Михаил Белозеров - Черные ангелы
Потом он неуклюже поискал листик. Мы стыдливо отвернулись. Кряхтя, Пионов поднялся и натянул шорты. Надо заметить, что и шорты у него были армейского фасона — зеленовато-серого цвета. Когда он утвердился на ногах, мы поняли, какие мы маленькие по сравнению с ним — словно пигмеи. Не обращая на нас внимания, Пионов встряхнулся, как слон — если эти движения применимы к слону, — от кончиков ушей до проймы штанов и куда-то пошел. Вот тогда-то я и понял, значение фразы 'не разбирая дороги' — кустарник для Пионова был, как трава, а деревья толщиной с руку — как стебли камыша. Кистью руки он сделал неуловимое движение, и, восприняв это как своеобразное приглашение, мы с Лукой двинули следом. Через мгновение мы оказались под сводами древней покосившейся беседки, которая так заросла плющом и другими лианами, что можно было пройти в двух метрах и ничего не заметить. Здесь в зеленом полумраке у Пионова был накрыт шикарный стол: консервированное мясо всех видов, соленые помидоры, квашеная капуста и большая редкость, которую я видел только на Марсе, — черный хлеб — ровно три ломтика. Я с опаской сел на ветхую скамейку. Бык налил себе стакан водки и, глядя куда-то в непролазные чащи поверх наших голов, произнес:
— Я сегодня выпустил всех подозреваемых… — Он обвел нас налитыми кровью глазами. — Один из них заявил: 'Наш город ждут большие испытания. Мы все умрем! Хотел его застрелить, но рука не поднялась.
Ого! Что-то раньше я не наблюдал в нем признаков сентиментальности.
Лука вовремя подсуетился с бутылкой и стаканами. Мы чокнулись. Водка была хороша — холодная, с привкусов спирта и черного хлеба. Как раз то, что требуется для души в тропическом климате.
Я хотел спросить Пионова о Курдюмове. Правда ли, что он все знает? А если правда, то откуда?
— А я только что убил человека, — в унисон Пионову поддакнул Лука.
Но его никто не услышал.
— Они думают, что нас возьмут! — сказал Пионов, почему-то оглядываясь себе за плечо. — А вот! — он сунут мне под нос дулю, величиной с приличную еловую шишку.
— А я только что убил человека, — снова сказал Лука, и на этот раз на глазах у него навернулись слезы.
— Бывает, — мимоходом заметил Пионов. — Главное, что нас не возьмут!
— Конечно, не возьмут, — обиделся Лука, откусывая огурец. — Зачем нас брать, мы сами сдадимся!
Пионов опустил взгляд в свой стакан. Его скулы окаменели. Но Лука или ничего не заметил, или специально нарывался.
— Мы сами все просрали! И страну, и планету. Доверились кучке негодяев, вот они за нас и крутят. А я убил человека! Правда, у меня руки давно чесались.
— Ага… — хитро соглашался Пионов. — Ага… — он заводился, как английский бульдог.
Я выковыривал из банки нежнейшую буженину. Шел обычный земной треп, к которому я давно привык. Мне ли не знать, чего хотят люди. Один Леха чего стоил. А желания у него были самые необузданные. И вдруг я понял, чего мне его не хватает — не с кем перекинуться парой ничего незначащих фраз, ведь с Лукой надо было всегда держать ухо востро, а Бык вообще ни к чему, кроме сыска, не был пригоден. Мне стало грустно.
— Вот, что… — прервал Пионов Луку, — Хватит болтать. Смирно! Руки по швам! (Я действительно едва не подскочил) Пойдете в ополчение! Ты будешь моим адъютантом, — он указал на Луку грязным пальцем, — а ты — начальником штаба. Нет, наоборот…
— Я служить не пойду! — заявил Лука, с хрустом закусывая малосольным огурцом.
— Что значит, не пойду?! — после паузы удивился Пионов. — Все пойдут, и ты пойдешь!
— Я свое родине отдал!
— Когда это? — удивился Пионов, почесывая грудь, на которой был размазан томатный сок.
— Когда надо, тогда и отдал! — отрезал Лука.
— Погоди! Ты ж только на год старше меня?! — удивился, замерев, Пионов. — А выделываешься?
— А я что этого хотел?! — воскликнул Лука.
Логика Луки озадачила Пионова. Я впервые видел, как он задумался.
— Зря! — покачал головой Пионов. — Зря я тебя не прижал к ногтю. А ведь мог. Мог ведь! Мог! Как паскуду последнюю! — и ударил по столу так, что подпрыгнуло все, что на нем было.
— А теперь не можешь, — хладнокровно ответил Лука, глядя ему в глаза.
Я решил, что сейчас Пионов его убьет, но он пожевал губами и взял в руки бутылку с водкой.
— Федотов, ты страшный человек! — произнес он задумчиво. — Не патриот… не знаю кто… наверное, хлыст. Не обижайся, но я тебе больше не налью… — Потом забыл, о чем говорил, и произнес: — Пропала Рассея! Про-па-ла… — и вздохнул глубоко и очень печально.
Мне показалось, что он сейчас заплачет. Но нет. Он налил и выпил, налил и выпил и занюхал рукавичкой. И тогда я увидел, что он действительно пьян. Он был настолько пьян, что не мог сидеть, и только огромный живот, которым он упирался в стол, не давал ему упасть. Спрашивать о Курдюмове было бесполезно. К тому же рядом сидел Лука. Да и сведения наверняка уже устарели. Что нам мог рассказать Пионов? Что черные ангелы с помощью хлыстов попытались осуществить переворот. Что в деле, оказывается, замешаны марсиане и Акиндин. Что все в страшной панике разбегаются, как тараканы. И где его чертова 'кальпа' с расчудесными бойцами?!
Жуткие шорохи раздались в зарослях. Мелькнули какие-то странные люди. Один из них держал в руках что-то похожее на гранатомет. Инстинктивно я упал под стол. Раздался свист и ужасный грохот. Взрывная волна снесла купол беседки. Лицо обдало жаром. Я лежал без сознания примерно минуту, слушая в левом ухе 'Колыбельную трескового мыса', хотя Бродского никогда не читал, а в правом — бесконечный гул, словно в нем летел бомбардировщик. А когда очнулся, то почувствовал во рту вкус крови и пополз в том направлении, где по моим расчетам должна быть улица. Над землей стлался едкий дым. Где-то рвались ручные гранаты: 'Бух-х! Бух-х! На голову сыпалась листва.
Я полз так долго, что стал испытывать страх — невыносимое чувство одиночество. Казалось, что все кончено, пропало, и когда наткнулся на человека, то страшно обрадовался. На его голове я нащупал жесткие перышки. Это был Леха Круглов. Я узнал его рыжую морду, и мы обнялись.
— Леха, — сказал я, — у меня есть план!..
Глава 7
База черных ангелов
Не знаю почему, но я решил, что квартира на третьем этаже под номером 43, - это именно та квартира, которую покинула блондинка. Я немного покопался с замком. Электроника была примитивной, как пряжка на моих сандалиях. Кроме этого меня вдохновляли уроки Лехи по части хитроумных запоров. В общем, через пять секунд мы проникли внутрь. За дверью начинался длинный-длинный темный коридор, в конце которого светился то ли дверной проем, то ли окно.
— Ты думаешь, нам следует туда идти? — спросил Лука, дыша мне в затылок, как вурдалак. — У тебя нет такого ощущения, что этот коридор должен заканчиваться аж за Конногвардейским манежем?
— Похоже на то, — согласился я, полагая, что вопрос чисто риторический. — Ну что идем?
Мне показалось, что он сомневается. В моем представлении Лука был уже не тем человеком, который лишен страха. Леха молча сопел рядом. Он вообще больше молчал после знакомства с консьержкой. Наверное, у него открылись способности к размышлениям.
— Конечно, идем, — ответил Лука, протискиваясь мимо меня.
Вдруг Леха заявил:
— Я дальше не пойду!..
— Почему?! — безмерно удивился я, внимательно посмотрев на него.
Похоже было, что из него вышел весь профессиональный запал. Мне даже стало жаль его, ведь целых три года я знал Леху совершенно другим. А теперь он сдал, и даже грандиозность происходящего не вдохновляла его.
— Я фотоаппарат потерял…
Только сейчас я обратил внимание, что он действительно без своей любимой 'мамии'.
— Это другое дело, конечно, — согласился я, смягчая его муки.
— Пойду домой… — добавил Леха, отводя глаза в сторону.
— А… — пожал я ему руку, — ну иди…
Было ясно, куда он направит свои стопы — к консьержке. Я даже не завидовал, во-первых, потому что полюбить женщину из-за того, что тебе нравится только ее тело, — это вершина глупости, а во-вторых, Леха почему-то изменил своим принципам — консьержку звали не Таней, а это попахивало ретроградством. Но Леха был таким, каким был, и я не собирался его переделывать. Лука же вообще не заметил отсутствия Лехи.
Я закрыл входную дверь и уставился в плоский затылок Луки. Больше ничего нельзя было разглядеть. Меня так и подмывало спросить, кто стоит за черными ангелами, то бишь жуками, но я знал, что он все равно не скажет правду, как не скажет правду о маленькой катастрофе в масштабах солнечной вселенной: столкнулись два мира, и все как воды в рот набрали. Да об этом надо кричать на каждом углу! Надо что-то делать, а не вести закулисные переговоры, бросив свой народ на произвол судьбы. Видно, за нашими спинами шел большой торг: как всегда делили пирог под названием 'власть и деньги'. Я почему-то подумал о транснациональной корпорации 'Топик'. Наверняка она уже раз двадцать нагрела руки. Нам, маленьким людям, оставалось только жить по совести и по чести. И то эту честь и совесть попирали кому не лень. Поэтому последние сомнения покинули меня. Я чувствовал, что отныне руки у меня развязаны и что я поступлю так, как считаю нужным, невзирая на чьи-то высокие планы. Только я пока не знал и не понимал, что именно сделаю. Конечно, временами я сомневался в себе, но что было делать?
