Андрей Самойлов - Последний переход
От угла боязливо показалась тень. «Ага», – ухмыльнулся Егор. Руки поудобнее перехватили автомат.
Тень замерла. Недвижимо держалась секунд пять и поползла вперёд. Смелее поползла, сволочь!
Вновь замерла. Егор чувствовал удары своего сердца, оно распирало грудь изнутри.
Тень ломанулась вперёд, мелькнули ноги, и враз замелькали тени, ноги, Егор пружинисто ринулся вверх и нещадно резанул свинцом по бегущим к нему людям…
Время исчезло. Где оно? Нет его.
* * *Когда Егора Княженцева вернуло, он увидел, что указательный палец его левой руки жмёт на спуск, ощутил, что всю кисть свело судорогой… и долго, с тупым изумлением смотрел на свою руку, как на чужую. Он стоял, видимый в нише по пояс, совершенно открытый, не думал и таиться, и его легко можно было уложить метким выстрелом – он не видел, не слышал ничего вокруг, он смотрел на руки, на смолкший автомат, смотрел и ничего не слышал, не понимал.
Потом звуки мира вернулись к нему. Враз, словно лопнула невидимая плёнка. Он вскинул голову.
Крик, гвалт, стрельба! Правее шёл бой. Шумно ахнула граната. «А-а-а!» – взвился, завертелся над развалинами вопль. Шарахнула очередь, тут же другая. Полыхнул отсвет пламени – и крики сшиблись в вой и рёв. Егор увидел, как по пустырю вдруг побежали фигуры с уставленными ружьями, стреляя на бегу.
– Наши! – возликовал Прошка.
Одна фигурка упала, за ней вторая, но прочие – около двадцати – яростно пробежали пустырь, их винтовки непрерывно палили. Эта группа скрылась из виду, и там, куда она делась, грохнул взрыв, другой, пальба залопотала неистово, как припадочная.
И тут ударило мощное, многогрудое: «Ура-а-а!..» По пустырю ринулась густая, раза в два больше предыдущей, толпа.
Егор понял, что Забелин с генералом атакуют волнами: навязав противнику ближний бой, они сумели вбросить в самый нужный момент и в самом остром месте превосходящие силы.
– Ха-га! – Прошка загоготал во весь огромный рот, показал крепкие белые зубы. – Погнали наши городских! Теперя всё, кранты этим дуракам!
Прошка мыслил стратегически. Егор и сам так думал, он-то знал, что Пашка ещё тот лис, обведёт кого угодно.
Здесь он как будто заново увидел свой сектор обороны. И уже не два, а четыре убитых валяются там.
«Это я, – понял Княженцев. – Это я их…»
Нет, лучше смотреть в небо. И он стал смотреть.
Почему-то нынче он всё смотрел в него – хорошее оно было такое, ясное и грустное немного. Видно было, что вечер совсем рядом.
– Егорий Сергеич! – пугливо, уважительно забормотал Прошка.
– Что? – Егор оглянулся и увидел, что Забелин идёт к ним.
Шёл он крупным, твёрдым шагом, похлопывал себя по брючине неизвестно откуда взявшимся прутиком, а лицо властное, суровое: ни дать ни взять полководец после победы.
– Нет, ты посмотри только на него, – негромко сказал Егор Прошке. – Александр Македонский!
– Гы-ы, – почтительно ржанул Прошка на всякий случай. Кто такой Македонский, он, естественно, слыхом не слыхивал.
– Жорка! – крикнул ещё издалека Павел и стал наискось карабкаться по развалинам. – Как тут у вас?!
Вопрос был глупый, но Егор эту глупость Пашке, конечно, простил.
– Задание выполнено! – вскинул он правую руку к виску. – Ваше превосходительство, осмелюсь доложить…
– Кончай!.. – Забелин скривился.
– Ну как же. – Княженцев приставил автомат к стене. – Вас тут уж и в генералы пожаловали.
– Как пожаловали, так и разжалуют.
Павел вскарабкался наконец, отдышался, плюнул, матерно вспомнил чьих-то предков.
– Ну, как тут у вас, – повторил он уже без вопроса, потому что через секунду всё увидел сам.
И аж присвистнул от неожиданности – такой эффективной обороны он и предположить не мог.
– Ого! Это… ты их?!
– Я, мой генерал, – сказал Егор без улыбки.
Забелин помолчал. Потом произнёс:
– Н-да… – И опять замолчал.
– А там что? – кивнул Княженцев на правый фланг.
– Победа. – Павел увёл взгляд в сторону. – Победа… Раздолбали в пух и в прах. Кто успел смыться, сейчас драпают без задних ног.
– Наши все целы?
Павел отвернулся.
– Серёга… погиб.
Егор сперва не понял, а когда дошло до него, так и ахнул:
– Беркутов?!
– Да. – Забелин откашлялся. – Вот так… А Юра где?
– Да где! Там же, наверное, куда ты его отправил, в доме.
– Ну, пойдём, к нему сходим.
– А эти… противник, так сказать?
Павел отмахнулся прутиком:
– Ну, им дай бог ноги унести!
Егор кивнул. Посмотрел на Прошку:
– Что, рядовой Прохор? Успел рожок набить?
– Аж два! Надо, Егорий Сергеич?
– Нет, у меня ещё один свой есть. Вернее, вот его, генеральский… Ну вали, брат, к своим. Дай пять, попрощаемся. Ты молоток!
Какое-то время Егор смотрел вслед Прошке, спешившему вниз и отчаянно борющемуся с тяжестью ящика. Смотрел, не замечая улыбки на своём лице, странной такой, невесёлой.
– Пойдём. – Павел вздохнул. – Пушку не забудь свою.
Пошли. Захрустели подошвами по обломкам камней, взмахивали руками, удерживая равновесие. Спуск оказался круче, чем казался подъём.
– Слушай, – сказал Княженцев. – Как Сергей погиб?
– А, – с досадой Павел дёрнул углом рта. – Я и глазом не успел моргнуть. Когда первая контратака… первых мы бросили, чтобы тех сковать боем… ну, словом, я и ахнуть не успел, а он с ними кинулся вперёд. И там рукопашная… он двоих положил, я сам видел – одного пулей в упор, другого прикладом. И тут его – на! – из револьвера один сбоку.
– Ты подходил к нему? – спросил Егор. Они уже спустились с косогора.
– Да. После.
Егор хотел спросить ещё, но запнулся. Осадил себя.
Павел открыл дверь подъезда.
– Юра! – крикнул он в гулкий полутёмный вестибюль.
– Я здесь, – сразу отозвался мягкий голос. Юра вышагнул откуда-то слева.
Егор почему-то ужасно ему обрадовался, что чистосердечно и выразил:
– Ах, Юра, как я рад вас видеть!..
– Взаимно, – ответил тот полупоклоном и улыбкой. – Все живы-здоровы?
Егор промолчал… и Юра всё понял.
– Беркутов… – произнёс Юра даже без вопросительной интонации, и Павел молча кивнул.
И помолчали все трое. Затем Юра грустно произнес:
– Знаете, друзья мои, хотите, верьте, хотите, нет…
– Верим, – перехватил Павел быстро. Ему, как видно, не хотелось разводить долгих базаров на эту тему. – Мы ведь сами не слепые.
Не слепые. И задним умом все крепки. Павел только сказал это, как Егор сразу вспомнил всё: странную усталость Беркутова, потерю аппетита, равнодушие… и это, стало быть, к тому, чтобы взорваться вспышкой в бою и погаснуть навсегда.
И вспомнил те слова Сергея, о смерти Мидовского: вот, мол, всё по-солдатски… Сбылось.
Егор посмотрел на Павла. Тот уловил и ответил Княженцеву тусклым каким-то взглядом.
– А… Аркадий? – спросил Юра.
– В порядке, – скупо ответил Забелин. – Слушайте, братья-путешественники, пойдёмте-ка, а? Не знаю, как вас, а меня здесь с души воротит. Тошно! Я хочу отсюда свалить сию же секунду.
– Сию же не выйдет, – вымученно пошутил Егор.
– Знаю. Но отправиться мы можем сию же. Пошли!
Пошли. По пути Забелин говорил:
– …Надо ведь ещё Аристарховича похоронить по-людски. Этот… раздолбай, генерал, гам собирался чуть ли не факельное шествие устраивать! Я ему сказал, конечно… но похоронить-то надо, тут спору нет.
Он помолчал, кашлянул и сказал:
– И этот бедолага погиб… огнемётчик, Кирпич.
– Жалко, – коротко бросил на ходу Егор.
– Жалко, – отозвался Павел. – Какой-то срани, вот хоть бы хны, а хорошие парни…
Не договорил, сплюнул. Секунд десять шагали молча, песок, пыль и щебень хрумкали, скрипели под ногами. Егор спросил зачем-то:
– Как он погиб?
– Молодцом. – Голос Павла прозвучал глухо. – Во второй цепи пошёл. Включил огнемёт свой… только успел, тут его пуля и срубила. И вспыхнуло. Сгорел. Факелом! Смесь вспыхнет – не потушишь, ну и… вот так.
– Жалко, – повторил Княженцев. – Чёрт возьми, всех жалко! Нет, слушай, ведь это немыслимо… как начнёшь вдумываться, так и сам себе не поверишь! Ну разве мог я подумать, когда из дому выходил?!. – Он захохотал жутко, хрипло. – Нет, разве можно было представить – война, смерть! Что сам я буду убивать!..
– Ну, это ты брось! – Павел нетерпеливо махнул прутиком. – Всех не пережалеешь, а бой есть бой. Да и что там ни говори, а всё же они, эти… ну, все здесь… Фантомы! Мёртвые души.
– Пабло, ты сам себе противоречишь, – резко сказал Егор.
Павел не стал спорить.
– Может быть. Даже очень может… Но всё, хватит! Потом.
Последние слова он проговорил, понизив тон. Они почти пришли. А вернее, пришли, что там говорить, пришли. Вот они, генераловы бойцы: очумевшие, дикие, взбудораженные схваткой. Шум, гомон стояли в стремительно густеющих сумерках.
* * *Как по взмаху волшебной палочки, возник Бурдюк, счастливый и раболепный одновременно.