Даяна I. Шаг во Тьму. Том 8 - Виктор Сергеевич Викторов
Мне нужно было просто её выровнять, придав более-менее правильную геометрическую форму. После чего нужно было подобрать среди лома подходящую рукоять и попытаться насадить заготовку на неё. Затем нужно было всё это дело закрепить, чтобы при первом использовании моя поделка не развалилась в руках, не дай Боги, зашибив кого-то в придачу.
Наконец я добился удовлетворительной формы после нескольких часов мучений. Оставив изделие на наковальне, я двинулся к нагромождению лома, чтобы отыскать подходящий мифриловый прут нужного диаметра. С трудом, но мне удалось и это. Прикинув конусообразный прут, понял, что его нужно будет укорачивать.
Укорачивание будущей рукояти было ещё одним феерическим испытанием моих намерений и нервной системы. О том, чтобы сунуть прут в горн, не могло быть и речи — слишком уж длинный. Изначально я хотел раскалить добела место будущего отреза, чтобы с помощью зубила на ручке (Нивел, почему-то называл его — «секач») разрубить ставший мягким мифрил, но из за длины заготовки от этого пришлось отказаться.
Тогда я принял соломоново решение — прут согнуть, местом сгиба сунуть в горн, после чего укоротить зубилом, а остаточные места сгиба по-новой раскалить и подровнять.
Прут удалось согнуть чуть больше чем на девяносто градусов. Как раз впритирку острый угол попадал за защитное поле Ксафана. Гордый тем, что мне удалось решить такую непосильную задачу, я нашёл то самое зубило с ручкой и, пока прут продолжал накаливаться, решил примериться к новому инструменту.
Выбрав тонкую полосу из металлолома, я положил её на наковальню, приставил зубило и легонько пристукнул сверху молотком.
— Не понял, — ошалело произнёс я, когда не встретив никакого сопротивления, зубило отрезало ленту из чёрного мифрила, словно это был хрустящий французский багет. Не поверив глазам, я выбрал квадратный массивный прут, чтобы повторить процедуру.
— Идиот, — расстроился я, видя, как легко отрубленные кусочки один за одним отлетают от каменного пола кузницы. — Ну и на кой хрен я гнул этот прут?
Раскалённый прут оказался перерублен так же легко, как и всё перед этим. Оставалась ещё одна задача — насадить заготовку на ручку…
Полчаса мата, запаха раскалённого металла, и нескольких сотен ударов по проклятой болванке, вкупе с беготнёй от горна к наковальне, и мне это удалось.
Когда-то я задавался важным вопросом — можно ли рунный став наложить на готовое изделие из чёрного мифрила? Помнится, даже порывался проэкспериментировать на своих крисах. Хорошо, что я этого так и не сделал, иначе остался бы сейчас без оружия.
«Запомни накрепко! Мастер может вложить силу Рун только в предмет, полностью созданный его руками и в его мастерской. Если это нож, то всё от лезвия до самой последней заклёпки на рукояти должно быть создано или добыто тебе. Иначе руны просто разрушат твоё изделие, обидевшись. Руны — они живые. И всегда понимают, когда ты хочешь их обмануть. Руны лентяев не любят», — в голове у меня всплыли слова мастера Нивела.
— Руны лентяев не любят, — задумчиво пробормотал я, положив на наковальню почти завершённое изделие. — А я не лентяй. Я твой ученик…
Оставалась лишь самая малость. Тот ритуал, который должен вдохнуть в будущий инструмент грозную силу, подчиняющуюся владеющему им.
Оставалось только лишь нанести рунный став.
Положив моё изделие в горн целиком, я обшарил мастерскую в поисках перчаток или рукавиц, но их нигде не оказалось.
— Нет, — неверяще произнёс я вслух. — На это дерьмо я не подписывался.
Перед глазами моментально возникла картина, которую я считал каким-то проявлением магии рунных оружейников. Наковальня, пышущая жаром заготовка и руки мастера без перчаток, выписывающие заострённым резцом рунную вязь…
И в этой мастерской не было ни одних, даже самых завалящих и дырявых рукавиц.
Рунная вязь должна наноситься одним заходом.
Она просто обязана быть законченной до того, как будущее изделие отдаст весь свой жар наковальне, а резец лишь бессильно проскрипит по затвердевшему металлу. Попытка только одна. И если она не удастся — изделие полностью придётся расплавлять и перековывать заново, поскольку руны останутся лишь красивым рисунком.
Колебался я недолго.
Схватив щипцы, я подцепил спою поделку из горна и уложил на наковальню. Сделав полшага назад, чтобы лицо прекратило опалять жаром, тяжело вздохнул. Это нужно было делать, вот только я прекрасно понимал, что руки не успеют начертать ни одной руны, прежде чем прикипят к раскалённой поверхности и прогорят до кости.
«Должен быть какой-то секрет».
Осторожно плюнув на кончик пальца, я быстро прикоснулся к заготовке, воздух вокруг которой искажался в зрительном плане, свидетельствуя о чудовищно высокой температуре. Я ожидал, что раздастся шипение, а я отдёрну руку, чтобы схватить себя за кончик уха, поняв, что мне не удалось.
Шипение раздалось, и руку я отдёрнул, вот только спустя несколько секунд я понял, что подушечка пальца, которой я коснулся изделия — не болела. Там не выскочил волдырь, не пришла «системка» об уроне… Ничего. И это означало только одно.
— Так это же совершенно меняет дело, — прошептал я, сначала касаясь несмелыми движениями, а потом и вовсе положив руки на раскалённый мифрил. — Это меняет всё! — расхохотался я, понимая, что уже ничего мне не сможет помешать закончить свою первую поделку.
Взяв бритвенно-острый резец, я привычным движением полоснул левую ладонь.
Глава 32
Люди почему-то считают, что мера или острота боли зависят от силы удара. Дело не в том, насколько силен удар. Дело в том, куда он придётся.
(Нил Гейман «Никогде»).
Джунгли Масархуда. Бада-Баром.
Руны ложились на рукоять, словно не вычерчивались сейчас прямо в раскалённом докрасна мифриле резцом, а выжигались лазером. Каждый из знаков занимал своё законное место, наполняя силой маны и крови моё первое творение.
Именно из «флешбэков», продемонстрированных мне пирамидой, я взял идею, которая, по моей задумке, должна была помочь нам пробиться вглубь пирамиды, чтобы завершить прохождение этого демонового инстанса. Беспокоила только одна единственная вещь: качество моей работы.
Вспыхнув последний раз, завершённый «став» зажёгся приятным сиреневым цветом, абсолютно не собираясь угасать. Признаю — это смотрелось чрезвычайно эффектно. Обильно пропитанная кровью рунная вязь покрыла рукоять молота затейливым узором.
Да, это был молот, который и должен был нам пробить путь внутрь пирамиды. За идею был взят рабочий инструмент гномов, который, в своё время, Нивел изготавливал в огромном количестве, будучи ещё подмастерьем. Работа, даже для ученика мастера, несложная, но гномы чуть ли не золотом по весу платили за каждый подобный молот, значительно облегчавший нелёгкую работу горняка.
Разумеется, среди рунного братства присутствовали и коротышки, но — небольшой процент, так что полностью закрыть вопрос с обеспечением инструментом своих соплеменников было,
