Игорь Огай - Прорыв осады
– Вы правильно понимаете, коллега Брахмир, – жестко вмешался господин Уний. – По мнению посла, мы должны сейчас собрать воинов Ассамблеи, добавить к ним силы национальных гвардий и усмирить восстание белых рабов в ветви Инка. Другими словами, понести потери, далеко не только финансовые. Чего ради, посол, мы должны это сделать, по-вашему?
Инка с усилием проглотил вставший в горле комок. Жестко, очень жестко. И слишком, до неприличия прямолинейно. Только в одном случае дипломат может позволить так себя вести, если заранее знает свой ответ. И ответ этот – категорическое отрицание. Так что же – это все? Империя падет только потому, что ее посол на первых же переговорах не сумел… Не настоял… Оказался не готов…
– В уставе Ассамблеи прописаны условия оказания ее членам вооруженной помощи, – пробормотал инка. – Это основа нашей общей безопасности. Вы не можете игнорировать…
– Разумеется, – отозвался атлант. – А еще в уставе прописан нижний порог индекса вероятности, который должен иметь участник Ассамблеи. Вы же понимаете, посол, что мы не можем принимать к себе и обеспечивать безопасность каждой периферийной веточки Древа с прогнозом на время жизни двести-триста лет. Или я ошибаюсь и в случае победы революции вам останется больше?
– Не ошибаетесь. Но восстание не победит!
– Уже почти. А ваш текущий расчетный индекс уже ниже порога.
– Он восстановится! Клянусь Инти, он восстановится сразу, как только…
– Не сразу, а лет через сто, – жестко обрезал Уний. – И тем не менее возникла коллизия, господа: один и тот же пункт устава одновременно предписывает нам как оказать поддержку империи Инка, так и отказать в этой поддержке. Так что вопрос лишь в том, следовать ли нам духу или букве устава? Лично я за букву. Голосуем?
– Мне очень жаль, посол, – тихо сказал слуга Брахмир. – Но я тоже за букву устава. В истории Общины Гиперборейской был один случай, когда цивилизацию спасало отступление от не писанных тогда еще традиций. Но подобные исключения лишь подтверждают правило.
– Я… – начал было инка, едва справляясь с дрожью в голосе. – Я прошу вас, господа… Император уполномочил меня… Любые условия, любые компенсации… после восстановления платежеспособности…
Смарр резко мотнул капюшоном, сделал несколько пассов вокруг головы. И вдруг заговорил не отрывистым шипением – почти по-человечески. И высокорожденный смолк волей-неволей.
– Посол прав, – выговорил ящер. – Ассамблея в опасности. Еще в опасности Атлансия, Гиперборея и даже Смаррь. Потому что в опасности сама Земля. Инки первые, затем Хаос придет к нам.
– Так… – атлант невольно запнулся. Когда смарр начинает говорить о Хаосе, очень трудно сразу понять, всерьез ли. – Так… Постойте, уважаемый. Хаос – ваш главный магический инструмент. И вы говорите, что… Вы уверены?
– Да.
– Почему?
– Я сам впустил на Землю. Я ошибся. Слишком много, чтобы рассосался. Уйдет из Ствола в ветви.
– Но… Но это значит… – господин Уний привстал было, но спохватился и снова уселся на место. – Это значит, что…
Он переглянулся с Брахмиром, и вместе они едва ли не с ужасом уставились на посла инков, как будто именно он принес эту ужасную весть. Сказанное смарром значило, что через несколько месяцев они все окажутся в роли таких же просителей. Будут умолять, сулить любую плату, может быть, даже ползать на коленях. И Смаррь – единственная раса, которая устоит перед Хаосом…
– Мы не устоим, – произнес Карающий факел. – Его требовалось слишком много… В гнездах разложение уже идет. Необходимо устранить носителя.
– И вы знаете, кто носитель?
– Я знаю кто. Я знаю где. Я знаю когда.
– Знаете когда? Почему не прямо сейчас? – уточнил слуга Брахмир, позволив себе проявить нетерпение.
– Нужно, чтобы он осознал сам. Тогда, уничтожив сознание, уничтожим и Хаос.
– Хорошо… – атлант вытер ладонью мокрый лоб. – Хорошо, пусть так. Но тогда хотя бы скажите когда и где?
– Скажет он.
Посол империи вздрогнул, когда когтистый палец лапы смарра уставился ему в грудь.
– Он назовет место и время. Потому что в этот час должен пасть его император.
– Должен?! – вскричал инка, окончательно теряя самообладание. Если уж приговор объявлен смарром…
– …Ес-сли не помеш-шаем, – спокойно добавил Чщахт, снова переходя на свистяще-шипящие. – Вс-се вмес-сте…
Секунду до высокорожденного доходил смысл последних слов ящера. А потом мир вдруг померк перед его глазами, и тело посла грузно осело в кресле. К счастью. Иначе ничто в мире не удержало бы его от окончательной потери лица, ибо в безудержном порыве счастья и благодарности он уже почти готов был кинуться смарру в ноги.
1
Иркутский борт коснулся взлетной полосы «Домодедова» точно в назначенное расписанием время. Пронизав низкие облака, старенький «Ту» окунулся в дождливую морось и, поднимая за собой водяную пыль, загремел колесами по бетону. Павел с облегчением вздохнул, усилием воли распуская стянутые в тугой узел нервы. Не то чтобы он не доверял искусству экипажа, просто, как ни крути, 134-м место давно уже в музеях, а не на воздушных линиях.
Высокорожденная в соседнем кресле не имела никакого представления о модельном ряде самолетов туполевского КБ, но сомнения испытывала сходные. Подниматься в воздух ей было, конечно, не впервой, и в отличие от гипербореев индеанка не имела против летающей техники никаких предубеждений. Однако техника технике рознь. Одно дело – бороздить стратосферу на папином летателе с гравитационным приводом, и совсем другое – целиком отдаться капризным силам аэродинамики… В общем, когда стремительный пробег лайнера наконец сменился неспешным рулением по дорожкам, Анна постаралась как можно мягче и незаметней высвободить вспотевшую ладонь из грубой руки землянина, в которой совершенно непроизвольно искала поддержки всего несколько минут назад.
Павел, конечно, не заметил: в его планы не входило лишний раз уязвлять гордость горячей укатэ. Однако это легкое движение вдруг породило цунами сомнений и вопросов, так до сих пор не высказанных и не заданных. Просто не до того было. Не нашлось ни времени, ни сил, ни – если уж четно – смелости, чтобы начать такой необходимый разговор…
А когда? Ну вот когда это было делать? Сразу после перестрелки в кратере, пока помогал Анне хоронить отца? Дважды предавшего и дважды поднявшего руку на собственную дочь, но все-таки… Или потом, во время пятнадцатикилометрового броска через лес?.. Да, конечно, парой слов за это время они перекинулись. Узнав о восстании рабов, Павел не слишком удивился. Зато когда Анна призналась, что практически руководила мятежом, он едва не вывихнул ногу на ровном месте. На вопросы о цели своего визита на Землю она упрямо молчала, уведомив лишь, что говорить об этом будет только с Потаповым. А потом, во время спонтанного суточного сплава на срубленных из лучемета и связанных ремнями стволах стало просто не до разговоров. Под вновь опустившейся промозглой сибирской моросью, на голых скользких бревнах, с одной плащ-палаткой на двоих, с оружием, но без единой крошки хлеба… Спасло только одно: река в это время года была уже спокойная. А после…
После была торговля с пьяным лесником на единственном во всем Патомье прибрежном хуторе. За бензин, который он потратит на дорогу до Бодайбо – двести верст в одну сторону. За шмат вяленой оленины, за глоток самогона… «Козел» неимоверно трясло на раскисшей лесовозной дороге, но Анна умудрилась уснуть. Вернее, просто вырубилась. Еще бы – по тайге в лаковых сапожках на каблуках. И ведь умудрилась не сломать!..
Насчет лесника Павла до сих пор ела совесть. Скверный мужичок, и поступил, конечно, не по-таежному. Но ведь довез-таки! Надо сказать Филиппычу, чтоб выслал ему за рухлядь-машину да за истертую «ижевку» с десятком патронов. Ну и за ту шишку на затылке, когда Павел… А что было делать? Надо же было где-то взять денег на два раза по два билета, сначала на местный борт от Бодайбо до Иркутска, а потом и на московский… Старатели дали неплохую цену, но хватило впритык. Особенно с учетом того единственного перекуса за двое следующих суток в буфете иркутского порта…
И после всего этого неженка высокорожденная до сих пор не валится с ног, когда он, здоровый мужик, то и дело впадает в забытье, впервые отогревшись как следует лишь в салоне лайнера…
Самолет наконец остановился. Бортпроводница вещала свою прощальную скороговорку, но в салоне никто ее уже не слушал. Павел с Анной имели перед остальными пассажирами преимущество. Пока те таскали с полок ручную кладь, пересчитывали детей и чемоданы, они налегке проскользнули к выходу и оказались первыми у только что отпертой двери. Стюардесса без слов проводила их красноречивым взглядом. Парочка, конечно, еще та: самое большее, что они успели сделать во время пересадки, – это умыться. А в остальном, как шли по тайге, так и… Белыми на высокорожденной остались только сапоги. Короткий и совершенно непрактичный плащ она порвала на ленты уже на втором часу ходьбы. Удачно порвала – сразу нашлось, чем перевязать распоротую сучком брючину, да и тюрбан на голову накрутить… А куртка и джинсы Павла до сих пор носили следы московской канализации. Слава богу, хоть запах выветрился.
