Вячеслав Шалыгин - Черно-белое знамя Земли
– Похоже, что так. – Алекс прислушался.
Судя по звукам, катер задраил люки и готовился к расстыковке.
– Получается, все-таки Люси, командир?
– Мне тоже обидно, Вальтер, но получается, что она.
– А что – она? – заинтересовался Джейсон. – Я что-то пропустил?
– Сдала, – нехотя ответил Воротов. – Сдала нас своим, а те – «драконам». Или напрямую. Тоже реальный вариант.
– Да ну?! – Джейсон примерно минуту пыхтел, соображая, а потом кивнул. – Вообще-то может быть. Активный гейм-порт был только у нее, и в розыск нас всех объявили, а ее нет. И сейчас она куда-то пропала. Вы ее не нашли?
– Как тебе сказать? – Вальтер сел и ощупал шишку на лбу. – Скорее, Люси нас нашла, несмотря на темноту. Если бы не Вакидзаси, она бы и без спецназа справилась. Из «ночных» моя милая Люси, определенно из «ночных», как ни печально это констатировать.
– А самурай где? – Чу повертел головой. – С ним что стряслось?
– Неизвестно, – ответил Воротов. – Будем надеяться, ничего плохого.
– Надеяться! – Джейсон хмыкнул. – Ну да, теперь только надеяться и остается. Вопрос – на что? Есть варианты?
– На скорое освобождение, – предложил Вальтер.
– О-о! – Джейсон рассмеялся. – А у вас, командир?
– На приличные условия содержания.
– Тоже розовые мечты. – Чу махнул рукой. – Скажу вам по секрету, как заключенный со стажем. Нельзя надеяться ни на что! Только тогда вам удастся выжить. Никаких надежд и иллюзий. Жить одним днем и цепляться за каждую минуту. Такой вот бесплатный совет. Выберемся живыми – рассчитаетесь.
14. колония Марта, 1 – 5 декабря 2196 г.
Гении рождаются не так уж редко, и со злодейством их дар вполне совместим, что бы ни утверждали литературные классики. Анжела знала как минимум троих гениев, и лишь один был безобиден и даже полезен обществу. Двое других представляли реальную угрозу цивилизации, правда, каждый на своем уровне бытия. Один, бывший муж Анжелы, угрожал довести до инсульта мировую культуру своими эпатажными кинороманами, другой – Ганс Штейнбок – обещал вогнать в гроб науку и технику, пытаясь установить в обеих областях свои правила игры. Кроме амбиций и гениальности этих мужчин объединяли еще две вещи: с обоими было невыносимо жить, и обоих было очень трудно бросить. Но если в первом случае Анжелу останавливала только подсознательная боязнь одиночества, которую она в конце концов преодолела, сбежать от Ганса ей мешал страх другого рода. Она боялась мести Штейнбока. Вежливый и, казалось бы, безобидный профессор мог быть очень жестким, если дело касалось сферы его личных интересов. Анжела, безусловно, была значительной частью этой сферы, и просто так, без боя Штейнбок ни за что не дал бы ей «вольную». Даже получив стопроцентные доказательства неверности Анжелы или услышав от нее однозначное заявление, Ганс не отпустил бы ее на все четыре стороны. Не такой он человек. Да и дело, которым он занимался все годы знакомства с Анжелой, не допускало таких серьезных изменений состава команды. Каждый шаг каждого администратора, инженера, врача, лаборанта, даже санитара был тщательно просчитан и учтен в генеральном плане эксперимента «Хартманн», еще когда он существовал только «на бумаге» и в голове у Штейнбока. Пожалуй, интересы дела были самым сильным аргументом в пользу сохранения команды в прежнем виде. Вот и получалось, что выйти из игры и сбежать от Ганса было и двуединой, и вдвойне невыполнимой задачей.
Анжела поставила бокал с коктейлем на журнальный столик и потеребила цепочку с кулоном, с тем самым, в котором хранился файл снятого Чженом ролика «Ночной Циньдао». Анжела так и не отдала кристалл с записью Штейнбоку. Почему? Она и сама этого не понимала. Поначалу. Позже поняла – потому что еще до того, как на «Тайко-7» встретила Чжена, уже подсознательно готовилась к бегству от Штейнбока. Ведь чем дальше продвигался проект «Хартманн» и чем серьезнее возрастали амбиции профессора, тем тревожнее становилось на душе у Анжелы. Ганса явно заносило, и если поначалу его методы и опыты «на грани» воспринимались как капризы гения, то по мере разработки проекта становилось понятно, что капризы перерастают все допустимые нормы и превращаются в навязчивые идеи или даже в слагаемые одержимости. Кроме того чем дальше, тем больше у Ганса становилось тайн даже от Анжелы. Правая рука на первом этапе проекта, к середине эксперимента она как-то незаметно ушла на третий план, затем стала мелькать лишь в эпизодах, возглавила вспомогательную группу и практически «выпала из темы».
Нельзя сказать, что это ее сильно обижало. Проект Штейнбока изначально интересовал ее постольку, поскольку был детищем Ганса и смыслом его существования. Чтобы вписаться в жизнь Штейнбока, следовало стать частью проекта, что Анжела и сделала. С течением времени роман начал угасать, а вместе с ним затухало и участие Анжелы в делах Ганса. То есть к моменту появления в лаборатории Чжена у госпожи Роузвел имелось достаточно причин для полного отказа от участия в жизни и делах Штейнбока, и Линфань был тут ни при чем. Да, его история послужила чем-то вроде катализатора, заставившего Анжелу принять окончательное решение, но и без Чжена Анжела не задержалась бы в лабораториях Штейнбока дольше, чем до Рождества, максимум – до Нового года. Правда, тогда ею руководили бы исключительно личные мотивы. Чжен Линфань помог ей осознать, что причин для разрыва с Гансом у нее гораздо больше: кроме угасшего чувства, еще и опасение за свою жизнь и свободу. Появление у Штейнбока криминальных наклонностей (свидетельство тому – похищение людей его подручными) было тревожным звонком, но хотя бы имело объяснение. А вот дела Ганса с какими-то странными типами «ниоткуда», прилетающими на космических кораблях без опознавательных знаков, его сверхинтерес к людям-Инь, его упорное желание всеми правдами и неправдами как можно скорее добиться результата в проекте «Хартманн» – все это не просто настораживало, а реально пугало. Штейнбок что-то знал, что-то очень важное, и скрывал это от Анжелы. Чем не причина опасаться за свою жизнь?
Вообще-то получалось, что опасно и бежать, и оставаться, но второе было, пожалуй, опаснее. Хотя кто знает? Старая немецкая поговорка «сколько ни думай, пока не попробуешь, не узнаешь» была в этой ситуации как нельзя кстати. Но поскольку Анжела сбегала не в первый раз, она точно знала, что степень опасности можно существенно снизить, если тщательно подготовиться.
В первую очередь следовало продумать путь отхода, затем подготовить транспорт и финансовое обеспечение и, наконец, позаботиться о «страховке». Насчет пути все было ясно сразу – лететь лучше всего прямиком на Землю, к брату. Он служит в федеральной полиции, причем на довольно высокой должности, и в его доме Анжелу не достанет даже Штейнбок со всеми его подозрительными связями в правительстве и Совете Федерации. Транспорт, то есть яхта, стараниями капитана Бадди всегда готова к любым перелетам. С финансами тоже порядок. Оставалась страховка, и лучше полновесная, такая, чтобы, узнав о ней, Ганс отстал раз и навсегда. Запись Чжена, укрытая от профессора, была только частью страховки Анжелы. Ведь при всей серьезности этот материал не имел прямого отношения к Штейнбоку. А вот три десятиминутные записи из лаборатории, в которых подробно рассказывалось об участниках эксперимента по модификации Чжена (для достоверности включая и Анжелу), это было уже кое-что. Даже больше, чем «кое-что». Особенно важным было неформальное резюме по итогам первых трех этапов.
Анжела включила запись. В первом сюжете кроме Чжена и его томной сиделки фигурировали такие значимые фигуры, как Людвиг, Клаус и сам Штейнбок.
«Если станет туго, этот ролик будет отличной разменной монетой. Проект «Хартманн» практически во всей красе! Не хватает лишь одной существенной детали – у Чжена по-прежнему его лицо, и секретом остаются новые «паспортные» данные. Штейнбок таким образом тоже страхуется, и от шпионов, и от дурных мыслей в голове у Чжена. Если Линфаня сейчас увидят враги, это не поможет им опознать его позже, «в миру». И если Чжен вдруг надумает сбежать, он не сделает этого, пока не получит новую внешность. А когда получит... ему будет все равно, «страдать иль наслаждаться». Он станет «Хартманном».
Анжела вздохнула. Чжен был ей симпатичен. Нет, не настолько, чтобы влюбиться, но сочувствовала ему Анжела от души. Парень попал в переплет ни за что, ни про что. Всего-то хотел закрыть на ночь окно! А что из этого вышло? Страшно подумать, как иногда начинаются истории, в результате целиком и полностью меняющие нашу жизнь. Из-за какой-нибудь мелочи, пустяка, с горы жизни скатывается целая лавина событий, меняя ландшафт любой долины до неузнаваемости. Человек уходит утром пасти своих баранов, возвращается вечером и видит, что вернулся совсем не туда, откуда уходил. Видит это и понимает – хорошо, что уходил! Могло ведь накрыть вместе со всем, что было в долине! Чжен попал именно в такую историю. Играть на его беде было аморально, но для Штейнбока, опустившегося до похищений, это было уже не проступком, а так... мелкой пакостью. К сожалению.
