Владимир Михайлов - Медные трубы Ардига
Так Маха и поступила: вышла на связь без промедления (там отозвались сразу: видимо, ее доклада ждали) и голосом, исполненным грусти, доложила о печальной судьбе корабля. На что сразу же последовал уточняющий вопрос:
«А откуда вы знаете, что погиб наш корабль?»
Ответ она искала недолго:
– Если бы уничтоженным оказался противник, у наших не было бы нужды и дальше соблюдать незримость – они сняли бы режим, и я бы их увидела. Но в видимости находится только уборщик. Думаю, вы уже получили информацию и с него.
«Уборщик, как обычно, в автоматическом режиме, людей там нет».
Ну да. Это она и сама знает, ведь на нем она и пришла в этот район.
– Извините. Начинаю захват преследуемого. Прерываю связь. Доложу после выполнения!
И решительно отключилась. Как раз вовремя, потому что в тот же миг уборщик прекратил медленное движение по горизонтали и начал медленно закрывать челюсти. Сейчас он прожует скошенное, сбросит в накопитель и снова начнет косить – и так до конца очередного цикла. Конечный продукт нужен, его ждут где-то там, далеко… Прожует все, заодно и водолаза. Жертва может кричать и сопротивляться сколько угодно – автомат на это никак не отреагирует, человек попадет в шнек, затем – в терку, и от него вместе с его снаряжением останется кровавая кашица…
Но этого допускать никак не следовало! Преследуемого лучше было заполучить живым, поскольку и личность, и еще более его цели интересовали не только командование Системы, но и лично ее, Маху. Пора действовать.
Она поплыла на высшей скорости, умело лавируя между стволами, идя на сближение с уборщиком, который и со своей стороны сокращал расстояние, разделявшее их. Уже через две минуты Маха оказалась во входном тамбуре – он же выходной. Нажала внутренний рычаг. Люк послушно закрылся. И густо зашипел воздух, понемногу одолевая внешнее давление, вытесняя воду из тесного предбанника. Не менее пяти минут, потом можно будет войти, сразу же взять управление на себя, остановить цикл и вместе с пленником направиться к базе. Но перед тем еще раз поговорить с ним, уже покруче, чем в прежней, виртуальной обстановке. Без всякого риска! «Вот как надо работать, – с удовольствием подумала она, наблюдая, как последняя вода уходит с палубы. – Еще несколько секунд, и на внутреннем люке загорится разрешающее табло. Она войдет. Все оказалось так просто – проще не бывает».
3
Даже и запомнив, казалось бы, до последнего штриха схему, указывавшую путь в капсульный отсек, Лючана сбилась с пути и раз, и другой. Схема была рассчитана на людей, давно и хорошо знакомых с объектом, а не на туристов, которых тут никогда не бывало, и уж подавно не на чужих разведчиков; поэтому прямые линии на чертеже где-то прерывались, переходили в пунктир, и казалось, что с этого пунктира совершенно некуда будет свернуть. На деле же какие-то входы и выходы на всем протяжении каждого хода были расположены достаточно часто, номера на них имелись, но подчинялись они какой-то непонятной системе, и определить по ним свое местоположение было невозможно. Первую ошибку она совершила, когда повернула налево, предположив, что именно это направление указывала схема. Однако, как оказалось, то был не сквозной проход, а тупик, уже через десяток метров упершийся в глухую переборку с дверью, запертой кодовым замком. Лючана убедилась в этом, безуспешно попытавшись отворить ее, просто нажав на ручку. Нет, путь к капсулам пролегал явно не здесь.
Самым разумным было бы решительно повернуться, выйти в тот коридор, из которого она сюда и свернула, и идти дальше. Безусловно, так ей и следовало поступить. Лючана же вместо этого задержалась у двери, глядя на нее так упорно, словно хотела заставить препятствие повиноваться ее напряженному взгляду, на самом же деле думала о другом.
Нет, она не затем летела сюда, чтобы ввязываться в такие игры. Но ее не спросили. Каким-то образом ввязали. Обозначили как действующего агента, противника тех, кто тут обитает, кем бы они ни были и чем бы ни занимались, и стали соответственно обходиться с нею. Такое отношение могло бы напугать или хотя бы просто обеспокоить человека, не привыкшего к крутым поворотам. Но не Лючану, которая всегда стремилась действовать по принципу «Вы хотите войны? Вы ее получите!» при всяких коллизиях, начиная со ссоры с мужем и кончая выступлением против явно преобладающей силы – порой против целого государства.
Создавшееся положение заставило ее наконец ощутить себя тем, кем ее тут посчитали: действующим агентом, вышедшим в поле, то есть на задание. И в эту минуту перед запертой дверью как раз и происходила последняя фаза перевоплощения и соответствующая смена одного образа мыслей другим, для последнего времени – новым.
Этот новый (на самом же деле давний и хорошо знакомый) заставлял весь ее организм, и прежде всего психику, перейти в иное состояние, а именно – из преследуемого, каким она ощущала себя еще совсем недавно, прячась на лестнице, из человека, стремящегося как можно скорее избежать опасности, уйти от нее подальше, Лючана вошла в состояние бойца, перехватывающего инициативу, переходящего от пассивной защиты к нападению в лучших традициях Службы, пусть она и не состояла в ее кадрах, формально не состояла. Противники по-прежнему ждали от нее действий, продиктованных инстинктом самосохранения, и соответственно построили свою тактику: удлинить поводок, вести, не спуская глаз, и взять, исчерпав все возможности наблюдения, причем не одну, а все то и всех тех, на кого она выведет.
Ну, пусть ждут. Но раз ее посчитали человеком разведки, она и будет действовать соответственно, то есть – вопреки их ожиданиям. Они ждут ее близ капсул? Ладно, она там покажется, сделает им приятное. И посмотрит, как будут они реагировать на финты, на обманные движения. Сама же станет делать то, что ей по новому ее статусу положено: набирать информацию и искать связь со своим центром, которым сейчас был корабль, и обязательно с Ра. А больше и не с кем было: чтобы докричаться напрямую до Теллуса, понадобилось бы оборудование, которого у нее не имелось. Но в будущем вовсе не исключалась и такая возможность.
Лючана была твердо уверена в одном: Ра не оставит ее, не улетит с планеты в одиночку – разве что в случае, если она погибнет и он сможет своими глазами убедиться в этом. Даже тело ее он тут не бросит, как не бросила бы его она, случись такое с ним. «Что хорошо в этой работе, – подумала Лючана с усмешкой, – никогда не знаешь, как повернутся дела через неделю, час или минуту, как ни старайся построить достоверную схему предстоящего». Так или иначе – она ощущала за собой надежный тыл, и это было главным.
Потратив минуту с лишним на подобные размышления, Лючана принялась действовать согласно своему новому состоянию. Которое подсказывало: входить в открытые двери легко, но малопродуктивно, скорее всего, ничего значительного там не найдешь. Вот запертая дверь наверняка скрывает за собой что-то интересное. Тем более такая.
Последняя мысль возникла неслучайно: двух минут ожидания у этой двери хватило, чтобы внимательно оглядеть не только ее, но и все, что находилось по соседству. То были приборы, которым вроде бы не полагалось находиться в таком месте. Во всяком случае, у тех дверей, мимо которых ей пришлось пройти, перед тем как свернуть сюда, ничего подобного не наблюдалось. Уже само по себе это было очень интересно. Что за приборы? Например, вот этот: манометр. Показывает, надо думать, давление воздуха в помещении за дверью? Необязательно: давление могло быть и в какой-то системе, действующей там, – в котле, например, или в каком-нибудь реакторе… Что же он показывает? Две с половиной атмосферы. Само по себе это еще ничего не говорит. Но уже любопытно.
Что еще тут есть? Термометры; их целых два… нет, даже три. Все с двойной шкалой: Цельсий – Фаренгейт. О чем они хотят поведать? Тридцать два по Цельсию – скорее всего, температура воздуха за дверью или того, что его там заменяет. Нет, конечно, воздуха: не видно никакого предупреждающего знака на двери, значит, входить можно без специальной защиты – без дыхательного аппарата или противогаза. Зато есть белое изображение комбинезона с капюшоном: значит, работать там полагается в соответствующем костюме. Ну, работать там Лючана не собиралась, только взглянуть – хоть одним глазком для начала…
Ладно, что нам дает второй термометр? Опа-на. Сто восемьдесят по Цельсию. Это уже не ртутный датчик и не спиртовой. Тут уже работает кваркотроника. Тогда что же на третьем? Неожиданность: минус два. То есть нечто нагревается под относительно небольшим давлением, потом оно, – а может быть, как раз и что-то совсем другое – охлаждается ниже точки замерзания. Примечательно, что нет предупреждения о радиоактивности. Идет какой-то, надо полагать, чисто химический процесс. Или, скажем… Нет. Пока ничего говорить не станем. Но это просто необходимо увидеть своими глазами. Иначе можно просто лопнуть от любопытства.
