Андрей Самойлов - Последний переход
– И в этом ничего удивительного нет! – Юра заулыбался так, что это стало видно и в темноте.
Павел хотел было как-то отреагировать на это заявление, но Юра не дал себя перебить.
– Я серьёзно, – поспешил он. – Абсолютно. Это может быть блуждающий дольмен. Знакомая штука! Простое дело.
Юра всё быстро, чётко разъяснил. Транспорталы, по его словам, могут возникать и исчезать в различных местах – там, где по каким-то причинам происходит соприкосновение пространств-времён. И соприкосновение это может иметь разные формы, в том числе и форму дольменов…
Бог знает куда бы завели дебаты по этому поводу, если бы не Аркадий. Он сказал твёрдо:
– Так, всё ясно. Туда!
– Аркан!.. – но Кауфман Павла не стал слушать.
– Туда! Проверим. И живее!
– Да, да, давайте… – засуетился Юра.
Забелин изобразил на лице скепсис, но перечить не стат.
– Ну, уж коли приспичило… Тогда вот так, задворками.
Устремились задворками. Павел, похоже, в самом деле успел изучить окрестности. Он так ловко маневрировал, прикрываясь развалинами, что Егор и понять не успел, каким путём они очутились у знакомых тополей – совсем не тем, что добрёл до них он сам.
Но вот – от перемены мест слагаемых сумма не меняется. Вот они, тополя, а вот дольмен – стоит, собака, никуда не делся.
– Ну вот же они! – завопил торжествующим фальцетом Княженцев – сам от себя не ожидал такой фистулы. – Что я говорил?!
Видимо, возглас сей относился к Забелину, как к некоему Фоме неверующему. Но тот ничуть не упирался, напротив, сказал бодро:
– Да, вот и отлично.
– Отлично, отлично… – приговаривал Егор.
Исследователи засуетились вокруг дольмена.
– Ага! – первым вскричал Юра. – Вот оно!
«Оно» – это отверстие.
Все четверо сгрудились и некоторое время смотрели на смутно различимую – чёрное на чёрном – дыру. Потом переглянулись – если, конечно, можно переглянуться в темноте. Лезть туда казалось малость жутковатым.
– Строго и жутковато… – Егор засмеялся. Что-то промычал в ответ Павел.
Все понимали, что пора туда, но не решались. Кому-то надо было это сделать первым. И опять первым стал Юра.
– Ладно, – произнёс он. – Лучше шанса не будет. Давайте!
Он пригнулся, потрогал руками края отверстия. На миг, не больше, замешкался – сунулся вперёд головой и пропал во тьме.
– Давайте, давайте! – поторопил оставшихся Аркадий.
– Оружие? – спросил Егор.
– С собой, – без колебаний сказал Павел. – Идём, философия!..
– Нет уж, сначала ты, – отказался Княженцев.
Забелин не стал выкобениваться, наклонился, поправил автомат и шагнул в дыру. Егор запоздало подумал, что лучше бы было отправить ясновидящего Аркадия, но теперь-то что уж…
– Давай, Жора, – сказал Кауфман.
Давай! Последний глоток воздуха этого мира. Тем же движением, что Павел, поправив автомат, Егор нырнул в дольмен.
И странное дело! – сразу не так, как тогда, в первый раз. Не было ощущения падения. Наоборот: какая-то бережная сила мягко подхватила и вознесла вверх.
Княженцев открыл глаза…
Нет, пожалуй, так сказать нельзя. Он, собственно, их и не закрывал, глаз, просто он ступил во мрак, дружелюбно подхвативший его, – а мрак этот вдруг пропал, а вместо него появился свет.
ГЛАВА 19
Ах, что это был за свет!.. Такого Егор никогда не видывал, ни разу, за все тридцать два года, пять месяцев и восемнадцать дней своей земной жизни – какие бы ни вспомнить ясные, с бескрайним голубым небом дни. Такие были, да, но здесь не то – здесь это небо как бы само пришло к нему – оно и вправду отозвалось чем-то милым и родным, далёким, из детства, из открытого в летний рассвет окна – но здесь оно было несоизмеримо ближе и живым.
И это было знакомым – и не надо было вспоминать, когда и где ты встречал это. Сон – тот, что в последнее утро на Земле, этот сон был сейчас здесь.
Прошлого нет. Ничто не проходит – и этот мир весь твой, в твоём распахнутом окне, в июне навсегда – и это счастье.
Да ведь и будущего тоже нет здесь – просто здесь другое, этот свет объемлет все земные времена… да и не только… хотя…
Это открытие поразило Егора. Правда, ему тут же почудилось, что он так и знал всегда, только не давал себе труда как следует вникнуть в эту мысль. А и не надо было вникать! Оно, знание, само пришло, когда сочло нужным прийти – и вот, жить отныне ему, Княженцеву Георгию Сергеевичу с этим знанием.
Тут он увидел Юру. И засмеялся. По-доброму, без насмешки, даже с уважением.
И было отчего! Стоило зауважать такого Юру, Юру в истинном облике.
Как описать его?.. Наверное, словами не выйдет. Человеческий облик? Да, человеческий. Но не того человека из нашего падшего мира, мира вещей, как сказал бы старина Платон. А человека настоящего, прекрасного, осиянного изнутри чудесным тёплым светом, тем же, что был полон этот мир – того ещё невинного Адама Кадмона, у которого нет границы между «Я» и миром – всё едино, я есть мир, и мир есть я.
Видимо, и Егор стал таким… Да что там! Стал, конечно – он же чувствовал себя, своё значение, своё равенство мирозданию. А потом он увидел Аркадия, столь же небесно-просветлённого, ростом во всё яснейшее пространство – и понял, что не ошибся.
Аркадий засмеялся:
– Что скажете, господин философ?..
Княженцев засмеялся тоже:
– Всё сказано. Теперь мы только видим.
– Да. – Кауфман обернулся. – Но между прочим, мы не видим нашего генералиссимуса… Юра, где он, вы не усматриваете?
– Здесь он, – раздался трубный глас откуда-то сверху.
А вернее, не то чтоб сверху – как-то отовсюду, этот голос был голос всей бесконечной лазури, и Егор не сразу понял, что это был голос Павла.
* * *Когда же понял, то изумился до немоты. И не он один – такое же изумление отразилось на лицах Аркадия и Юры; на последнем, впрочем, оно тут же сменилось чем-то, чему трудно сразу найти имя… восхищение, почтение, восторг – всё это вместе. Юра здесь был дома, уж он-то знал, что тут к чему.
– Павел… – проговорил он так, как обращаются, наверное, к особам королевской крови. – Павел!! Да знаете ли вы…
– Да знаю, знаю, – прозвучал ответ Вселенной.
И ответ был смущённый, поспешный и какой-то недовольный.
Егор всё так же немо переводил взор с Юры на Аркадия, с Аркадия в прозрачно-голубую безграничность, с неё вновь на Юру. И, кажется, постепенно стал осознавать, что с Павлом произошло нечто куда более значительное, нежели с ними, его друзьями, и даже с Юрой, которого он, Егор, полагал существом высшего порядка… А это «высшее существо» смотрело на Пашку с обожанием и произнесло высокоторжественным тоном:
– Павел! Вы первый, способный на такое, кого я встречаю!..
Аркадий рассмеялся:
– Ещё один Павел первый…
А Княженце молча кивнул. Теперь-то до него дошло, на что «такое» оказался способен Забелин.
Больше того! Теперь совершенно ясно стало, что все те странные, нелепые чудеса завихрились там, на реке, потом в Метеле и в лесу – по одной-единственной причине, и причиной этой был не Аркадий, не Егор, и никто иной, и не Юра. Нет! У причины одно имя: Павел Забелин.
Философская премудрость Княженцева, ясновидческие способности Кауфмана – все это, конечно, тоже работало на идею, но ничуть не интересовало нечисть, захватившую зираткульский плацдарм. И все жертвы были случайными, просто мимолётно летящие щепки при рубке леса. Нехорошо так говорить про людей, какими б они ни были – но что ж, если это так! Ибо всё это, пустяк и вздор в сравнении с даром Забелина, о коем сам Павел, похоже, отродясь не знал, не думал и даже не догадывался.
И вот сейчас, в пресветлом мире, этот дар вымахнул в полный рост – в такой, что обомлел даже Юра.
Те забелинские качества, что сонно и уныло дремали в обычных условиях, проявляясь разве что в некоторых резкости и вспыльчивости – здесь, в пространстве-времени с куда большим числом измерений, здесь они взыграли, феноменально развернулись по всем тем измерениям – и вот, пожалуйте: Павел Забелин не только Павел Забелин, но воплощение могущества и вечности… ну, почти вечности.
Как он выглядел? Ох, трудно сказать. Пожалуй, и невозможно. Видеть его… Не подходит слово «видеть»! Можно было осознавать, проникнуться умом и чувствами, что эти безбрежные просторы, свод сияющих небес – это и есть Павел Забелин; но увидеть или понять это человечьим разумом, пусть учёным, пусть провидческим, пусть изменённым – это всё-таки было выше сил.
Егор даже замешкался – как теперь обращаться к другу? Да и… В сущности, кто он теперь?! Кто он стал? Серафим?.. Херувим? Архангел?..
Но Павел тут же сам и разрешил эти противоречия.
– Слушайте, друзья-товарищи, – заявил он своим всеобъемлющим голосом. – Это, наверное, всё хорошо, прелестно и так далее… Однако что-то мы загостились в других мирах. Пора и честь знать. Домой!!
– Павел, послушайте!.. – вскричал было Юра – но где ж ему отныне спорить с сущностью, олицетворяющей могущество!