Алексей Корепанов - Копье и кровь
Часть пути провели в воздухе, а потом жрица перевела уникар в наземный режим и он влился в ряды транспорта, мчащегося по широкому шоссе к столице. В Грэнд Роме тоже все прошло гладко – уникар доехал до сквера на проспекте Ромула и все трое вышли из него. А машина, выполняя команду Низы, отправилась назад, на космодром Твинса.
Беллизонка не стала тратить много времени на разговоры.
– Ждите меня вот в этом месте, – кивнула она на сквер и вручила свой свернутый плащ Крису. – Когда я буду возвращаться с раналлаксом, я вас поставлю в известность. – Низа прикоснулась к поясу-карману, где лежал мобик. Номера Габлера и Мхитаряна она взяла еще когда они ехали по столице.
Голос беллизонки звучал буднично, словно она говорила о том, что сейчас отлучится на пару минут и принесет пиво. И Габлер не сомневался: именно так и произойдет! Волшебница Анизателла прогуляется по Октагону, запудрит всем мозги и вернется с Копьем. А там уж они придумают, где его закопать. Или утопить – на время. Хотелось бы посмотреть, как она все это будет проделывать, но не получится. Он не знал, как заставить себя чувствовать Низу. А возможно, эта навеянная на него жрицей способность уже исчезла.
– Ты его что, так в руке и понесешь? – спросил Крис.
– Да, – ответила Низа и вдруг улыбнулась. – Он же не имеет надписи, что это раналлакс. А если бы и имел – кто поймет?
Улыбка исчезла с ее лица, и оно словно превратилось в маску. В мраморную твердую маску, из-под которой решительно смотрели глаза. Беллизонка развернулась и зашагала к подземному переходу. Она удалялась, стройная, в пурпурном платье и серебристых туфлях, и было в ее походке что-то от волны. Но не от той волны, что мягко накатывается на пляж, а от той, что сметает все на своем пути. Габлер и Мхитарян смотрели ей вслед, пока она вместе с другими прохожими не исчезла в тоннеле.
И вот уже стемнело, а унидески Габлера и Мхитаряна молчали.
А вот сам Мхитарян, оказывается, не молчал. Оказывается, он продолжал что-то бормотать. Прислушавшись, Габлер понял, что носатый уроженец Лавли развивает все ту же тему о собственном бытии.
– …и поэтому любое мыслящее существо, если, конечно, оно действительно мыслящее, рано или поздно должно задаться вопросом: насколько соответствует реальности его представления о течении жизни? Не вообще, а жизни этого самого существа. Действительно ли он родился там-то и тогда-то? На самом ли деле в таком-то году пошел в школу, а в пятнадцатилетнем возрасте впервые хлебнул водки? И наступит ли для него завтрашний день, которого он так ждет, потому что завтра ему должны вернуть крупный долг?
– Что-то я такими вопросами не задаюсь, – лениво заметил Крис и придавил ладонью лежащий на скамейке рядом с ним свернутый плащ Анизателлы. – Хотя, блип, считаю себя существом не менее мыслящим, чем кое-кто другой.
– Значит, еще не созрел, – заявил Граната. – Я, собственно, вот о чем толкую: возможно, никакого дня вчерашнего и дня завтрашнего для нас нет. А есть только постоянно повторяющийся день сегодняшний. Только поступки в этот день мы совершаем все время разные. А кто-то там, – Мхитарян поднял голову к темному небу с имперским гербом, – анализирует наше поведение и выставляет баллы.
– Ему что, больше делать нехрен? – зевая, осведомился Крис. – Ну, выставляет баллы, и что?
– А то! – бросил Граната с многозначительным видом. – Кто наберет сотню или, там, тысячу, того – на новый уровень.
– Понятно, – сказал Габлер. – А кто не наберет, того, значит, в порошок и в бездонную про… – Он осекся, представив себе, как летят в черный провал парни из двадцать третьей и двадцать четвертой.
У Мхитаряна, видимо, возникла та же картина, потому что он ухватил себя за нос и сгорбился на скамейке, уставясь в землю.
– Гладик, ты ж меня, блип, сегодня от смерти спас… – наконец произнес он, чуть повернув голову к Габлеру, но не глядя на него.
– Значит, пиво с тебя, – усмехнулся Крис. – А я завтра – на новый уровень. Так что, прощай, Принц Датский.
– Нет, я серьезно! – вскинулся Мхитарян. – Если бы не ты…
– Ладно. – Габлер легонько ткнул файтера кулаком в бок. – Сегодня я спас, а завтра ты спасешь.
– Обмыть бы…
– Вот когда припрячем Копье, тогда и обмоем.
Крис еще не договорил, когда почувствовал какой-то болезненный толчок внутри. Словно кто-то ткнул ножом прямо в сердце. Он не успел ничего понять, потому что Граната удивленно произнес:
– Что это?
Габлер, проследив за его взглядом, повернул голову в ту сторону, где за деревьями и крышами зданий виднелась хорошо освещенная громада Октагона. Оттуда, вертикально прорезая темное небо, уходил к звездам яркий столб света, словно там стартовал невидимый лонг. Это длилось секунды две-три, не более. Световой столб исчез, и вскоре пронеслось над сквером тихое шипение с примесью свиста.
– Блип! – вырвалось у Габлера.
Подобную картину он наблюдал, когда исчезло Копье Судьбы в Пятнистых горах…
– По кому это они шмальнули? – спросил Граната.
Габлер только сейчас обнаружил, что уже не сидит, а стоит, неотрывно глядя в небо над Октагоном. Вопрос Мхитаряна он понял не сразу. Гамлет принял исчезновение Копья за выстрел из какого-то мощного излучателя, установленного на крыше главного здания Империи.
– Это не они шмальнули… – Крис сглотнул. – Это Копье в космос улетучилось… Я такое уже видел…
– Улетучилось… – растерянно повторил Мхитарян. – Значит…
Он не договорил, но Крис его понял.
– Да, Гамлет, – бросил он, не оборачиваясь. – Низы уже нет. Это совершенно точно…
Никаких чувств он сейчас не испытывал. Только кто-то у него в голове повторял, как заведенный:
«Низы – нет… Низы – нет… Низы – нет…»
Из-под крыши Октагона вдруг повалили в небо клубы черного дыма, словно в недрах этого гигантского здания развели огромный костер. Вдруг оказалось, что в сквере полно людей, и все они стоят и смотрят на эту невиданную картину.
– По-моему, нам нужно убираться отсюда, – сказал Граната. Он тоже поднялся со скамейки. – На всякий случай.
Крис промолчал, продолжая глядеть на дымящееся небо.
«Низы – нет…»
Голос в голове на мгновение смолк, а потом начал твердить другое:
«Сестра… Сестра… Сестра…»
Из-за крыш накатился гул, замигали там красные огни – это мчались к Октагону десятка два полицейских и пожарных уникаров. Подлетели, закружили над ним, расчерчивая воздух световыми полосами и то и дело скрываясь в дымовых облаках.
– Уходить надо, – повторил Граната. – Мы тут уже не нужны. Может, задача до конца и не выполнена, но Копье-то накрылось… Босс теперь без Копья… Цезар Юлий Бескопейный… Пойдем, посидим где-нибудь. В смысле, в кабаке каком-нибудь… И подальше отсюда.
Габлер молча взглянул на него и направился по дорожке в сторону улицы Альба-Лонга. Мхитарян догнал его, зашагал рядом. Крис вдруг остановился.
– Подожди!
Он вернулся к скамейке, забрал плащ беллизонской жрицы и сунул его под мышку.
– Зачем? – кивком указывая на плащ, спросил Граната, когда Габлер приблизился к нему.
Крис пожал плечами:
– Не знаю. Ничего я сейчас не знаю…
Мхитарян помолчал и остро взглянул на него:
– Гладик, мне так кажется? Или же у тебя с Низой на самом деле какие-то особые… были какие-то особые отно…
– Заткнись, – оборвал его Габлер.
Лицо у Гранаты стало таким, словно прямо у него на глазах из только что налитого стакана исчезла водка. Он открыл рот – и тут же закрыл. Едва заметно помотал головой и отвел взгляд.
Они молча дошагали до конца аллеи, миновав очередную мраморную плиту. По спине у Габлера пробежал холодок от изречения, выбитого на ней: «Человек гибнет, дело остается».
«Ты прав, Лукреций, – мысленно сказал он. – Низа все-таки сделала дело…»
Выйдя из сквера на тротуар, оба, как по команде, повернулись к Октагону. Дыма там стало гораздо меньше, и уникары уже не суетились над гигантским зданием, а стояли на его крыше, по-прежнему мигая огнями.
– Может, возьмем такси? – как-то чересчур деловито предложил Гамлет, словно стараясь показать, что и думать забыл о предыдущем их коротком разговоре. – Чего ноги-то топтать? – Он посмотрел на свои файтерские прыгунцы. – Тем более на трезвую голову.
Габлер шагнул к нему и тихо произнес, глядя на файтера сверху вниз:
– Послушай, Гамлет: я тебя очень прошу, не тарахти, ладно? Давай просто пойдем вон туда, – он показал рукой за спину Гранате. – Спокойно пойдем, не торопясь. Я никуда торопиться не хочу, я к себе прислушаться хочу… Понимаешь?
Мхитарян задумчиво потер нос и молча кивнул.
Так и шагали они по тротуарам, минуя квартал за кварталом, поворачивая то за один угол, то за другой – и в голове у Габлера наконец все стихло. Столица жила обычной вечерней жизнью, но на глаза то и дело попадались полицейские уникары. Бывшие сослуживцы приближались к очередному перекрестку, когда Граната вдруг замер на месте, словно перед ним разверзлась пропасть. Крис прошел чуть дальше и обернулся: