку. Вытянул проводки. Как там Георгий подключал? Жаль, его нет… Тьфу, вот же обрывок кабеля, и думать не надо!
Василий подсоединил проводки к концам кабеля.
Ничего не произошло.
— А фонарик-то работал? Дуры!!!
Руки начали нервно дрожать. Василий выглянул в дверной проем. Ось Колаксая разворачивалась носом в сторону ледяной планеты. Сейчас последует залп…
И вдруг пришло спокойствие. Руки перестали дрожать. Василий хотел потребовать другой фонарик, но вспомнил, что у него в кармане шаровар лежит собственный. Он достал свой фонарик, проверил — горит. Отвинтил переднюю часть. Аккуратно вытащил лампочку, отсоединил проводки. Проверил, крепко ли установлена улитка. Приложил проводки к концам кабеля.
Опять ничего не произошло. Но руки больше не дрожали. Василий поменял полярность проводков.
Золотой свет, шедший от улитки, слегка потускнел, послышалось шипение. Дверь начала закрываться. Василий в последний момент отметил про себя, что корабль Восьмирукого закончил маневр.
И тут небо за окнами пропало. На его месте был розовый туман.
Василий сидел, зажав проводки в руках.
— Ну, — нарушил тишину Мин-хан, — долго мы так?
— Не знаю, — ответил Василий, — я даже не знаю, куда мы движемся.
— Тогда отпускай.
И Василий отпустил проводки.
Улитка засветилась сильнее — и сразу померкла в солнечных лучах. Прямо в окно светило яркое желтое солнце.
Дверь с шипением отошла в сторону. И внутрь хлынула вода.
VII
ОТЕЦ БЛИДИНГА
Глава 1
Из воды торчали только хищные кончики металлических рогов. Татьяна и Резеда уцепились за один рог, Гюльчачай и Пурдзан — за другой. Хафизулла, Мин-хан, Василий и Ольга бултыхались рядышком. Их ноги уже не доставали до гладкой верхушки «шлема Искандера».
— Пур, ты что, плавать не умеешь?
— А где бы я научился, курпан-баши? В ручье Карджала, что ли?
Василий тоже был неважным пловцом. Тем более, ему мешала золотая улитка, которую он бережно прижимал к груди.
— Хорошо, вода теплая, эмир.
Хафизулла нырнул, проплыл под Ольгой и вынырнул с другой стороны.
— Хаф, не резвись, помоги лучше Пурдзану.
Рога окончательно ушли под воду. Девушки, отпустив спасительные рыбьи рожи, напряженно перебирали руками по-собачьи. Пурдзан поднял тучу брызг, потом, ухватившись за плечо Хафизуллы, успокоился.
— Курпан-баши, куда плывем?
— К берегу. Вон, на горизонте, видишь?
Вдали горизонт чуть изгибался, дрожал легкой неровностью, намекая на берег. Но хватит ли сил? И что там ждет?
Мрачные мысли переваливались в усталой голове Василия, мешаясь с надоедливым стрекотом мотора…
Мотора?
— Эй! Кто-то…
— Да! Катер! — подтвердила Ольга.
Все принялись кричать и размахивать руками. Пурдзан снова поднял фонтан брызг и чуть не утонул.
Стрекот мотора становился громче, перерастая в монотонное рычание. Это был мощный катер на подводных крыльях. Василий его увидел — длинный белый корпус, нелепые надстройки, красный флаг с полумесяцем и звездой. Полумесяц — значит, здесь существует какой-то вариант ислама. Можно договориться.
Василий закричал громче. Рык мотора стал ниже и тише, катер подходил, сбавляя скорость. Вот его белый крашеный бок уже под самым носом. Вот чьи-то руки тянут за одежду вверх…
Матросы переговаривались по-турецки, пересыпая речь греческими словами. И вдруг ахнули. Затараторили так быстро, что Василий перестал их понимать.
На гладкую дощатую палубу через низкий бортик свалился Пурдзан. Постучал копытами, потряс бородой, отфыркиваясь. Огляделся.
— Спасибо, братцы. Сатиры же плавать не умеют, всем известно. Я бы сейчас как вниз копытами — фьить!
Пурдзан резко махнул рукой сверху вниз и щелкнул пальцами.
— А вы бы потом за мои рога дном задевали… Эй! Я что? — Пурдзан удивленно оглядел себя, пожал плечами, — да нет, я, вроде, в штанах…
Но матросы жались к бортикам и в ужасе пялились на Пурдзана. Теперь Василий, отдышавшись, смог их рассмотреть. Обычные мужики. Небритые. В узких шароварах из синего хлопка и в клетчатых сорочках. Похоже одеваются северные германцы. Но, судя по жаре, до Турции Гогенштауфена отсюда далековато. Да и существует ли в этом мире Турция Гогенштауфена? Судя по их реакции на Пурдзана, в этом мире даже сатиров нет.
Матросы хрипло перешептывались. Василий уловил слово «шайтан» и испугался, что матросы сейчас наберутся смелости и ринутся защищать веру — от Пурдзана. Василий, кряхтя, поднялся на ноги, положил Пурдзану руку на плечо и обратился к матросам:
— Почтеннейшие, мой друг прибыл издалека…
Но Пурдзан все испортил. Он расставил ноги, заложил руки за спину. Его крупные мускулы под волосатой шкурой напряглись. Глаза превратились в щелочки.
— Ребята, все приапские сатиры — правоверные. Мы не любим, когда при нас упоминают шайтана. И совсем не любим, когда кого-то из нас…
Василия очень пугал вид раздувшихся мускулов Пурдзана. И не только возможностью предстоящей драки. Что-то еще было в этих мускулах неприятное. Даже ужасное.
И тут Василий понял.
— Пур… А где твоя жилетка? С улитками…
Пурдзан задумался. И сник.
— Я ее клал на сундуки.
— А сундуки?
— Там. Утонули.
Хафизулла почесал затылок. Ольга, широко раскрыв глаза, приложила ладонь ко рту. Три девушки тоже помрачнели. Только Мин-хан не понимал по-турецки, и поэтому был целиком занят тем, что отжимал свой длинный плащ. Шляпу он потерял.
За спиной Василия послышались неторопливые шаги. Василий обернулся. По узкой лесенке из рубки на палубу спускался худощавый человек лет двадцати восьми, гладко выбритый и почему-то абсолютно седой. Его серовато-белые волосы были подстрижены так коротко, что сквозь них виднелась загорелая кожа. Человек был одет нелепо: короткие белые штанишки — короче, чем парадные туники византийских центов, и ярко-красная шелковая сорочка. На ногах — расхлябанные сандалии.
Но несмотря на идиотский вид, человек, судя по всему, был здесь хозяином. Матросы наперебой затараторили, указывая человеку на Пурдзана.
— Вы откуда? — спросил человек по-турецки с акцентом, показавшимся Василию знакомым.
— Дир-зигун Пурдзан, срочно призван Советом Зигунов с третьего курса парковой школы в Ка-Тракзоге, Приап…
— Ясно, ясно. Вольно. Ребят, Приап — это в СНГ, к северу от Казахстана. Там все такие. Они просто раньше за границу не ездили. В Турции у вас тоже не бывали. Скоро их будет много здесь. Зря испугались. Ладно, бегите по местам, возвращаемся в Стамбул.
Успокоив матросов, человек обратился к Василию:
— Пройдемте в каюту. И вы тоже, и остальные. Не пугайте местных идиотов.
У Василия все упало внутри. Человек обратился к нему на латыни.
Тесная каюта была уставлена по периметру мягкими диванами. Хозяин уселся в дальнем конце, возле низкого резного шкафчика, и показал на диваны.
— Садитесь. Итак, я готов предположить, что вы — из Института Сенеки.
Латынь среди присутствующих знал только Василий. Он и решил отвечать. Если это Блидинг, то лучше отвечать уклончиво. С другой стороны, что он знает о каком-то Институте Сенеки? А с третьей стороны, у хозяина, кажется, русский акцент. Может, попробовать?
— Вы говорите по-русски?
— Разумеется! — улыбнулся хозяин, — это мой родной язык.
Все, кроме Пурдзана, оживились. Пурдзан не говорил по-русски.
— Послушайте, а зачем вы обратились ко мне на латыни?
— Я решил, что вы — из Института Сенеки. Меня навел на эту мысль ваш… не совсем человекообразный спутник.
