Николай Буянов - Медиум
«А может быть, убийца давно схвачен, – вяло подумал Ти-Сонг, – и сейчас выдает меня… Лангдарма жив, праздник подходит к концу. И меня арестуют – прямо здесь, у трона… Или как только я войду во дворец. А через три дня на этой же площади сделают помост, на котором будет стоять здоровенный детина-палач с кривым мечом… И ужас, тот самый, из сна, повторится в действительности».
Фокусник взмахнул руками – широкие рукава плаща словно раскрылись, и большие невесомые шары разлетелись в стороны над толпой. Кто-то попытался поймать их, но они с треском лопались в руках, вызывая взрывы смеха. А над головой артиста уже взлетали и падали совсем маленькие шарики, платки, крошечные палочки… Фокусник поймал одну из них, сдернул с головы колпак, и на короткое мгновение палочка исчезла из поля зрения… И вдруг превратилась в белого голубя. Взмах рукава – и голубь взмыл вверх, пролетел над толпой и приземлился на могучем плече Кон-Гьяла. Заметив испуг на лице телохранителя, король рассмеялся.
– Не падай в обморок, это всего лишь безобидная птица. Ну, – он хлопнул в ладоши, – лети к хозяину. Прими мои поздравления, артист, твое искусство воистину великолепно!
Фокусник поклонился.
Они все будут удивлены.
Подумав об этом, маг развеселился. Внешне это выразилось в том, что уголки его губ чуть дернулись вверх, придав лицу сходство с оскаленной волчьей мордой. Бархатная подушка удобно лежала под спиной. Маг смотрел представление – уже, наверно, в двадцатый раз… А может, и больше, он не считал. Он был единственным зрителем. А фокусник, потевший на сцене перед ним, – единственным артистом.
Фокусник поднял руку – белогрудый голубь порхнул через всю комнату, охваченный желанием сесть на плечо, как на насеет… И вдруг словно взорвался на полпути, обернувшись клубами разноцветного дыма, внутри которого, скрывшего от глаз и самого фокусника, что-то блеснуло.
– Плохо, – спокойно сказал Юнгтун Шераб и поймал двумя пальцами маленькую стрелу, летевшую ему в лицо. – Медленно.
А сам подумал: а ученичок хорош. Талантлив. И фокус с голубем – настоящая находка.
– Все сначала.
Маленький артист не выразил досады или недовольства. Вообще ничего не выразил. Лишь поклонился и с упорством заводной игрушки начал повторять номер. Он глотал огонь и вынимал изо рта разноцветные треугольные флажки. У его ног образовалась уже целая горка – это наводило на мысль о лоскутах, валяющихся на земле после парада. Маг знал: скоро они исчезнут. И наступит черед больших шаров, а за ними вылетит белый голубь – вон из той обыкновенной с виду палочки.
– Знаешь, – задумчиво сказал он, – пожалуй, надо покрасить стрелу – так, чтобы она перестала блестеть.
– Как вам это удается? – тихо спросила Фасинг, проводя пальцами по гладкой щеке мага. – Он ведь послушен, как… как…
– Как овечка? – Юнгтун Шераб усмехнулся. – Ну нет. Он смел и инициативен. А для моих замыслов другие и не нужны. Я указываю только конечную цель. Путь к ней он прокладывает сам – в этом-то вся и сложность. А сейчас уходи. Он не должен тебя видеть.
«Это я не должна его видеть – вблизи», – сообразила женщина. А издалека, из-за потайной двери, где она пряталась во время представления, она могла разглядеть только фигуру в черном балахоне. Лицо же артиста было скрыто под маской.
Черная борода. Игорь Иванович испуганно зажмурил глаза и снова открыл их. Секунду назад он видел короля со свитой: золотые и пурпурные одежды в отблесках факелов, и громаду дворца на фоне черных зубцов хребта КхордаЛе… И все исчезло. Он решил было, что контакт прервался, ждал уже знакомого ощущения тьмы и невесомости, а за ними – родной до омерзения городской квартиры в «хрущевке». Но вместо этого перед взором вдруг предстал незнакомый бородач с орлиным кавказским носом и глазами навыкате (наркоман, пронеслось в голове. Ну, может, не законченный, но употребляет ЛСД или героин… Пожалуй, скорее ЛСД). Мелькнули какие-то дома с дырами вместо окон – как в фильмах про войну. Бородач был затянут в камуфляж. Армейские джамп-бутсы мягко ступали по разбитому асфальту – человек в окружении трех автоматчиков-телохранителей подошел к бежевому «Мерседесу», обернулся и что-то гортанно сказал спутникам.
Позади «мерса» стоял пятнистый БТР. Автоматчики попрыгали туда, кто-то из них махнул рукой. Сюрреалистическая сцена из военного настоящего. Колесников не просто смотрел на незнакомого чеченца – тот был виден в белом круге, в перекрестье трех тонких линий с маленькими делениями, как у мензурки. Игорь Иванович смотрел сквозь оптический прицел снайперской винтовки…
Фокусник закончил представление и поклонился. Юнгтун Шераб с раздражением поглядел на танцующие клубы красно-желтого дыма, в котором исчез голубь.
– Скольких же птиц ты извел? – недовольно спросил он.
– Ни одной, мой господин. Голубь один и тот же.
– Что, он не погибает?
– Нет. Это только фокус.
Маг с сомнением взглянул на артиста.
– Зачем тебе такой огромный колпак? И халат явно не по росту… Ты будешь вызывать смех.
Он спросил это тоном строгого учителя, экзаменующего ученика:
– Это хорошо, мой господин, – последовал уверенный спокойный ответ. – Никто не будет воспринимать меня всерьез, и никто не прочтет моих намерений. Вы сами научили меня этому.
– Почему ты не стрелял в этот раз?
– Я стрелял.
– Я ничего не заметил. Где же стрелы?
– Чуть справа от вашего виска, мой господин.
Юнгтун Шераб стремительно обернулся. Миниатюрное темно-коричневое древко торчало из стены со всем рядом с его головой.
Близко. В каких-то двух пальцах.
Король Лангдарма не сразу и понял, что произошло. Его что-то кольнуло в шею, будто ужалило большое насекомое… Но насекомых не могло быть в третий зимний месяц (в этом году Ченгкор-Дуйчин пришелся как раз на вторую его половину). Он хотел дотронуться до места укуса, но рука вдруг отказалась повиноваться. И девушка, исполнявшая танец с лентами, стала непонятным образом расплываться в воздухе, погружаясь в темноту, как в толщу воды, – все глубже, глубже…
Лангдарма ещё сумел кое-как повернуть голову и заметать напряженное лицо Ти-Сонга, всматривающегося в толпу. «Он не знает, что меня убили, – сообразил король. – Он ждет…»
– Хватай его! – громовым голосом закричал Лангдарма.
И вскочил сам, извлекая из ножен любимый кинжал… Удивление на лице брата-предателя сменилось ужасом, он отшатнулся, съежился, уменьшаясь в размерах. А сам Лангдарма вдруг стал большим – выше дворца, выше горных хребтов, легче пушистых облаков, ночующих в темных влажных расщелинах… Ибо это уже был не он, но его дух, мощно взлетевший в Золотую обитель, чтобы вечно скакать на огромном коне в свите короля Гесера.
А его тело оставалось на троне – его удерживала отравленная стрела, пробившая шею и застрявшая в высокой спинке. Уже и танцовщицы ушли под аплодисменты, и зажглись огни на огромной карусели, символизирующей Колесо Жизни, и прекрасный белый конь ждал своего господина, чтобы ещё раз торжественной поступью пройти по площади…
– Ваше величество! – в ужасе закричал Кон-Гьял.
Придворные из свиты оглянулись, глаза их расширились…
– Ваше величество! Ваше величество!
– Ты возьмешь трубку или нет?
Звонок выплывал откуда-то из глубины, как батискаф. Колесников с трудом поднялся из-за стола – сознание находилось ещё на «нейтральной полосе» между двух миров, в переходе. Он на ощупь нашел трубку.
– Алло.
– Игорь Иванович, это вы?
– Я. С кем имею честь?
– Я Валера. Друг Алёнки.
– А, Валера… Алены нет дома, она уехала в лагерь.
Трубка помолчала.
– Я как раз насчет этого и звоню… Только вы не пугайтесь.
– Хорошенькое начало. Что случилось-то?
– Гм… По телефону неудобно. Надо бы встретиться. Только Алле Федоровне пока ничего не говорите.
– Что, настолько серьезно?
– Боюсь, что да. Она исчезла.
– Алла? – удивился Колесников.
– Алена.
И трубку повесили.
Глава 20
А ВОТ ОНИ, УСЛОВИЯ…
Бег.
Бег – это особое состояние. Отключено всё – все мысли, нужные и ненужные, праздные и злободневные (например, сколько ещё бежать?). Если бы такой вопрос вдруг возник, он пробудил бы память и она услужливо подсказала бы о дикой усталости и о нехватке кислорода, о боли в икроножных мышцах и горящих огнем стопах, о сухом хриплом дыхании – твоем и тех повизгивающих собак, что идут по твоему следу вот уже… Нет, о времени тоже вспоминать не следует. Она лишь раз остановилась и присела – перед тем, как пересечь вброд широкий горный ручей. Ноги в отечественных кроссовках следовало обернуть полиэтиленом.
«Запомните, – учил инструктор, – фирменная обувь впитывает пот, а значит, ваш запах, как губка. Для любой следовой собаки это подарок… А для вас – смерть. И потом, наши кроссовки прочнее – в полтора раза, чем „Адидас“, и в два с половиной – чем „Рибок“. Так что уж потерпите, леди…»
