Владимир Лавров - Солнечные дети тёмной планеты

На следующий день роженица пришла в себя. Петя сказал, что мне просто повезло и что меня спасла большая способность нашего вида к регенерации, что в его мире мои пациенты не выжили бы. Когда я вошла в пещеру и увидела молодую мамочку, улыбающуюся и с ребёнком, что-то такое шевельнулось у меня в душе. Если бы не книжка из гнезда гарпий, они были бы уже оба мертвы. Насколько много мы ещё не знаем такого, что могло бы сделать нас живыми?

Я предупредила женщину, что ей лучше не рожать больше одного ребёнка, иначе порвётся домик, в котором растёт ребёнок. Только сказав это и увидев круглые глаза взрослых, я сообразила, что всё наше племя думает, будто ребёнок растёт в чреве у матери из семени отца, как растение, а мать как бы и ни при чём. Все бабки — повитухи думают, что пуповина — это корень. Я не стала ничего объяснять и ушла на очередной урок.

Глава 14. Ещё один корабль

Обычно вожди всех племён стараются запасти продовольствие на несколько лет вперёд, на случай неурожая. Но продовольствие — это такая вещь, которую легко есть и тяжело хранить. Оно быстро портится, его грызут мыши, его переводят на пиво ближайшие друзья вождя, не говоря уже об отсыревании и плесени. Поэтому к весне, когда выявляется реальная картина запасов, очень часто получается так, что есть нечего. Вожди стараясь сохранить резервы зерна для посева и на случай неурожая, перестают выдавать зерно. Личные запасы у людей заканчиваются, зимняя рыбалка прекращается, и начинается голод. Можно, конечно, поохотиться в лесу, но разная живность к весне тоже становится очень голодной и отчаянной. Вероятность стать пищей начинает приближаться к вероятности вернуться с добычей.

Поэтому, когда «Верный» и «Упорный» ввалились в гавань Сигнатуры (ближайшей к нам пещеры по восточному побережью) с грузом рыбы и железа, все жители восприняли это как незаслуженный подарок небес. Ещё больше мы удивили их, когда начали торговать не за реальные вещи, а за трудодни. То есть каждый, кто купил определённые вещи, обязался отработать на нашу пещеру условленное время. Эти обязательства можно было продавать и покупать. Вождь Сигнатуры быстро сообразил, что это время надо ограничивать, и издал соответствующий указ. Но мы не очень задирали цены, торговали честно, и все стороны остались друг другом очень довольны.

На кораблях, кроме меня, шли восемь мальчиков и девочек по обмену. Я ребёнком по обмену уже не считался. Честно говоря, я вообще не очень понимал, зачем я понадобился вождю в этом походе. Чтобы я повторно не простыл, вождь приказал всю дорогу держать меня в корпусах. Ночные вахты стояли взрослые, после появления бриллиантов Сгустки Тьмы больше никого не пугали.

В остальном поход в Сигнатуру оказался копией похода в Вертулию — те же пиры, те же рассказы. Я уже привычно рассказывал про то, как мы научились ходить по летнему морю, про сухопутных голвоногов и про другие диковины. Было очень смешно смотреть, как местные искренне удивлялись рассказам про домашнего рыжего волка или про ручного тигра в Маланире. Способы борьбы с хищными ящерами тоже пришлось показывать. Тут я впервые понял дедушку Артуала — если на севере почти все пытались научиться этому искусству, то здесь это восприняли только как выступление для забавы. Научить не попросил никто. В Сигнатуре мы оставили трёх мальчиков и одну девочку.

После Сигнатуры мы отправились в Варпизину. Визит в Варпизину отличался от визита в Сигнатуру только объёмом проданной рыбы (Варпизина была крупнее). Мне так надоело рассказывать одно и то же, что я попытался приврать. Однако, когда капитан услышал мои трели, то посмотрел на меня так строго, что пришлось поправиться и оставить попытки повеселиться. В Варпизине мы оставили детей по обмену и взяли вместо них четырёх мальчиков. На обратном пути мы захватили наших детей по обмену из Сигнатуры. Они везли с собою столько подарков, что мы еле нашли место в перегруженных кораблях (Сигнатура и Варпизина без особых сожалений сменяли нам на рыбу избытки сухофруктов и овощей). Через три недели после отплытия мы входили в наш порт. Головоноги и морские ящеры уже вернулись с юга, но их внимание нас не пугало.

Наши шутники сочинили специальное произведение под названием «Прибытие корабля», которым отныне встречали все корабли. Очень громкая и торжественная музыка исполнялась духовым оркестром. Музыканты превзошли сами себя, выдувая гром из труб. Входя в порт под звуки оркестра, я почему-то вспомнил наше первое возвращение, когда мы привезли рыбу. Тогда мы чувствовали себя совсем иначе… испуганные, уставшие, удивлённые тем, что остались живы, мы не знали, удастся ли закончить войну. Теперь мы знали, что у нас есть друзья во многих пещерах, что нам рады везде, и что наша работа востребована всем народом нашего острова.

На следующий день после школы мы с Найвой и Серым пошли на холм тренироваться в боевых искусствах. Серого очень уязвило, что Найва знала способы борьбы с завриками и хищниками, а он не знал. С нами увязались и Мася с Милой. Мы очень весело и с большой пользой позанимались больше часа. Веселья добавляли малыши, которые очень потешно повторяли наши движения. Но они были при этом так серьёзны, что мы старались не смяться. Был один из тех дней, про которые потом вспоминаешь и думаешь, что вот в этот день ты был счастлив.

Маруся, которая следила за нашей вознёй через собачку и весело комментировала все успехи и неуспехи, вдруг произнесла:

— К вам приближается корабль.

Следом уже голосом Пети собачка сказала:

— Бегите оттуда как можно быстрее.

Я удивился — это было время работы Маруси, она должна была следить за нашими действиями и таким образом учиться языку. Петя в это время обычно спал.

— Какой корабль? — я посмотрел на море. Море с этого холма видно было не очень хорошо, но даже так было понятно, что к порту никакой корабль не подходил.

— Летающий.

Мы подняли глаза к небу. С неба, с юга действительно подходил к нам продолговатый, вытянутый серебристый предмет.

— А разве это не ваш? Разве его надо бояться?

— Это точно не наш. Ничего про него не знаю, но судя по пушкам с круговым обстрелом в нижней гондоле, это не те ребята, которых можно назвать добрыми. Хватит болтать! Стрелой в пещеру!

Мы переглянулись и кинулись вниз по холму. Пока мы решались, стало видно, что этот корабль огромен — длиной не меньше, чем холм. Под вытянутым корпусом с закруглениями на носу и на хвосте завывали какие-то механизмы. Это было всё, что я увидел, бросив взгляд по ходу дикой скачки по камням. Под холмом дядька Арагон с женой (не матрос, другой Арагон) срезали камыш. Мы закричали, чтобы они бежали. А потом небо упало на нас и свет погас.

Очнулись мы в довольно большом закрытом помещении. У нас не было ни оружия, ни бриллиантов. Судя по покачиванию, мы были на борту летающего корабля. Пол помещения и крашеные противной синей краской стенки подрагивали мелкой дрожью. Всё помещение было набито чернокожими девочками. Рядом с нами лежали дядька Арагон и его жена. Взрослые очнулись намного позже, чем мы.

Чуть подальше мы увидели пятерых девочек из нашей пещеры. Насколько я помнил, они вышли немного раньше нас, за дровами. Тогда с ними были родители и друзья. Об их судьбе они ничего не знали. Девочек звали Микана, Мирина, Макуната (не подруга Найвы, а другая Макуна), Серофана и Кселина. Кселине было всего семь.

Обстановка на корабле была ещё хуже, чем на наших двухкорпусниках. На всех обитателей приходилось только одно туалетное ведро, невероятно грязное, без крышки. У нас на кораблях и то у каждого был свой горшок с крышкой — непроливайкой. Уже упомянутая краска на стенах была нанесена кое-как, с очень заметными разводами от кисти. Свет в помещение проникал через очень маленькое окошко в потолке, и свет этот был какой-то необычный, с красноватым оттенком. Дверь в стене не имела окна и не открывалась. Пол был очень грязным.

Мы попытались поговорить с чернокожими девочками, но они — о, чудо, — говорили на другом языке. Они пугались нас, отказывались отвечать и жались друг к другу.

Примерно через час полёта дверь помещения с грохотом распахнулась. На пороге возникла очень высокая сухая старуха. Она была одета в длинное чёрное платье с жёлтыми нашивками. Следом за ней в помещение ворвались две самые большие женщины, каких я когда-либо видел. В руках они держали палки с круглыми набалдашниками. Чернокожие, с большими мышцами, они были одеты в боевые костюмы — у нас похожие одевали воины, когда надо было гонять завриков или других ядовитых тварей. Костюмы тоже имели чёрно-жёлтый раскрас, но жёлтого на них было меньше.

При виде этой троицы девочки захныкали и поторопились расползтись в разные стороны. Великанши двинулись к нам, попутно награждая тех, кто не успел убраться с их пути, тычками своих палок. При каждом соприкосновении с кожей из кругляшек на концах палок выскакивали маленькие молнии. Судя по всему, их удары были очень болезненными. Ноги и руки тех девочек, которым достались тычки, либо не сгибались, либо судорожно дрожали. Их оттаскивали в сторону соседки.