Роман Куликов - Чистое небо

Проследил за ним. Совсем чокнулся парень. Коробку свою он кутает в тряпье, словно куклу. Качает на руках, поет ей песенки и часами разговаривает с ней. Ужас! Что Зона с людьми делает! Лучше бы сразу убила.

В Зоне что-то происходит. Вчера видели стадо диковинных животных, старожилы утверждают, что это грумы. По мне, так название дурацкое и непонятное. Оказывается, его дали за тот звук, который они производят. Грум-грум. Ну, я понимаю, там, кровососы или мозгоеды, на худой конец. Но грумы? Ну и ладно. Так вот, они обитают где-то глубоко в Зоне, и здесь их быть не должно. Что-то их спугнуло, и они мигрируют. Не к добру.

Пашка не выходил из своей норы уже два дня. Со мной держится как-то странно, постоянно ловлю его взгляд на себе. Такой печальный, вопрошающий. Как будто он от меня чего-то ждет. К вечеру он все же выполз. Всклокоченный, глаза красные. Взгляд дикий. В руках тряпье с коробкой. Увидал этих грумов и враз побелел. Потом с криками бросился обратно к себе.

Укрепляли лагерь до темноты. С севера идет гроза, небо заволокло тучами, эх и надоел же это дождь!

Даже не знаю, с чего начать. Если и есть такое место, как Ад, то оно уж точно находится в Зоне. Сегодня стали тому свидетелями. К полудню небо потемнело, и заморосил дождь. А потом и вовсе перешел в грозу. Стоять в такую погоду в карауле нелегко, поэтому я и еще двое ребят засели в домике на краю лагеря прямо у центрального входа. Развели костер, сидим греемся, анекдоты травим. Как вдруг Петька вскакивает и к окну.

– Чуваки, там бандюга! – Репутация у Петьки никакая. И кликуха у него соответствующая – Брехло.

– Да ладно, брось заливать! Нас на такое фуфло не купишь. Где это видано, чтоб бандюганы в такую погоду шастали? Они, млин, нежные для этого слишком. Да и долговцы навряд ли без веской причины выползли бы из своей норы.

– Да не вру я!

– Ну если развел, смотри!

Я выглянул в окно. Никого. Только бесконечные потоки воды, падающие с неба.

Уже собираясь дать оплеуху Петьке, я в последний момент разглядел темную фигуру сталкера. Он еле брел по дороге, раскачиваясь и постоянно спотыкаясь.

– Точно. Кто-то идет.

К нам подошел Василий. Посмотрев на незваного гостя сквозь мутное стекло, констатировал:

– Че-то странно идет. Может, где-то контролер засел?

– Думаешь, зомби? – Петька потянулся к карабину.

– Да навряд ли. Хотя можем проверить.

– Ты что, хочешь туда выйти?

– А у тебя есть соображения получше?

– Да нет.

– Ладно, мы с Петькой к баррикаде. Васек, ты нас прикрываешь. Если чего, поднимай тревогу.

Добравшись до баррикады, стараясь перекричать шум дождя, я окрикнул незваного гостя.

Никакой реакции. Я попробовал еще раз привлечь его внимание. Тщетно. Он продолжал тупо вышагивать к лагерю. Делать было нечего. Пульнув сперва в воздух, потом я прицелился и выстрелил. В прицел было видно, как пуля прошла навылет сквозь правую ногу. Хоть бы хны. Слева раздались выстрелы. Петька так же опробовал незваного гостя на прочность. Бесполезно. Мы взялись активно поливать его огнем. Это немного замедлило его продвижение, но и только. Когда на теле зомбака уже не осталось живого места, его вдруг забила мелкая дрожь, и, упав на колени, он запрокинул голову. Было видно, как под кожей у него забегали огоньки, и тело изнутри начало светиться. В следующую секунду оно взорвалось. В небо ударил ослепительный столб белого света. Он начал вращаться вокруг своей оси, постепенно ускоряясь и закручивая колеблющийся вокруг себя воздух. Набрав максимальную силу, это явление природы двинулось на лагерь, круша все на своем пути. Мы побежали. И вовремя. Наша баррикада, которую мы строили всю последнюю неделю, была сметена в считаные секунды. Огромные бетонные плиты какое-то время парили в воздухе, а затем, со свистом проносясь мимо, стали падать. Тех, кого миновала участь быть раздавленным, эта воздушная аномалия хватала многочисленными отростками и затягивала внутрь. Какое-то время люди болтались внутри ее, как тряпичные куклы, а затем их выбрасывало. Падая, они разбивались о землю. Те, кому посчастливилось приземлиться более удачно, пытались отползти подальше от беснующейся стихии. Вихрь не спеша передвигался по лагерю, методично перебирая людей. Словно ища кого-то. Отбраковав очередную партию, он вдруг замер. Вращение практически остановилось, и теперь это стало опять похоже на окутанный дымкой световой столб. Его щупальца нервно подрагивали, словно он принюхивался, как собака, почуявшая след. По столбу прошла рябь, и интенсивность свечения изменилась. А потом он вдруг обрушился на один из еще уцелевших домов, разбирая его по кирпичику. Из окна дома выбрался Пашка и побежал. Сразу несколько отростков ухватили его и поволокли по направлению к вихрю. Извиваясь словно уж и упираясь, Пашка цеплялся за все подряд, пытаясь хоть как-то замедлить свое продвижение. Он уже даже не кричал, а рыдал взахлеб. Оказавшись рядом со мной, он замешкался, но потом протянул мне руку, и на его перекошенном, бледном как смерть лице застыла мольба. Недолго думая, я схватил его повыше локтя и потянул. В следующий момент я ощутил нечто, похожее на удар электрического тока. Тело свела судорога, меня тряхануло, а потом отбросило на несколько метров. Перекувырнувшись несколько раз, я ударился головой о бетон. Когда я пришел в себя, Пашка был уже внутри этой штуки и его потрошили. В прямом смысле слова. Рассекая его тело сотней невидимых скальпелей, рубя и кромсая, невидимая сила выдирала из него органы, измельчала их, заставляя безумно страдать еще живую жертву. Это было похоже на гигантскую центрифугу, в которой отжимают белье. Наконец, превратив несчастного Пашку в фарш, она разметала останки по всему лагерю. Некоторое время эта адская мясорубка стояла в центре лагеря без движения, а затем раздался звук, похожий на гудок парохода. Низкий и протяжный. Потом еще несколько, и вот из восточного конца лагеря раздался ответный детский плач. В ту же секунду в том направлении устремились сверкающие щупальца и извлекли из-под завала ту самую черную коробку, которую принес с собой Пашка. Повиснув внутри столба, она, вдруг лопнув, превратилась в младенца. Радостно что-то лопоча, он барахтался воздухе и, казалось, нисколько не боялся завладевшей им аномалии. Напротив, он был рад неожиданному спасению. Чтобы рассмотреть все получше, я выбрался из-под плиты, где лежал все это время, и подошел поближе. Не успел я опомниться, как меня с ног до головы опутали световые щупальца. «Каюк!» – подумал я тогда. Меня потянуло к центру столба, туда, где висел ребенок.

Малыш тянул ко мне свои маленькие ручонки, смешно дрыгая ножками. Радостно агукая, он вдруг схватил меня за нос и, ущипнув, засмеялся. Я и испугаться не успел, как вновь оказался на земле, а малыш и эта жуткая аномалия растаяли воздухе.

Я еще долго не мог прийти в себя, сидя на земле и ловя ртом дождевые капли.

Схоронили пол-лагеря, наверно. Я кресты не считал, страшно. Так страшно, что даже пить неохота. Просто водка колом в горле встает. Но помянуть надо. Сгрудившиеся вокруг костра сталкеры больше были похожи на побитых собак, нежели на людей.

– Ну что, струхнул малость? – Я не сразу понял, что слова принадлежат сидящему рядом со мной сталкеру. Горлышко бутылки со звоном ударилось о мой стакан, и в него с шумом полилась горькая. – Давай помянем, что ли. – Выпили. Помолчали.

– Чего думаешь обо всем этом?

– Да не знаю, жуть какая-то. Пашку жалко.

– А чего его жалеть-то? – При этих словах я повернулся к соседу лицом. Им оказался тот самый бородатый дед, который сажал меня в поезд. Его испещренное глубокими морщинами лицо в свете костра выглядело зловещим. И беззубая улыбка, которой он меня одарил, только усиливала это ощущение.

– В смысле?!

– Да в прямом. Сам виноват. Сунулся, куда не следует, вот и получил по заслугам. Не зря же Страж за ним приходил.

– Кто-кто?

– Страж.

– Ты про эту мясорубку ходячую?

– Ага, про нее самую. Кто как называет. Кто Страж, кто «мясорубка», а кто уверен, что это воплощение самой Зоны. Только это не так, у нее другое имя.

– Чего-то я об этом ничего не слышал. Сам-то ты откуда про все это знаешь?

– Ну, мало ли чего ты не слышал. Поживи с мое, так еще не то узнаешь. – Он скрипуче рассмеялся.

– Так, значит, ты хочешь сказать, что знаешь, куда именно ходил Пашка?

Дед хитро прищурился.

– Может, и знаю.

– Ну и куда?

– А тебе зачем?

– Хочу знать, за что столько народу покосило. Что он такого сделал?

Дед задумался. Вороша палкой угли в костре, он долго поглаживал свою седую бороду. Потом вдруг крякнул и, закутавшись поплотнее в плащ, достал из его складок портсигар. Старая потертая жестяная коробка с отчеканенным на верхней крышке бегущим оленем, скрипя, открылась, обнажив нестройный ряд добротно сделанных самокруток. Достав одну из них, он протянул мне портсигар. Прикурили от лучины. Табак был кислый, но с приятным пряным ароматом, щекотавшим нос. Сделав пару затяжек, дед разлил остатки водки по стаканам и начал рассказывать.