Стас Северский - Историк
— Да так… просто…
— Связки тянет?..
— Тянет…
— Так терпи.
— А я терплю…
Олаф поднялся, опершись на руку…
— Ханс, разотри и пройдет.
Он резко осекся, отдернул руку и оскалился в лицо резанувшей сухожилия боли… Он расстегнул и сбросил куртку, собираясь растирать заклиненные суставы и сведенные судорогой мышцы, но замер, внимательно смотря на ржавые пятна, расползшиеся у него на коже…
— А что это за пятна у тебя такие, Олаф?.. Кажется, тебя зверь все же ошпарил…
— Конечно, ошпарил. Не лишай же это…
Я посмотрел на его руку, обвитую жгутами надорванных вен…
— Может, и лишай… И лишай, и ожог… Ты, наверное, от снежного зверя заразу какую-то подхватил…
Олаф скривился, спешно застегивая куртку…
— Трудно все теперь… От этого и цепляется всякая дрянь… Подорвали меня эти зимние голодовки… И переход этот, и охота… Тяжело мне это далось…
— Тяжело, Олаф…
— Это техника системы повинна… Нам от нее спасу нет… Заставляет она нас силы терять — не на охоты их тратить, а на поиски потаенных пристанищ… «Вороны» все из головы вытесняют, вынуждая только и вычислять их разведтехнику… Надо нам с места сниматься, Ханс, пока еще можно… пока еще можно уйти…
— Мы пойдем в крепость Сюань-Чжи?..
— Куда Фламмер скажет, туда и пойдем…
— Я про эту крепости знаю только то, что это — крепость… построенная древними «драконами»…
Олаф запустил руку в волосы — спутанные и запачканные высохшей кровью зверей…
— Далеко это, Ханс… Добираться туда придется через территории Штрауба, Небесного… через Вэй-Чжен…
— Хотелось бы в Штраубе остаться…
— Не думаю, что мы в Штраубе задержимся… Сложно в его лесах скрыться… И охотиться на его территориях — сложно…
— Не так, как здесь…
— Не знаю, Ханс…Не знаю…
— Я надеюсь, что получится… Пойдем на подземных тварей…
— Руггеры хуже, чем скингеры…
— Я их не видел — только на виртуальном поле…
— И я не видел… Но я знаю, что они — опасней, чем скингеры… Посмотрим на них, конечно… Попробуем с ними сразиться…
— А что за твари живут в Сюань-Чжи?..
— Понятия не имею… Но мы и их проверим на прочность…
— Я знаю, что «драконы» делали разных тварей…
— Раньше… Теперь они только воюют с нами… Не знаю, что у них осталось…
— Крысы точно есть…
— Крысы везде есть…
Я низко опустил голову, стараясь не думать о крысах, которые мне поперек горла стоят…
— Олаф… А у меня тоже пузыри на плече… Чешутся…
— Значит, точно зараза…
— И что с ней делать?..
— А я откуда знаю?.. Ждать, пока пройдет…
— А лечить не надо?..
— Надо, но я такой заразы не видел еще — не знаю пока, чем ее задавить… Вирус, верное дело…
— Значит, и лихорадка будет?
— Думаю, меня уже лихорадит — ломает уж слишком сильно…
— Да… А я думал, что это только от нагрузок… Не загнуться бы теперь…
— Не загнемся. Не в первый раз заразу цепляем.
— А офицер?.. У него же жар впервые, наверное?.. Врачи же все и всех сразу лечат, а мы…
Мы с Олафом замолкли, когда в полумраке проявилось бледное лицо офицера… Олаф замолк из-за того, что не хочет показывать офицеру хоть какую-то уязвимость — он же заносчивый… он же показывает непобедимость и неустрашимость всем видом, поддерживая этот вид всеми силами, как бы не обессилел, как бы не боялся… А я… Я просто испугался этого бледного лица, этого блеклого взгляда… Через его глаза прокрадывается в мою душу опустошенность… В его глазах не простираются холодные снега… В его глазах пространство полностью перекрыто плотной пургой… Это плоскость, прячущая перспективу…
Олаф отсылает меня спать — нам надо хоть как-то поддержать силы, передохнуть и привести себя в порядок… Но я не засну… Я не буду больше спать…
Запись № 20
Я очнулся с пониманием, что — заснул… И проглотил ком холодного ужаса, как живую крысу, которая дерет меня когтями изнутри, стараясь выбраться… Я вскочил, ударившись головой о затверделый снежный блок, и бросился к Олафу… Он поднялся сразу, хватая меня за плечи наставляя на меня скованные сталью глаза…
— Олаф…
Я уронил голову ему на плечо…
— Олаф…
Олаф долго… долго соображает… Он не видит…
— Ты это что, Ханс?!
Олаф оттолкнул меня и осмотрелся… Он увидел «защитника» замершего у стены, разбросанные на нарах шкуры, но он не видит… А мне не хватает дыхания сказать ему, что… Мне страшно сказать, что… Я не знаю, что делать…
— Он не справился… Он ушел… Его возьмет снег, если мы не найдем его… Мы должны, Олаф… Олаф, не оставляй его в снегах… Он справится… Он привыкнет… Мы должны спасти его, Олаф… Он не плохой…
— Прекрати это! Ханс!
Олаф подлетел к отключенному «защитнику», запуская руку в слипшиеся от чужой крови волосы…
— Я же сказал, Олаф… Он не плохой… Он отключил «защитника»… Он понял, что не способен справиться с ним, и отключил его… Он не подверг нас опасности…
Олаф озадачен до того, что не злится…
— Он решил, что «защитнику» нет доверия и… Он решил рассчитать схемы пересечений… Он пошел хранилища данных искать?
— Он просто пошел, Олаф…
— Он пошел на наблюдательный пункт… Но он не способен к определению поисковой техники на таком уровне, как «защитник»…
— Олаф! Ты что, не слышишь?! Он просто ушел! Ушел на вечный зов молчания! Он ушел в снежную пустыню, не разбирая пути!
— Фламмер? Ты что, Ханс? Такие не уходят.
— Как раз такие и уходят, Олаф… Я такой тупой… Я натворил такое… Я притащил его к нам… Его — программиста… офицера S4…
— Этот рабочий и боевого офицера за пояс заткнет. Хватит чушь нести.
— Ты тогда… Ты был прав, Олаф… Он не для этого сделан… Не для смерти и крови… Это я не сообразил… Но теперь… Теперь поздно…
— Я был не прав. И неправоту признал. Он сделал все, что нужно, и так, как нужно.
— Но он — не справился! Пожалей его, Олаф… Помоги мне его найти… Он нам пригодится, пусть он и не такой…
— Никого я жалеть не стану. А найти его нам просто необходимо, потому что он нам, и правда, — полезен. Может, он и не такой, как думаю я, но и не такой, как думаешь ты.
Проглоченная крыса притихла и перестала отчаянно царапать мне горло…
— Я знаю, что живу в воображаемом мире, Олаф… Но я так стараюсь поступать хорошо… Я так хочу, чтобы все у всех было хорошо…
— Знаю. Твой мир солнечный… Это в моем мире бушуют бури… А вообще… Мы все, в общем, в воображаемом мире живем. Ведь мы не можем видеть в этом мире всего и сразу, а все, что мы не видим сейчас, — мы воображаем. И что мы воображаем что-то невидимое нам, еще не значит, что этого нет, — мы можем просто этого не видеть. Все держится на точности додуманных нами дополнений для видимой действительности. А среди нас нет стрелков, не знающих промахов. Порой, мы допускаем неточности, заполняя пустоты в наших головах настоящей невидалью. Мы все втроем заполонили головы неизвестно какой заразой и теперь тащимся в снега все втроем…
— Ты не сердишься, Олаф?..
— На что?.. На то, что мы все — живые?.. Только дохлые не знаю промаха, Ханс… потому, что они — не стреляют в цель… потому, что у них — нет цели…
— А где его искать?.. Метель замела все следы…
— Хантэрхайм — вечно светящий маяк — все дороги сведены к нему… Хантэрхайм зовет нас всех — всех охотников севера, дышащих и вольным ветром, и ветром войны… Перехватим его на этом пути. На пределе скорости полетим. Пронесет — не попадем к охранникам порядка. А напоремся на них… Что ж, они нас и после смерти помянут…
— После их смерти они нас помянут или после нашей?..
— Это зависит от того, кто кого, Ханс… Главное, что и так и эдак — помянут.
Надо же, а ведь действительно так и вышло… Ведь все охранники системы мертвы, а память об этих охотниках у них осталась — вернее, память этих охотников осталась в архиве службы безопасности… и попала в мои цепкие когти… Вот как. Все же люди неглупый народ — что-то они да понимают… хотя бы то, что нельзя понять всего. Это великая истина. Но я, как истинный ученый, стараюсь доказать и опровергнуть все истины, в которых уверен или не уверен. Только так, стараясь их и доказать, и опровергнуть одновременно, можно в них абсолютно убедиться или абсолютно разубедиться… или, как происходит в моем случае, — поковыряться в них, пытаясь хоть что-то понять. Это все серьезнее, чем вот так вот взять и — просто поверить, опираясь на доводы и выводы других — основательные или безосновательные… Правда, другие больше делают не выводы, а выходки… А я — ученый — делаю и то, и это… И вообще — я много чего делаю. Это серьезное занятие — много делать… Много — это не мало… Вот так.