Матабар. II - Кирилл Сергеевич Клеванский
Студентки Общего, к коим теперь прибавилось еще порядка тридцати учащихся местного факультета (среди которых Ардан заметил еще одного чистокровного эльфа и пару полукровок дворфов), расположились стоя в конце аудитории — спиной к клумбам, лицом к столу.
К тому моменту, как Арди до них добрался, минуя растения, в зал, с другой стороны, из неприметной двери, спрятанной в дальнем углу, вошел мужчина.
Не старше сорока, в помятой мантии с желтой нашивкой (как и у Конвела), шуршащей в такт столь же неряшливой копне вьющихся, черных волос с редкими седыми прядками. Невысокого роста, с неестественной бледностью, вызванной не недостатком питания, а отсутствием солнечного света. В белых всполохах высоко подвешенных Лей-ламп слегка мерцали его грязные очки, покоящиеся практически на самом кончике крючковатого носа.
Опираясь на деревянный посох, практически целиком изрезанный белыми рунами, он встал за стол. На его плечах сияли четыре звезды. Трех, шести, пяти и четырех лучей. Словно с каждой следующей звездой, после зеленой, профессор все меньше и меньше видел смысла в количестве силы.
— Добрый день, учащиеся, — произнес он неприятным, каркающим голосом, после чего порылся в кипе бумаг и выудил оттуда лист расписания. — Ага, вижу вы уже были у Эрика… то есть — у профессора Конвела. Что же… тогда, думаю, как и всегда, могу честно сказать, что не вижу никакой необходимости устраивать вводную лекцию и, тем более, заниматься ненужной клоунадой и устраивать вам представление. Раз уж вы находитесь в этом университете, то обладаете всеми нужными навыками и знаниями, чтобы сразу приступить к изучению высокой науки.
По рядам из почти шести десятков студентов пролетели смешки и саркастичный кашель, звучащий сродни тому, как хрипит нож, скребущийся о стекло. Но Арди, как и всегда, не предал этому ни малейшего значения.
— Итак, мое имя вы прочитали в вашем расписании. Добавлю лишь, что в университете я курирую кафедру Химеризаций, — профессор Ковертский отложил в сторону посох и оперся о стол. — А большинство ваших имен никогда не будут иметь для меня ни малейшего значения, так что светский раут знакомства мы сразу опустим. Спешу сообщить вам, что мой курс будет разделен на три составляющие. Первая — изучение флоры и её свойств. Вторая — свойства фауны. А третья — непосредственно алхимия. Грубо говоря — теория и практика. Или это получается две составляющие? Впрочем, плевать.
Говорил доктор биологии и старший магистр алхимии немного странно. Дергано как-то. Будто что-то забывал, затем вспоминал, а еще ему словно страшно неприятно было находиться среди людей.
— Для начала давайте определимся с сегодняшней нашей задачей, — профессор выдвинул ящик из стола и достал оттуда точно такую же указку-жезл, коей колдовал и Конвел. — Мы начнем с самого простого цветка, содержащего Лей, который только можно найти в империи. Но перед тем, как я его покажу, скажите мне в чем разница между обычными растениями и Лей-растениями?
Ардан, с немалым удивлением для себя, осознал, что знает ответ на этот вопрос. Только вот… сам вопрос звучал несколько некорректно. Из свитков и уроков Атта’нха, он уяснил, что все живущее было, так и или иначе, пропитано Лей. Просто в одних существах и веществах та проявлялась меньше, а в других — куда сильнее.
Те же волки, отравленные Лей, лишь получили дозу силы, которую оказались не в состоянии выдержать их разум, воля и душа. Потому они и стали монстрами, позабывшими законы охоты.
Что же касательно растений, то их отравление происходило куда медленней, чем у животного мира. Живущие в земле, те корнями уходили глубоко в почву, порой касаясь незримых потоков. И они впитывали в себя Лей многими и многими поколениями, в результате чего изменили свою суть практически до неузнаваемости.
Так что, в целом, на вопрос невозможно было дать ответ, потому что разница, в действительности, отсутствовала. Она имелась лишь в отличиях конкретных растений.
Но в воздух уже взмыло несколько рук.
— Ты, пухлый парень с развязанным шнурком на правой ноге, — скрипнул зубами Ковертский.
Молодой юноша покраснел от столь… неловкого обращения к себе и, чуть заикаясь, ответил:
— Л-лей-растения м-могут, в отличии от-т-т…
— Ничего они не могут, — перебил профессор. — Как и ты, видимо, не можешь говорить прямо. Так, ладно, следующий. Ты, девушка с косичками.
Из тех, кто поднял руку, у двух девушек волосы были заплетены в косы. Волшебницы недоумевающе переглянулись.
— Ой, да мне без разницы, кто из вас ответит, — вздохнул Ковертский. И если бы не столько времени в степи с Плащами, Арди бы счел, что профессор наглец и хам, но теперь юноша понимал, что Натан просто не слишком любил общаться с людьми. — Ладно, раз не можете разобраться сами, то пусть отвечает та, что слева от меня.
Вторая девушка опустила руку, а первая произнесла:
— Лей-растения обладают бо́льшим количеством энергии в условных единицах измерения, чем обычные растения, и, к тому же…
— К тому же солнце встает на востоке, а садиться на западе, — фыркнул Ковертский. — Так, ладно, последняя попытка. Кто ответит — тому ниже шести балов на зачетной работе, так и быть, не поставлю. Но если ответите неправильно, то выше двух не получите.
В оранжерее повисла тяжелая тишина, а руки, поднятые к потолку, мгновенно оказались прижаты к ногам. Даже у эльфов…
В конце каждого месяца в Большом, в течении двух дней, проходили зачетные работы, по результатам которых студентам выставлялись балы в личный табель об успеваемости. И на основе суммы этих балов принималось решение, выдавать ли стипендию за прошедший месяц или нет.
Так что, если бы не озвученное Натаном условие, то Арди бы никогда не стал вызваться с ответом. Не потому, что не был уверен в знаниях Атта’нха, а потому что… зачем?
Ему не требовалось никому ничего доказывать. Он все о себе и сам прекрасно знал. Да и, тем более, помнил предупреждение Марта о своей необычности.
И лишь тот факт, что Ардану позарез требовалась стипендия, заставил юношу поднять, в полном одиночестве, руку.
В абсолютной тишине к нему обратились удивленные взгляды одногруппниц, прекрасно помнивших неловкую ситуацию на лекции по Инженерии; к ним прибавились сочувствующие взгляды учащихся факультета Биологии и Алхимии. Они словно знали о Ковертском что-то такое, что заставляло их сопереживать даже
