Илья Тё - Броневой
А еще Малярийкин не без досады обнаружил, что башня «Викинга» шевелиться. «Викинг» оглядывал поле, используя прицельную оптику. Кого он искал – было ясно.
Малярийкин выругался. Выходит, в начале боя его шмальнули все-таки случайно. А сейчас, едва он дернется, мгновенно добьют. Но вот добьют ли? «Мамонт» – тяжелобронированный корпус. И даже «Рельса» с такого близкого расстояния его возьмет не всегда. Тем более в панике взаимного обмена ударами. Вот только будет ли Шапронов паниковать? Малярийкин что-то в этом сомневался. В любом случае, расклад шел уже на минуты. И иного выхода, кроме как вступить в бой, у Маляра не осталось. Вот-вот, и Шапронов отыщет его машину. И начнет палить. Альтернатива тут имелась одна – начать палить первым и выиграть хотя бы первый залп.
«Постой! – остановил собственные размышления Малярийкин. – Первый залп! Не тут ли кроется залог будущей победы?»
На его «Мамонте» установлен «Шафт». Пушка с прицельным режимом боя и возможностью нанесения противнику колоссального урона. «Шафт» был штукой архидорогой, но цена считалась оправданной.
С одной стороны, «Шафт» рассчитывался на снайперскую тактику игры. С другой стороны – обладал колоссальной мощью при накоплении энергии.
Величина урона регулировалась длительностью нажатия на гашетку накопителя. Быстрое касание – слабый или «обычный» выстрел. Длительное нажатие – сокрушительный смертельный удар, способный уничтожить почти любую вражескую машину. Было бы время.
В стремительном танковом бою времени обычно никогда и никому не хватало. Но вот именно сейчас, именно у Малярийкина в его горящей машине времени было хоть зажрись. Во всяком случае – до минуты и более.
Истинную свою мощь «Шафт» начинал проявлять уже во второй модификации.
У Малярийкина же была еще более мощная модификация – третья, безумно дорогая, для миллионеров.
Малярийкин нажал на гашетку накопителя, изготавливаясь к стрельбе. Башню не поворачивал. Как только энергии будет достаточно, чтобы выбить дух из «Викинга» единственным выстрелом, он нанесет удар навскидку, как техасский ковбой.
* * *Шапронов искал Маляра среди трупов людей и остовов танков. Гаденыш был жив. Иначе бы динамики «КТО» уже разрывались ликованием или горем.
«Вот же упорный урод!» – даже с некоторым уважением подумал командор.
Чтобы сидеть вот так, тихо, в центре кладбища и не бздить, не дергаться, надо иметь железные нервы. У ветеранов выдержка была что надо. А вот молодежь себя таким достоинством обременяла редко. Выходит, Малярийкин – исключение из правила. И то верно. Не зря, видать, на него все внимание обращали. Словно на приснопамятного Юнгу. Мол, юная звезда «КТО».
М-да, зачатки и способности есть, тут не поспоришь. Вот только зачатков одних маловато.
«Меня, – усмехался Шапронов, – с наскока не возьмешь!»
Командор крыжил пылающую площадку с мертвецами слева направо – как учили. От головной части колонны – до хвостовой. Причина была проста – в голове (исключая легкий авангард) обычно шли самые умелые бойцы и самые лучшие танки. Их следовало при любом раскладе выцеплять первыми. Если не залпами, то просто вниманием.
И, разумеется, командор не ошибся. В головной части колонны прятался искомый «Мамонт». Тот самый, отвратительного цвета.
Плотно зажатый между двумя горящими тяжеловесами (сейчас уже трудно было определить корпуса – они пылали, как угольки в шашлычном мангале) «Мамонт» был неподвижен. Но опытный взгляд командора мгновенно определил: ходовая часть цела; орудие и система наводки целы; серьезных повреждений по броне нет.
И пушка. Орудие на броне – «Шафт». Почти невидимые в зареве окружающих пожаров, на стволе башни мигали мелкие сигнальные огоньки. «Шафт» заряжался!
Шапронова пронзил леденящий пот. «Шафт» работал по накопительной системе. И в случае долгого накопления энергии мог разрядиться просто чудовищной мощью!
– Черт подери, твою мать!!! – заорал командор самому себе.
Башня «Викинга» развернулась. «Рельса» застонала, накапливая энергию для собственного удара!
* * *Когда башня «Викинга» стала резко проворачиваться в его сторону, Малярийкин вздрогнул. Физически. Много раз в жизни ему было страшно. Но настолько страшно, пожалуй, не было никогда. В принципе, Малярийкин не очень боялся смерти (гораздо больше страшился инвалидности или пыток), но быть обнаруженным и погибнуть за несколько минут до решающего удара обидно!
Бросив взгляд на датчик накопления энергии «Шафта», Малярийкин понял, что до максимального уровня еще не дошло. Но ждать времени уже просто не оставалось. Врубив режим снайперского прицела, Малярийкин прильнул к окуляру и нажал на спуск. Корпус вздрогнул. Даже сильнее, чем при последнем попадании «Рельсы». Страшная энергия «Шафта-М3», собранная с накоплением для единственной разрядки, рванула по направлению к противнику!
И Малярийкин знал: второго шанса не будет.
* * *Когда дым рассеялся, а наиболее яркие, первые всполохи пламени улеглись, Шапронов поднял голову. Малярийкин опередил его буквально на долю секунды.
Результат был страшным. Башню «Викинга» снесло, словно битой. Возможно, Шапронова спасло чудо. Перед выстрелом, прицелившись, он чуть задержал нажатие на гашетку, ожидая, пока «Рельса» зарядится, и пригнулся вниз, словно по наитию. В это самое мгновение Маляр выстрелил.
Башня, весом в три тонны стали, пролетела над головой, как перо.
Не веря случившемуся, Шапронов нервным взглядом оглядел себя с ног до головы. На теле не было даже царапицы!
Высунув голову в гермошлеме из открывшегося в его танке огромного отверстия, Шапронов с удивлением осмотрел поле боя не через ноктовизор или прицел, а собственными, обычными, слабыми и слезящимися от дыма человеческими глазами.
Вражеский «Мамонт» двигался. Сознавая полное бессилие противника, лишенного башни и зарытого в земляной эскарп, Малярийкин раздвинул подпирающих его горящих соседей. Развернулся на месте. И двинулся в сторону шапроновской машины, чтобы добить. В упор. Все было кончено. Не имея башни и орудия, зарытый в собственный эскарп, Шапронов отныне был бессилен против могучей вражеской машины. Малярийкин мог выстрелить еще раз и покончить со столь давним и столь вожделенным противником навсегда. Не просто одержать «победу». Но сразить насмерть. Убить. Было даже страшно подумать, что могло сделать с хрупким человеческим телом, не защищенным ничем, кроме матерной ругани и нательного креста, прямое попадание крупнокалиберного противотанкового «Шафта». Вероятно, Шапронова бы разнесло на молекулы. На субатомные частицы. Не осталось бы даже запаха. Даже тени. Но Малярийкин победой решил насладиться сполна.
Давние соперники в танковых боях не только стреляли, но и таранили друг друга, раскатывали уже поверженные машины по болтам и гайкам траками собственного танка. Втаптывали гусеницами «коробки» противника вместе с телами несчастных проигравших пилотов в глину, в забвение, в грязь, в унижение и в сырую землю. Малярийкин, очевидно, решил сделать именно это. Его ненависть к Шапронову была всем известна. Тем более сильной эта ненависть стала сейчас – после жуткого избиения, которое прославленный командор только что устроил почившему отряду Маляра. Где-то далеко за пределами игровой локации миллионы зрителей, наблюдавшие этот момент на экранах стереовизоров, ахнули как один!
Гений Шапронов сейчас погибнет!
Гигантские суммы, поставленные на карту, исчезнут со счетов букмекеров, чтобы перекочевать в карманы победителей. И прославленный чемпион, державший в ужасе бесчисленных игроков великих сибирских «КТО», канет в Лету. Навечно.
Оптика БПЛА и спутников зажужжала, приближая изображение к усталому лицу командора. Шапронов был бледен как сама смерть. Он не пытался покинуть танк, не пытался бежать или выкопаться из эскарпа. Опытный ветеран понимал – бесполезно. Вытащив пистолет, он передернул затвор и приставил оружие к собственному виску. Как только Малярийкин приблизится, чтобы закатать его траками, он выстрелит себе в череп!
Комментаторы замолчали. И тут толпа у экранов ахнула во второй раз.
«Мамонт-палач» Малярийкина выполз на скат и… почти перевернувшись в воздухе, что выглядело крайне сюрреалистично для многотонной машины… опрокинулся вперед башней.
Примерно минуту после этого командор Шапронов, а с ним еще миллион человек у экранов катэошного телешоу сидели не дыша. Потом чемпион – ведь он остался, черт возьми, ЧЕМПИОНОМ – отбросил от виска пистолет, задрал лицо вверх и что-то нечеловечески заорал, словно дикарь, потрясая скрюченными от восторга пальцами.
Его враг, могучий и грозный, валялся в пятнадцати метрах под ним. Вниз головой и башней. Словно захмелевший майский жук, бессильно шевеля траками.
Хмель
