Исай Давыдов - Я вернусь через тысячу лет. Книга 3
— Как ты тут, оказывается, уютно живёшь! Завидно! — Розита вздыхает. — Словно в своём квартале — все тропочки знакомы. На всех балкончиках — друзья и родственники… Я тоже так жила, до пятнадцати лет. Отсюда это кажется немыслимым счастьем. А тогда всё рвалась куда-то. Подальше от дома. Казалось, счастье именно там, где нас нет.
— Кстати о ту-пу, — вспоминаю я. — Имена угнанных женщин ты узнала?
— Конечно! Кроме Галю, ещё Рату и Нали.
— Рату и Нали, — повторяю я. — Не забыть бы!
Вертолёт наш бесшумен. Но как-то и почему-то Дая его слышит. Почти каждый раз, когда прохожу над её селением, она машет с балкончика. Словно упрекает: «Что ж ты, братец, никак не заглянешь?»
Вот и сейчас машет. И девочка возле неё машет.
— Смотри, Розита! Вон Дая. Возле неё — Мара.
— До чего хочется у них побывать!
— Кто мешает?
— Не втиснуть всё в одну поездку! Ещё надо успеть к килам. И быстрей домой. Может, и «Вихрей» не дождусь. А тут ведь сядешь — на полдня минимум.
— Не меньше, — соглашаюсь я. — Но ведь и репортаж можно сделать.
— Его везде можно сделать! — Розита машет рукой. — Всем почему-то кажется, что журналисты гоняются за темами. На самом деле, всё наоборот: темы гоняются за журналистами. Мы живём среди сплошных тем, ходим по ним, на них сидим и лежим. Журналисты всего лишь выбирают: вот об этом я напишу, а об этом — не стоит, на это выкрою время сейчас, а на то — попозже. Поверь, всё именно так!
— Верю… Теперь смотри на правый берег. Видишь, вдалеке чернота?
— Вижу.
— Это начинается горелый лес. Тот, что сожгли ту-пу и айкупы. Пройдём его — и на левом берегу племя ори.
— Как зовут это семейство? Напомни!
— Тан и Тани. Дети Тат, Тата и Тати.
— Удивительный подбор имён! По-моему, в них — поэзия.
— Согласен.
Какой у нас нормальный дружеский разговор! Словно ничто нас давным-давно не душит…
А ори ещё боятся вертолёта. Разбегаются, прячутся по кустам и в наспех поставленных шалашах. И только три маленькие фигурки ошалело мчатся к просеке, прыгают через поваленные стволы и пеньки, летят прямо туда, где в прошлый раз я посадил машину.
Надо опередить их! Иначе угодят под салон…
— Надень мыслеприёмник, — прошу я Розиту. И сам надеваю.
Розита вынимает из сумки какое-то массивное колье и вешает на шею. В центре колье подмигивает крохотный живой зелёный огонёк. Значит, маг! Любой, кто заговорит с Розитой, невольно будет следить за живым глазком. И потому скажет всё прямо в микрофон.
Одну съёмочную камеру, такую же, как у меня, Розита вешает на ремешке через плечо, под правую руку. Другую пристёгивает браслетом к левой руке. Эта камера вытянута вдоль предплечья как ружейный обрез.
Впервые вижу я Розиту в журналистском «всеоружии».
Дверцу вертолёта открываю осторожно. Наверняка Тат уже здесь. Не сбить бы!..
Он врывается в салон и обхватывает меня за пояс.
— Сан! — вопит он. — Сан! Сан!
Мыслеприёмника на нём, конечно, нет. А вот нож на шее болтается.
Приходится снять мыслеприёмник с крючка и надеть на его шевелюру.
— Как нога Тана? — спрашиваю я. — Он ходит?
— Он вождь! — кричит Тат. — Его выбрали вождём!
— Это хорошо, — соглашаюсь я. — А как его нога?
Тат вдруг замечает Разиту и неотрывно, заворожённо смотрит на неё. Его можно понять. Такой красивой женщины он никогда не видел. В общем-то, и я — тоже…
Розита улыбается и повторяет мой вопрос:
— Скажи, Тат, болит ли у Тана нога? Твой отец ходит?
— Ходит, — наконец выдавливает из себя Тат. Взгляд его мечется между лицом Розиты и живым зелёным огоньком на её груди. Возможно, он считает эту женщину трёхглазой. — Тан ходит медленно, — уточняет мальчишка. — Но он вождь! Ему не надо бегать!
В вертолёт робко заглядывает Тата. Из-под её руки высовывается любопытная мордашка Тати.
— Какие они хорошенькие! — восхищается Розита.
— Ты дашь нам вкусное мясо? — деловито спрашивает Тат.
— Дам.
— А вкусную воду?
— Тоже дам.
— Давай скорее!
Приходится начинать с угощения. Открываем с Розитой банки, втыкаем в них ложки, отвинчиваем крышечки с бутылок. Дети торопливо едят и пьют. Ложками они пользуются вполне уверенно.
— Видишь, как всё просто, — тихо упрекает меня Розита. — Вполне можно было взять и конфеты. Никакого массового ажиотажа…
Кажется, она незаметно поснимала — пока дети ели и пили.
Потом все, кроме меня, спускаются на землю, и я сверху подаю Тату инструменты, посуду, сумку с тушёнкой и тайпой. Розита в сторонке снимает разгрузку. И попутно разговаривает с Татой, на голову которой она успела пристроить мыслеприёмник.
Когда всё закончено, я вешаю на пояс флягу с водой и ещё два мыслеприёмника, рассовываю по карманам пластырь, йод и тоже спускаюсь на землю, прихлопнув дверку машины. Розиты и Таты нигде нет. Маленькая Тати растерянно стоит на просеке там, где минуты три назад стояла Розита. Тат разглядывает лежащие на траве инструменты.
— Где твоя Тата? — спрашиваю я.
Он растерянно вертит головой и отвечает:
— Не знаю.
— Розита! — кричу я и прыжками несусь к Тати. — Розита! Розита!
Ответа нет. Вот уже и Тати рядом.
— Розита! — отчаянно кричу я. — Розита!
Руки сами собой выхватывают из-за пояса пистолет и карлар.
— Розита! — ору я и стреляю в воздух. Если она крика не слышит, может, услышит выстрел?
— Успокойся, тут я, — вдруг доносится из соседних кустов. — Потерпи секунду.
Я облегчённо вздыхаю, засовываю оружие за пояс и чувствую, как краска заливает лицо. А ещё через полминутки Розита и Тата выбираются из кустов, переглядываются, и видно, что они очень довольны друг другом. Совсем как Лу-у и Неяку в тот день, когда Ренцел со своей помощницей прилетал к нам за насекомыми.
— Чего ты переполошился? — с усмешкой спрашивает Розита.
— Могла бы предупредить, — упрекаю я.
— Не привыкла об этом кого-то предупреждать. — Розита хмыкает. — Сам бы догадался.
— У меня другой настрой, — оправдываюсь я.
Как-то очень заинтересованно она на меня смотрит, будто впервые увидала. И будто решает какую-то загадку, которую я только что загадал. Но задумываться особо некогда. К вертолёту уже ковыляет Тан, опираясь на палку. За ним идёт Тани и несёт на вытянутой руке мыслеприёмник. А за ними осторожно движется целая шеренга мужчин. Все без копий, луков и дубин. Вроде бы, мирная шеренга. Но явно насторожённая.
Я тороплюсь к Тану, и вижу, что мыслеприёмник уже на нём. Новый вождь готов к переговорам!
— Привёз тебе инструменты, — сообщаю Тану. — Привёз мясо и посуду. Хочу полечить твою ногу. Болит сильно?
— Хожу, — отвечает Тан. — А бегает за меня Тат.
Нога обмотана такими же крупными листьями, какие снимал я на озере в холмах. Снова их обдирать…
Однако присесть на корточки я не успеваю. Опережает Розита. Сунув мне в руки съёмочную камеру, сброшенную с плеча, она просит:
— Дай пластырь! Быстро! Я всё-таки медсестра. И снимай, что я делаю.
На поясе у Розиты охотничий нож — такой же, как у всех нас. Она обрезает лианы, сбрасывает листья, разглядывает рану, промывает водой из моей фляги, осторожно протирает края своим белоснежным носовым платком.
— Йод! — просит она. — Тут почти всё чисто.
Подаю йод. Тан морщится, нога невольно дёргается. Рана была слишком велика, чтобы зажить быстро. Даже и под волшебным пластырем. Но края её уже очистились, побледнели. А на тыльной стороне голени пластырь вообще висит лохмотьями — верный признак того, что кожа его отторгает, что он ей не нужен.
Действует Розита быстро, чётко, без остановок. Будто всю жизнь орудием её были йод, пластырь и нож, а не телекамера и перо.
— Принеси воду, — прощу я Тата, который подошёл ко мне.
Он мчится к вертолёту, выхватывает из стопки ведро и несётся к котловану в конце просеки. Вскоре он уже тут, с водой, запыхавшийся, но довольный. Аккуратно, тонкой струйкой, сливаю я воду из ведра на руки Розите. Она их вытирает моим носовым платком. Затем оба платка, скомканные, летят в кусты. Тата провожает этот полёт весьма заинтересованным взглядом. Возможно, когда мы улетим, она вытащит оттуда эти любопытные белые тряпочки и найдёт им применение. Тканей пока в племени нет. Не привозили. Везли более необходимое.
— Раз тебя выбрали вождём, — говорю я Тану, — значит, ты хороший охотник.
— Такой же, как все, — скромно отвечает он и обводит руками вокруг. А вокруг стоят мужчины, которые прежде приближались осторожной шеренгой. Розита оглядывается и потихоньку снимает их камерой, пристёгнутой к руке браслетами. — Мы тут все хорошие охотники, — продолжает Тан. — Наше племя раньше не голодало. Меня выбрали вождём не поэтому.
