Александр Бауров - Белая звезда
«Марк не спустит с коня глаз, можно не беспокоиться», — думал Гримли. В городе прозвучали могучие горны. Над зданием, наполняя небо грозным клекотом, пролетели несколько грифонов. Он понял, что король прибыл и всего через час будет на арене. Эдрик Третий Грифонхат, правитель половины мира, будет смотреть на него! На Гримли, которому предстоит биться с сильным Пармоном. Может, стоит и правда помолиться Велесу? Нет, лучше просто тихо полежать.
Гримли вошел в свою комнату, снял доспехи, латы и кожаную подстежку, присел на жесткую лавку и пододвинул под голову гору тряпок. Главное не заснуть, подумал он. Его дыхание выровнялось, мышцы расслабились, и веки все же закрылись…
Его теребила за плечо Илирвен, глаза открываться не хотели. Гримли снился чудесный сон, будто он сидит на скамье на берегу моря и видит, как заходит солнце. Вокруг сад весь в цвету, летают бабочки и шмели, приятный запах и крики чаек там, вдалеке над водой. Кто-то обнимает его за плечи, и шелест слов: «Я люблю тебя!»
— Вставай! — уже более резкий и низкий крик, его тормошат — перед ним был Толин и его лицо, скуластое и бородатое, казалось огромным. Гном отпрянул, к нему прильнула эльфийка, она была огорчена и напугана.
— Осталось десять минут до семи! — гном схватил его тяжелые вещи. — Бежим, сонный рыцарь, может, ещё успеем. Торребор просил меня дать тебе увесистый пинок, если ты опоздаешь!
— И правильно сказал, — зашнуровывая сапоги и одеваясь на ходу, ответил Гримли. Он был очень зол.
Вот так, полуодетый, застегиваясь на бегу, Гримли Фолкин в сопровождении друзей вбежал в подвал главной арены, там уже был запыхавшийся Марк Нестецки. Подле него недобро похрапывал и косил взглядом великолепный жеребец Жрец, украшенный парадной попоной и легкими щитками.
— Ну, где вас носит? Пармон уже на арене, ещё пара минут и тебе засчитают поражение, бегом, живей-живей!
Перед глазами у Гримли все мельтешило, он запрыгнул в седло, опершись на плечо гнома, и наддал коня. Марк протянул ему тупое копье и пристегнул короткий меч, сам с двуручником и кистенём пошел следом. Острое оружие в поединке всадников было запрещено. Никому не нужны были жертвы в первые минуты боя.
— До встречи! — крикнули вслед Илирвен и Толин.
У самого выезда Гримли заметил Торребора. Раздраженное и насупленное лицо учителя сразу стало добрее и мягче.
— Не думай ни о чем, побей его. Я буду рядом с королевской ложей. Если будет плохо, посмотри на меня, я дам совет!
Снаружи слышался гул толпы, рев труб и стук барабанов, над всем этим висел резкий, неожиданно мощный клекот, переходящий в гортанный вой. Гримли на ходу хлебнул обезболивающей жидкости и метнул флягу в кучу соломы. По всему телу прокатилась живительная дрожь. Он закрыл глаза, всадил шпоры в бока Жреца и ринулся вперед, вверх, к выезду на ристалище.
Вся арена была усыпана лепестками цветов. Гримли сразу заметил двух огромных грифонов около королевской ложи. На них сидели наездницы в парадных золоченых доспехах, с тонкими пиками. Напротив его ворот, на большом рыжем жеребце разъезжал Пармон, здоровый и мощный рыцарь, весом много превосходивший Гримли, а шириной плеч — даже Мантиса. На его щите был герб королевской армии, на щите Гримли — герб Клекстонской академии.
Сколько же зрителей! Гримли был поражен — вся арена, шесть тысяч человек. Люди даже стояли в проходах, давили на стражников, ругались, те тоже хотели увидеть поединок и, пытаясь осадить толпу, поворачивались лицом к арене. Гримли был расстроен, он не видел ни Илирвен, ни Толина. Торребор ещё не занял своего места в королевской ложе. Тысячи незнакомых глаз, судья уже начал зачитывать имена и достоинства готовых к сражению воинов. Гримли проехал вперед, глянул в ложу. В окружении монахов в белых одеждах сидел король, на вид самый обычный человек лет сорока. Вот он, момент истины, слава так близко! Гримли обернулся и увидел Марка, стоящего возле входа рядом с гвардейцами, он всегда был готов прийти на выручку. «Ладно, Пармон, я тебя сейчас сделаю. Сделаю безо всякого колдовства, толстяк!»
Магистр Ламарк посмотрел на монарха. Эдрик махнул платком.
— Деритесь честно! — воскликнул судья, и противники стали разъезжаться к обозначенным на песке цветами местам старта. Забили барабаны. Напряжение достигло апогея. «Это же не Мантис — просто старый, заезженный, толстый мужик. Бывший крестьянин, не дворянин. Как бурдюк полетит из седла. Что его бояться? Один удар, и будет без щита. Ещё один, и на земле, — думал Гримли. — Вперед!»
Пармон первым поднял коня на дыбы, махнул рукой своему сюзерену, генералу Оррину, располагавшемуся в королевской ложе, и рванулся вперед. Навстречу ему верхом на Жреце полетел Гримли Фолкин, молодой рыцарь, надежда академии.
В главной ложе тем временем произошло оживление. Место рядом с королем занял канцлер Рууд.
— Государь, прошу прощения за отсутствие во время осмотра академии. Недомогание с утра, — извинился Эдгар.
— Сегодня поединок, который может стоить финала, если они не шутят… — король указал на учителей академии, к которым только что присоединился Торребор.
Рууд обошел Эдрика сзади и сел в кресло, по пути поцеловав руку своей нареченной — принцессы Эльзы. Устроившись поудобнее, он отер лицо и отмахнулся от насмешки лорда Бэдивера.
— Как спалось, канцлер, юродивые не снились?
Справа от Бэдивера сидел Оллин Эй-Той, глава разведки. Слева от короля лорд-мэр Клекстона Иегор Фарух, дальше генерал Оррин, глава Южной армии, принц Кристиан, следивший за стражей больше, чем за начинавшимся боем, ещё несколько герцогов и графов. Пажи обносили высоких зрителей едой и напитками. Весь цвет двора был здесь, отсутствовали лишь вновь рассорившаяся с мужем королева Анна и брат Эдрика — оставшийся на страже трона в Энрофе лорд Катберт.
Рыцари на поле разъехались, встряхнули копья, махали своим знакомым. Поклонившись королевской трибуне, судья обернулся к всадникам и заявил: «Деритесь честно!» И, всадив шпоры в бока рыжего жеребца, массивный рыцарь с гербом армии ринулся вперед.
— Давай, давай, мой верный Пармон! Задави, порви их выскочку! Давай! — кричал Оррин, чуть посмеиваясь над своим старым другом Ламарком, сидевшим совсем рядом и искренне переживавшим за своего протеже с гербом академии. Рыцари сближались. Рууд съел ложку черной икры с серебристой тарелки, которой слуга обносил господ, отломил душистого хлеба и велел принести больше воды. Канцлер утёр губы бархатной салфеткой, брезгливо скомкал её унизанными перстнями пальцами и спросил сидевшего рядом придворного:
— Скажи-ка, а кто вообще сегодня дерется?
— Какой-то телохранитель Оррина и совсем неизвестный парень из академии!
Тут рыцари сшиблись, и весь стадион взорвался единым криком — молодой рыцарь вылетел из седла, получив страшный удар копьем в голову.
— Кто? — переспросил канцлер. Он не расслышал и половины ответа из-за поднявшегося гвалта. Трубы трубили, барабаны грохотали, отражая важный момент поединка и подзадоривая публику. Грифоны ревели, а наездницы то и дело кололи пиками их золотые бока. Арена неистовствовала в предвкушении крови.
Гримли на скаку целился копьем в щит противника — такова традиция, кто разобьет первым ударом щит противника, тот получает большое преимущество, если они спешатся. Ведь новых щитов никто не принесет. Весь мир вокруг растворился, остался лишь сияющий в лучах вечернего солнца тупой и широкий наконечник копья. Щит противника с двумя белыми диагоналями и черной грифоньей головой.
Щит приближался, рос, и вдруг, за мгновение до столкновения Пармон приподнял свое копье. Гримли этого не заметил, не заслонился, думая только о нападении и славе. Сперва он услышал треск разрываемого щита в руке противника, потом страшный гул в голове и, потеряв опору, полетел вверх. Ноги сами вылетели из стремени, тело откинулось назад, в глазах все померкло… Он увидел край неба и рваные облачка, потом темневшую трибуну сзади. Мир перевернулся вверх дном. Рот стал горячим, соленым и влажным. На миг он отключился, а когда вернулся в сознание, то понял, что лежит в пыли арены, будто посреди цветочного поля. Жрец скачет куда-то в сторону, зрители на трибунах воют от восторга. Грифоны на цепи встают на задние лапы. Его рот полон крови, сломан как минимум один зуб. Вдобавок он чувствовал, что ничего не слышит. Попытался встать, заскользил, но все же смог. Поднялся, покачиваясь из стороны в сторону. Пармон отъехал к краю арены, сорвал аплодисменты и, не слезая с коня, вновь ринулся на противника. Рыцарь был уже без щита, его обломки валялись в центре арены, рядом с надломившимся копьем Гримли.
— И это, по-твоему, серьезный воин? — усмехнулся Эй-Той. Хрустя унизанными золотом пальцами, обернулся он к Бэдиверу. — Ты видел? Его выкинули, как мальчишку! Мой Лазарен сделал бы это ещё быстрее и краше!
