Туллио Аволедо - Крестовый поход детей
― В руках этих убийц наши дети, — возразил Самуэль.
― А судьба гораздо большего числа людей в наших руках. Не забывай об этом.
― Один из этих детей — мой сын. А остальных я знаю с самого их рождения. Они — часть моей паствы.
Джон Дэниэлс долго смотрел на своего молодого товарища. Он видел его хрупкость, его боль. Ему хотелось обнять его, но он чувствовал, что тот не поймет. Поэтому он только покачал головой.
― Мы должны постараться сделать все возможное. Даже если этого будет недостаточно. А сейчас давай пошевеливаться. У нас впереди целая война.
Порыв ледяного ветра заставил обоих поежиться.
После Улья, наполненного странной, нечеловеческой музыкой, тишина туннеля была оглушающей. Каждый шаг отдавался устрашающим эхом, как тиканье часов, ведущих смертельный обратный отсчет. Сердце Самуэля переполняло черное, беспредельное отчаяние. В темноте он видел лица всех взятых в плен детей, слышал их смех и вопросы, которые они задавали ему. Вопросы, которые на первый взгляд казались наивными, но на самом деле уводили на головокружительную глубину. Вопросы о зле, о планах Бога на человека. Он все еще слышал своего сына. Вопросы, которые тот задавал с жестокой невинностью ребенка: «Папа, а если Бог хороший, то почему он не помог Давиду? Почему умерла Амина?»
А Джон в это же время задумывался о смысле своей миссии, из-за которой столько невинных уже погибло и столько должно было погибнуть в будущем. Его сердце разрывалось между тем, что он ощущал своей обязанностью, и ужасными последствиями, которые он видел вокруг себя.
«Каждый мой шаг, каждое решение приносят боль или смерть».
Он в очередной раз спросил себя, как далеко может зайти на пути к исполнению своей миссии.
«Сколько еще смертей окажется на моей совести прежде, чем все это закончится?»
В некоторые моменты священник больше всего не хотел жить, чтобы не быть вынужденным постоянно принимать решения, причинявшие боль другим людям. Как никогда, понимал он в эти моменты молитву Христа в Гефсиманском саду:
«Если можно, Господь, пронеси эту чашу мимо». В этой молитве святой Августин увидел доказательство наличия у Христа полной человеческой природы.
«А я? Могу ли я все еще считать себя человеком? Я, на каждом своем шагу сеющий смерть?»
Тьма вокруг не давала ответа.
Она была тиха, как до творения.
В этой тьме он делал один шаг, и потом снова шаг, и опять шаг, неумолимо, как автомат.
Если можно, Господь, пронеси эту чашу мимо...
Потому что судный час был близок, а Джон не чувствовал себя готовым.
Среди книг, которые Вагант хранил в своем убежище на последнем этаже Города, было дешевое издание «Илиады». Она не входила в число его любимых книг. Он считал ее трудной, а местами ему казалось, что ее вообще невозможно читать.
Глядя на войска, собиравшиеся под сводами станции Кадорна, он вспомнил одно из самых странных мест в этой книге — бесконечное перечисление героев-ахейцев и их судов, так называемый список кораблей.
С ними неслось пятьдесят кораблей, и на каждом из оныхПо сту и двадцать воинственных, юных беотян сидело[27].
Объединенное войско Города и Железных врат насчитывало ровно пятьдесят солдат, и сейчас они стояли, выстроившись перед королем Чинос. Их очевидная слаженность и выучка наполняли сердце Ваганта гордостью. Промаршировав по туннелю, солдаты поднялись по деревянным ступеням и выстроились на противоположной платформе по ту сторону путей.
Теперь наступила очередь мужчин и женщин Чинос, живших на отдаленных станциях. По призыву своего короля они прибывали в столицу своей федерации крупными и мелкими группами.
Некоторые из них походили на солдат, некоторые — совсем нет, но все гордо несли свои ружья. Они получили приказ и подчинились ему. Сидя на позолоченном деревянном троне, король удовлетворенно осматривал войска, выстроившиеся перед ним и выкрикивавшие названия станций, с которых они пришли.
― Москова!
― Ланца!
― Сант’Агостино!
Грохот сапог звучал в ушах короля, как настоящая музыка.
― Ну? — спросил он, наклонившись к уху Ваганта, сидевшего рядом на обычном стуле. — Что скажешь о моем войске?
Перекрикивая грохот марша, эхом отражавшийся от сводов станции, Вагант ответил:
― Если они стреляют так же, как маршируют, у нашего врага нет шансов.
Король понял его слова буквально и надулся от гордости.
Но выражение его лица резко изменилось, когда по растянувшейся вдоль путей толпе прошел странный гул.
Из глубины туннелей по обеим сторонам станции раздавалась боевая песня, звучавшая все громче и громче в ритме марша распевавших ее солдат.
Толпа зрителей смешалась. Некоторые испуганно смотрели на короля.
Из глубины галереи со стороны Дуомо появился голубой флаг. За ним, выстроившись в шеренги по четыре человека, маршировали Альберти. «Оружие у них так себе», — подумала Даниэла, сидевшая рядом с Вагантом. Но выражение бородатых лиц было таким свирепым, что при взгляде на них по спине у нее пробежали мурашки.
Лица Альберти были наполовину выкрашены голубой краской, что делало их вид еще более устрашающим, бесчеловечным. Во всю глотку они выкрикивали слова:
Бей, мочи, стреляй, ломай!Это наш родимый край!Кто не местный, тот не друг!Кто не друг, тому...
«Каюк, — издевательским тоном закончил фразу Вагант. — Им стоило бы сменить поэта-песенника. Музыка ничего так, а вот текст никуда не годится».
Король молча кивнул. Его лицо было бледно. Он старался сохранять важный вид, но не мог не заметить, насколько неравно соотношение сил между бородатыми воинами и его людьми. Превосходство вооружения — это еще не все. Чинос с ужасом смотрели на это сборище людей с гнилыми зубами, выкрикивавших во всю глотку ксенофобские гимны посреди темнокожей толпы.
Вагант взглядом отдал Даниэле быстрый ряд приказов, а та так же передала их своим заместителям. Люди из двух городов, как теперь они сами себя называли, заняли стратегическую позицию вдоль рельс. Автоматы были сняты с предохранителей предельно незаметно.
Но обошлось без инцидентов. Альберти прошли перед королем и расположились рядом с войсками двух городов и Чинос. Они заняли всю длину платформы от края до края и производили сильное впечатление. Король выглядел подавленным перед лицом такой военной мощи.
― Позвольте, ваше величество, — сказал Вагант, поднимаясь со стула.
Король кивнул.
Начальник разведчиков встал ровно на середину станции, скрестив руки за спиной.
Он долго стоял неподвижно, выжидая, пока в толпе окончательно воцарится тишина.
Затем заговорил, и его уверенный голос звучал сильно, как в громкоговоритель.
― Мужчины и женщины Чинос, Альберти, двух городов, приветствую вас.
Своды станции сотряс раздавшийся в ответ рев выстроившихся перед ним солдат.
Когда эхо утихло, Вагант продолжил.
― Вы пришли сюда не как жители того или иного города, а как борцы за общее правое дело. Ваши знамена заслуживают уважения, мы принимаем их все, но сегодня над ними развевается более великое знамя — знамя свободы. Слишком долго мы были рабами самого страшного из тиранов — страха. Но сегодня своим присутствием здесь мы кричим страху, что его царство закончилось!
Эти слова были встречены ревом, еще более громким, чем в первый раз.
Вагант поднял правую руку, призывая к тишине.
― Мы кричим так называемым Сынам Гнева, что с сегодняшнего дня, с этого момента их царство кончается и начинается царство свободы! Все мы пережили тяготы ядерной катастрофы. Из-за нее и ее последствий мы потеряли наших родителей, братьев, друзей. Мы навсегда потеряли наш мир...
Из толпы послышались скорбные стоны.
― А теперь появились люди, которые желают снова обрушить на наши дома и на наши жизни пожар атома. Люди, которые все эти годы угнетали нас и вымогали у нас дань, которые дошли до того, что захватили в заложники ваших детей, чтобы заставить вас делать то, что они хотят! Так называемые Сыны Гнева обращаются с нами, как со скотом! Как с мясом! Пришло время сказать — и сегодня мы говорим это, — их дни сочтены! Наше оружие даст нам свободу и справедливость — навсегда!
Подняв вверх автоматы, люди кричали:
«Сво-бо-да! Сво-бо-да!»
Вагант снова поднял руку, на этот раз крепко сжатую в кулак.
― Клянитесь вместе со мной до самой смерти сражаться с этими мерзкими тварями...
