Михаил Белозеров - Золотой шар
«Красная зарубка», «зарубка судьбы», вспоминал он. И вдруг его осенило: это же знак опасности. Все, кто ее видел, погибли. Она появилась минут за сорок до выброса. В воздухе возникли кровавые зарубки. Я тогда думал, что это галлюцинации. Теперь-то, с появлением Дыры, мы сообразили, что это вневременные проявления, связанные с черной материей, капли которой просачивались в нашу реальность. Может быть, из-за этого и произошла чернобыльская катастрофа? А мы — реактор!
— Но это еще не главное, — сказал Жора.
— А что главное?
— Охранник-то был американским морпехом.
— Да ты что?! — удивился Чачич.
— Видать, они эту стену обложили по всем правилам, а потом что-то произошло, и появились «красные зарубки».
— Наверное, и техника от этого сбесилась? — предположил Чачич.
— Ну да, — согласился Калита. — Очень похоже на катастрофу четвертого реактора. Получается, что техника сбежала и стала воевать сама с собой?
— Что-то вроде того, — согласился Калита.
Но тему они развить не успели. Дубасов махнул рукой: мол, все нормально.
— Командир, — услышал в наушниках Калита, — все нормально. Баба-яга приглашает нас в гости.
— Какая баба-яга? — удивился Калита.
— Да вот она стоит.
Калита увидел, что Дубасов показывает на старуху.
— Собирай-ка манатки и мотай оттуда! — приказал Калита.
Сколько раз его спасала казалось бы излишняя осторожность. Но ведь спасала! Хоть и не всех, но он привел их сюда. Значит, кое-чего понял и кое-чему научил.
— Командир, ты не понял, она нас проведет в Сердце Дыры.
— Куда? — еще больше удивился Калита.
— Ну, мы же хотели найти «шар желаний»?
— Ладно, поменьше болтай. Я не знаю, что такое Сердце Дыры.
— А вот она, — Дубасов показал на черную стену. — Сквозь нее мы не пройдем без помощи бабушки.
— Не пройдете, милок, — услышал в наушниках Калита старушечий голос и обернулся за советом.
Дубасов и Жора, конечно же, все слышали.
— Налет может повториться, — тихо предупредил Чачич, глядя в ту сторону, откуда прилетели вертолеты, а потом и ракеты.
— Все равно нам нужно туда попасть, — добавил Жора. — Какая разница, с кем?
Жоре Калита доверял меньше всего. Интуиция у него была под пятой секса и импульсивности суждений. Молод еще был Жора для принятия взвешенных решений. Но на этот раз Калита его послушал. Устами младенца глаголет истина, подумал Калита и стал выбираться из развалин.
— Вот это по-нашему, вот это хорошо, — прокомментировал Жора.
Ох, рано радуешься, ох, твоими бы устами да мед пить, подумал Калита, но ничего не сказал. А еще он подумал, что они этот вход сами бы нашли. Правда, американцы тоже не нашли, а только понаставили вышки. Так что Жора, похоже, прав.
— Не нашли, — словно угадав его мысли, ответил Дубасов. — Эта штука непроницаема. Даже американские ракеты с ней ничего не могли сделать.
— Нечего меня уговаривать, — буркнул Калита. — Все это попахивает большой авантюрой. Держите уши на макушке, крутите головами и думайте. Учил я вас интуиции или нет?
— Но вы же сами говорили, что интуиция не терпит догм, — напомнил Жора, помогая Калите преодолеть последние кирпичный завал перед дорогой, выметенной взрывами.
Я просто за вас всех боюсь, подумал Калита и ничего не ответил.
— Между прочим, — сказал Дубасов, — следы экспедиции, которые мы искали, вели именно сюда.
— Это ничего не значит, — сказал Калита. — Сердце Дыры, могло возникнуть уже после экспедиции. Может, это и есть та Глобула, о которой так спорили наши ученые? И она не за миллиарды солнечных лет от нас, а здесь, рядом.
Старуха оказалась классической бабой-ягой: в платке, длинной развевающейся юбке и почему-то в солдатских ботинках времен нэпа. Вот блузка на ней была странная — словно из какого-то модного бутика, с блестками и яркой расцветки.
— Здравствуй, красный командир, — сказала она.
У Калиты глаза полезли на лоб. Дубасов за спиной бабы-яги подавал ему знаки, чтобы он ничему не удивлялся. Должно быть, бабуля из той, коммунистической эпохи, или даже из времен гражданской войны, решил Калита и ответил:
— Здравствуйте, здравствуйте. Извините, как вас по имени-отчеству?
— Марья Ивановна, — прокаркала старуха.
— Очень приятно, — сказал Калита. — А где же вы живете, Марья Ивановна?
— Как где? Вестимо! Вот там и живу, — старуха показала на стену. — Я вас сейчас накормлю горячей картошечкой, и первачок у меня есть, и баньку сварганю.
— Баньку — это хорошо! — воскликнул Дубасов и обернулся к Калите, — мол, как я все организовал!
И так он это здорово сделал, и так было заманчиво попариться, что даже недоверчивый Калита расслабился. Перспектива смыть с себя грязь и пот показалась ему очень заманчивой.
Марья Ивановна подошла к черной стене. Они, как цыплята, за ней. Калите это все страшно не нравилось. Не любил он непонятных вещей, когда от тебя ничего не зависит. А кто любит? Покажите мне этого человека, думал он.
— Вы, соколики, не бойтесь, — сказала старуха. — Я вас свои пояском обвяжу, а то как бы чего не вышло.
С этими словами она сняла поясок. Жора едва не брякнул, мол, короткий же! Но она этим коротким пояском их обвязала и повела, бормоча что-то себе под нос. Калита прислушался. «Наш просветленный взор проникнет в самую природу вещей, которые отныне станут для вас подобием множества сказочных миров, воздушных и неосязаемых. Так проявляется наш выбор сущего, истинная цель нашего желания. Да сбудется оно!»
Да это же классическое заклинание для прохода сквозь, сообразил Калита в тот момент, когда стена раздвинулась, пропуская их через свое нутро.
То, что не могли пробить американские ракеты, разрушить танки и продырявить вертолеты, они с легкостью прошли, обвязанные пояском бабы-яги по имени Марья Ивановна. Стена показалась Калите до неприличия тонкой — как оконное стекло. Позже выяснилось, что Жора шел через длинный туннель, а Дубасов вообще, почему-то считал, что они высоко-высоко прыгнули и плавно приземлились.
За стеной простирался все тот же пейзаж разрушенного города, только чувствовалось присутствие людей, потому что тянуло гарью, слышались глухие разрывы, на горизонте до самого неба поднимались дымы. Вдалеке пролетели три МИ-24, строча из пушки и выпуская неуправляемые ракеты. Чачичу захотелось сделаться маленьким и незаметным, потому что он один знал на собственном опыте, что такое вертолетная атака.
— Бабушка, у вас что здесь, война? — спросил Калита.
— Так война у нас, почитай, сто лет. Мы на нее уже внимания не обращаем.
— А кто с кем воюет и из-за чего? — спросил Дубасов.
— Вестимо кто. Энти, как их? Пришельцы с коммунистами. Вы тоже коммунисты?
— Нет, Марья Ивановна. Мы были коммунистами — сказал Калита, невольно припомнив, как его принимали в партию. Было эти черт знает когда. Когда я был зеленым и глупым, как Жора, подумал он. И когда я только-только пришел на ЧАЭС.
— А воюют за «шар желаний».
— А какой сейчас год? — спросил Калита.
Его осенила страшная догадка. Неужели мы попали в прошлое? Ну да, подумал он, оглянувшись: стены как не бывало. Изнутри ее видно не было. Изнутри стена казалась прозрачной. Он потрогал ее. Действительно: на ощупь она оказалась, как холодное стекло.
— Так у нас же нет времени, — прошамкала старуха. — Отменили его давным-давно вместе с продналогом. Вот мы и пришли!
Ну да, подумал Калита с удивлением, чего еще можно было ожидать? Они стояли перед классической избушкой на курьих ножках. Избушка эта переминалась с ноги на ногу и даже, кажись, добродушно кудахтала.
— Вы не смотрите, что она неказиста. Внутри она даже очень уютная, — пояснила Марья Ивановна, поднимаясь по скрипучей лестнице.
Поясок, между прочим, она с них так и не сняла. Калита потом долго гадал, было ли это главной причиной их безропотного подчинения, или нет.
— А почему избушку не разбомбило? — не очень вежливо поинтересовался Жора, оглянувшись на унылый пейзаж, который на горизонте украсила парочка-другая огненных разрывов, и пронеслись какие-то черные самолеты.
Вокруг, сколько хватало глаз, тянулись дымящиеся развалины. Только избушка торчала у всех на виду.
— Кто ж ее разбомбит? — удивилась старуха. — Она ж волшебная, — и распахнула скрипучую дверь. — Проходите, гости дорогие, проходите. Стол уже накрыт. Скатерть-самобранка расстелена.
Они и шагнули в темную прихожую, а когда дверь за ними захлопнулась, то поняли, что очутились в каком-то овраге. Была ранняя осень, и татарник, росший поверху, краснел фиолетовыми цветами. И было утро, потому что на траве лежала холодная роса. «Трикстера» по имени Мария Ивановна, конечно, рядом не было и в помине, и избушки на курьих ножках тоже.
