Тимофей Калашников - Изнанка мира
— …И такая краля к нашему столу подошла! — Васильич мог бесконечно живописать свои приключения, а уж недостатка в благодарных слушателях он тут и прежде не испытывал. — Я прямо все на свете позабыл! — Он очертил в воздухе пышные формы незнакомки и вздохнул.
— Мыслю, это тебе специально такую заслали, чтобы ты все бумаги подписал не глядя! — прищурился Прокоп.
Васильич совершенно не обиделся на беззлобную подколку.
— А что думаешь? Они могут! Да и вообще, я тебе скажу, на Ганзе этой надо постоянно держать ухо востро. Но только не из таковских я, чтобы за женщинами о деле забыл. Нет! Если Ганза все поставки выполнит, которые я там насочинял, то наша станция еще краше станет!
— Ладно, товарищи строители, перекур окончен! Оно, конечно, языком трепать — не руками двигать, но, как говорится, меньше слов, больше дела! — начальник смены был неумолим. — Тебе, Васильич, за гостинцы спасибо, а нам пора за работу приниматься.
— Так, Борис Федорович… это верно, — Васильич моментально стал серьезным. — К вам ведь сегодня сам Сомов с проверкой будет.
Брови работяг взметнулись вверх, заставляя покрытые потом лбы складываться крупными морщинами.
— О, бывший начстанции самолично в гости пожалует!
— Почему это «бывший»? На его пост никого не назначили… да и вряд ли кто справится, — встал на защиту своего кумира Васильич.
— Так он же сейчас все больше в столице, на Сталинской да Красносельской обретается…
— Вот в том-то и дело! Товарищ Сомов планирует столицу на родную станцию перенести, сюда, значит. Но как можно в такой разрухе жить? Приедут гости или начальство из Центра, а у нас тут ни одной плитки целехонькой не осталось. Кумекаете? Ну, ладно! Мне еще на доклад к нему, о сроках отчитываться, — Васильич задумчиво почесал нос. — В общем, не отвлекайтесь. Хорошо бы, чтоб стена к его приезду готова была.
— Вот так так, — молодой пацан, ходивший в учениках, после ухода начальника быстро оглядел товарищей. — Проверка, значит? Как бы нам по шапке не схлопотать!
— Да кто он такой, этот Сомов, чтобы тут с проверками ездить? — Прокоп явно был недоволен. — Без году неделя в начальниках, а туда же…
— Вот когда пожалует, сам у него и спросишь! — бригадир залез на следующую ступень перекошенной деревянной лестницы, продолжая методично и сноровисто управляться со шпателем. — А пока работать надо. Плошку с раствором подай!
— Хоть и важным человеком стал наш Васильич, а не загордился! — втихую переговаривались меж собой работяги, поднимаясь на ноги и пряча дареное курево. — Толковую вещь привез от буржуинов, а не какие-то глупые сувениры, вроде брелоков для ключей. Кому они сейчас нужны, брелоки эти, когда самих ключей давно нет?
— Эва! Видел бы ты, какие презенты он своей родне возит! Кому шарф, кому безрукавку, а кому даже целый свитер!
— А баба-то его, Клавдия, в таких нарядах щеголяет… Попробовала бы она так при Лыкове походить — враз бы окоротили! А Сомов нет, Сомов не такой…
Замазывавший выбоины от пуль Прокоп искоса зыркнул на говорящего, ухмыльнулся своим мыслям, но, не считая нужным встревать в разговор, вернулся к работе.
— А как вышло, что простой работяга вдруг правой рукой Сомова стал? — поинтересовался новичок, прибывший на станцию в числе пополнения кадров со Сталинской.
— Да, повезло мужику, ничего не скажешь. Получилось прям как в сказке… — охотников еще раз почесать язык об эту историю нашлось несколько, и они перебивали друг друга. — Товарищ Сомов с генералами приезжими осматривали изуродованную мозаику, из которой пули ганзейские целые куски повыбивали, а Васильич, значит, приметил. Он ведь еще до Катастрофы в учениках отделочника ходил, квартиры ремонтировал.
— Подошел он, значит, и начал без спроса пояснения давать — сколько да каких матерьялов надо, да кто работу выполнить сможет, да какое время на это уйдет… Короче, все расписал, будто по нотам, а заодно себя показал грамотным и ответственным коммунистом.
— И так это товарищу Сомову понравилось, что назначил секретарь Северной партячейки никому не известного раньше строителя генподрядчиком по восстановлению… Ведь эдакий шанс один раз в жизни дается, чтоб на такую должность попасть! И в свою удачу Васильич намертво вцепился!
— Теперь все накладные, все заказы, все грузы через его руки проходят. Наверняка что-то и к ладоням прилипает… А с другой стороны — кто бы на его месте поступил иначе?
Только один Прокоп не разделял общего восторга:
— Уж не знаю, какой там Васильич специалист, и уж тем более — какой коммунист, — буркнул он, — а я так считаю: совсем не это главное, если хочешь наверх залезть.
— А что, дядь Прокоп? — заинтересовался паренек.
— Оказаться в нужном месте в нужное время, вот что! И наглость иметь.
— Скажешь тоже! — усмехнулся бригадир.
— А что, не правда? Ты вот не полез в разговор начальственный, и я не полез. А Васильич — полез. Поэтому мы с тобой сейчас вкалываем, а он в Ганзу катается и щеки надувает, генподрядчик хренов! Конечно, наглость! За то, наверное, он Сомову и приглянулся. Федька-то тоже из таких. Знать, почуял родственную душу… Да они и по батюшке одинаково — тот и этот Васильичи. Сбратались.
Смена уже почти закончилась, когда к стремянке подбежал парнишка, которого за шустрость сделали станционным курьером.
— Начальство идет! Встречайте! — закричал он.
— Бушлат подберите! Кто эту рванину на проходе бросил? — засуетился бригадир, придирчиво осматривая свою территорию. — Убирали-убирали, мусор тачками вывозили, а чуть отвернешься — рухляди накидают!
— Пойду, отнесу в палатку бушлатик-то, — лениво протянул Прокоп.
— Зачем? Просто с дороги прими, — бросил ему бригадир. — Или ладно, если уж идешь, воды прихвати, а то что-то в горле от табака буржуйского с непривычки першит.
— Ага…
Пока рабочие сидели на сложенных досках, косясь на начальство и сохраняя настороженное молчание, Сомов вместе с их бригадиром и неугомонным Васильичем придирчиво осматривали восстановленное панно «Слава труду». Охрана, без который секретарь Северной партячейки с недавних пор не показывался на людях, отодвинулась в сторонку, чтобы не мешать обзору.
Хотя бригадир и нервничал, умом он понимал: придраться не к чему. Сорванная с петель гермодверь на своем месте, запоры укреплены, слабые места закрыты стальными коробами. Панно на полукруглой стене отмыто, отчищено, выбоины почти везде заделаны. Оставалось только затонировать многочисленные светло-желтые следы шпатлевки, которые сейчас пятнали лица колхозниц и тела рабочих. Федор не без основания полагал, что такие высокохудожественные произведения способствуют делу воспитания куда лучше столь любимых Лыковым дурацких лозунгов на красных тряпках, развешанных по его приказу даже в туалетах.
— Хорошая работа, — говорил Сомов. — Хвалю, товарищи! Вот видите, как быстро может возрождаться красота под руками коммунистов! Сколько ни пытался коварный враг ее разрушить, а ничего у него не вышло! Это, товарищи, символично! Так же и наша жизнь скоро наладится!
— Служим коммунистической партии! — прораб краснел от радостного смущения и переминался с ноги на ногу, не зная, что еще сказать. Впрочем, Сомов уже повернулся к Васильичу:
— Смотри, товарищ Красновский, не давай кровопийцам спуску! Все до последнего гвоздя с Ганзы вытряси! — сказал начпартии, улыбаясь. — А тут у вас что?..
— Вот любопытный! — процедил пацан, глядя на Федора. — Что тут? Что там?
— Да тихо ты! — шикнул на парня один из работяг. — Охрана услышит — неприятностей не оберешься… Еще и нам из-за тебя, дурака, достанется!..
— Эй! — часовой быстро подбежал к охраняемой им дрезине, которая стояла в начале северного туннеля. — Ты чего здесь забыл?
— Да вот, правительственный тарантас осмотреть пришел, на предмет поломок и общей профилактики механизьму, — работяга в засаленном бушлате поднялся с колен и развел руками. — Может, починить чего надо?
— Иди отсюда, чинильщик! Думаешь, товарищ Сомов на развалюхе ездит? Чего надо, все давно на Красносельской сделали! Ну? Чего встал?! — Часовой сдвинул брови и ткнул в сторону незнакомца штыком, но тот вовремя отпрянул, заворчав:
— Осторожнее, товарищ, бушлат не казенный!
— Давай-давай, топай, обормот!
Красноармеец проводил мужичка недовольным взглядом и вернулся к разговору с часовыми блокпоста.
— Прокоп идет!
— Тебя только за смертью посылать!
— Где бродил, в горле уж пересохло!
Действительно, поднявшись по лестнице на площадку второго яруса, к рабочим медленными шагами приближался их сотоварищ. Руки Прокопа скрывались все под тем же дырявым бушлатом, который он зачем-то нес перед собой.
