Андрей Посняков - Кокон
И тут из-за забора раздался вдруг громкий протяжный крик! Крик боли и ужаса!
— Да ты закроешь, наконец, дверь, болезный? — донесся раздраженный девичий голос. Наташа? Похоже, да…
— Счас… Только отолью.
— А может, тебе, дружок, поплохело? Может, ты у нас неженка, а?
— Никакой я не неженка… Говорю — отолью вот.
Звук удара… Снова крик.
Дождавшись, когда скрипнула дверь, приятели проскользнули к сараю и затаились, навострив уши.
— Ну! — Язвительный голос комиссара, казалось, гремел прямо над головою. — Твоя очередь, Марк! Ударишь три раза… С оттягом, как я показывала… Дайте ему плеть… Давай!
Послышался хлесткий звук удара и плач:
— Пожалуйста, не надо…
— Пожалуй, пора отрезать ему язык, — со злобой выкрикнула девушка. — Заколебал уже ныть! А, парни? Отрезать?
— Да, пожалуй, не надо…
— Правильно, не надо. Пусть покричит — крик врага закаляет! Сначала выколем ему глаза… Ну? Что притихли? Дайте нож… покажу как… Нет! Сперва распределим роли. Левый глаз — мой, правый — твой, Марк… Ну, а уж вы двое распорете ему брюхо! Да не дрожите вы! Вот выдержите испытание — и начнется у вас совсем другая жизнь. Жизнь сильных духом! Давайте нож… Смотрите, как надо! Эх, знали бы вы, как меня в свое время испытывали…
— А-а-а-а!!!
Таящиеся у двери приятели, не сговариваясь, метнулись в сарай! Тихомиров с порога выпалил в потолок — заряды были:
— Это что у вас тут такое творится-то, а?
— Атас, парни! Бежим!
— Трусы!!!
Три фигуры, не дожидаясь, пока рассеется пороховой дым, метнулись под ноги Максу, прорвались, выбежали — да не очень-то их здесь и задерживали…
— Ах, сука!
Взмахнув кинжалом, Наташа с остервенением рыси бросилась на Максима, едва не всадив клинок ему в сердце.
— За Великую Россию! Получай, гад! Полу…
Тихомиров даже рукой махнуть не успел, — растерялся, уж никак не ожидал такой прыти от этой девчушки! — лишь в самый последний смог перехватить занесенную для удара руку…
Бамм…
Девчонка вдруг обмякла и медленно съехала по Максиму вниз, наземь.
— Вот так сука, — опуская обломок железной трубы, покачал головой Артем. — Ты посмотри только, что они с парнем-то делали!
Да Макс уже и сам видел. Несчастный пленник был подвешен за выкрученные руки на каком-то хитром блоке — дыба, так, кажется, назывались подобные сооружения в Средневековье, вся спина бедолаги была испещрена кроваво-красными полосами, на груди тоже зияли раны… правда, не такие страшные… ожоги что ли?
— Чем это они тебя? — вместе с напарником осторожно снимая несчастного, негромко поинтересовался Максим.
— Сигаретой… Эта зараза курила и… учила, как… — Парнишка дернулся и заплакал. — Дяденьки… я ведь не поджигатель, честно… за что они меня так?..
— Тихо, не ной! Идти сможешь?
— Ага…
— Хм, за что? — Тихомиров наклонился к Наташе, потрогал на шее жилку — билась. Значит, очнется, значит, жива… Ну и хорошо — зачем лишние трупы?
— Сваливаем побыстрее отсюда!
Максим бросился к двери, выглянул.
— Вечер добрый!
От калитки меж парниками и грядками уже поднимался Егор. И когда успел только вернуться? Что же, его убежавшие предупредили или… или он ничего не знает еще?
А похоже, что не знает! Вон, улыбается… спокойный как танк.
Из сарая вышел Артем, и «комсомолец» приветливо помахал ему рукой:
— Оружие сдать пришли? Что ж, Наташа забыла… Это с ней бывает. Ну, пошли в дом…
Он повернулся, спокойно этак, неторопливо, с улыбочкой… и, резко выхватив из-за пояса пистолет, выстрелил…
Успел только один раз, слишком уж торопился, видать, дорого ему давалась эта спокойная улыбочка…
Тихомиров тут же вскинул ружье, не целясь…
Бабах!!!
Да что тут целиться-то было?
Егор так и рухнул, отброшенный на парник, — звенели стекла, вместо лица «комсомольца» зияло кровавое месиво.
Тихомиров поспешно отвернулся и вздрогнул: Артем, напарник и бывший опер, лежал на спине между капустными грядками, серые, широко распахнутые глаза его недвижно смотрели в небо.
— Артем!!! — Закричав, Максим бросился к другу…
И ничем уже помочь не мог. Прямо в сердце…
— Господи! — Молодой человек обхватил себя за голову. — Господи… Ну почему-у-у-у?!
— Надо уходить, дяденька… — Освобожденный пацан подошел сзади, несмело дотронулся до плеча. — Сейчас другие вернутся…
— Пусть! Посмотрим еще, кто кого…
Тихомирову хотелось мстить. Вот прямо сейчас, тут же… Только пока некому было — ну не добивать же валяющуюся без сознания девку? Сучка!
Макс поднялся на ноги:
— Надо бы похоронить его что ли…
— А успеем?
Тихомиров удивленно оглянулся на пацана:
— Ты еще здесь?
— Я, дяденька, без вас никуда не пойду… — морщась от боли, упрямо заявил паренек. По его плечам тонкой струйкой стекала кровь. — Я… я вас защищать буду…
— Ну, тогда держи, защитник!
Швырнув пацану ружье, Тихомиров подошел к Егору… к мертвому окровавленному телу. Наклонился, поднял валявшийся на земле пистолет — ПМ, как у Артема… Эх, Артем, Артем…
Снова посмотрел на труп и, пересилив брезгливость, вытащил за уголок торчащую из кармана бумажку… «24.00. Партизанская, — Федор с ж, — Арт. с Агр., — Тихом. с сестр, пл. и сож…».
Странная записочка! И какая-то мерзкая — спрашивается, зачем напротив всех упомянутых людей крестики?
Максим рассеянно обернулся к подростку:
— Который час?
— Счас… посмотрю…
Не выпуская из рук ружья, тот быстро нагнулся к трупу, ловко, за ремешок, снял часы: — Пригодятся! — Посмотрел: — Ровно полночь!
И тотчас же после его слов, прогремел взрыв. И даже не один, а несколько! Огненные столбы взметнулись сразу в пяти местах старого города, да с такой силой, что даже здесь, в отдалении, вмиг стало жарко.
— А ведь это мою усадьбу палят… Бежим!
Закусив губу, молодой человек метнулся калитке. Распахнув ее, на миг застыл, обернулся:
— Эх, Артем, Артем… Земля тебе пухом…
Оба — Тихомиров и спасенный пацан — вихрем пронеслись по Партизанской. Всю улицу, весь старый город охватила паника — пожар распространялся быстро. Люди выскакивали из домов и беспорядочно метались рядом… Нет, впрочем, не рядом — рядом было слишком жарко! Длинные языки пламени лизали заборы и крыши, жадно пожирали дома, сараюшки, бани… В пылающих хлевах жалобно мычал скот. Не успели вывести, не успели…
Не говоря ни слова, Максим метнулся в огонь, едва завидел знакомый домик — дачу Агриппины, так уж случилось, что она оказалась на его пути раньше. И что же было делать? Спасать своих и пробегать мимо?
А дом — небольшой, когда-то такой симпатичный домик — уже был объят пламенем…
Броситься через дверь? Нет… через окно!
Максим разбежался, прыгнул… Со звоном полетели стекла… Ел глаза дым…
Черт!
Агриппина лежала на полу навзничь, разбросав в стороны руки. В левом боку ее торчала рукоять кинжала…
Да уж, постарались и здесь. Не доверяли пожару. Чтоб уж наверняка! Кстати, Федора с женой, наверное, тоже уже… Да что там Федора! Тихомиров закусил губу: он же сам и его близкие — в том же списке!
Быстрей!!!
Некогда причитать и предаваться грусти — грустить и мстить будем потом!
Расталкивая плечами мечущихся в панике людей, молодой человек бежал так, как, наверное, никогда в жизни не бегал, а сердце в груди так и стучало — не опоздать бы!
Вот и знакомый забор, ворота… сюда еще не добрался огонь, но рядом уже пылало, и пламя ревело, рвалось почти что до самого неба!
Рванув ворота, — позабыли закрыть? — Максим едва не споткнулся о валяющегося у крыльца Тарзана. Несчастный пес… кто ж его так?
— Настя!!! Олеся!!!
Тихомиров влетел в горницу… и застыл на пороге!
— Здравствуйте! — ухмыльнулся по-хозяйски развалившийся в притащенном из дальней комнаты кресле толстомордый парень… с автоматом Калашникова в руках! — Вот уж кого не ждали… Думали, знаете ли, до вашего появления управиться. Ну, раз уж так вышло… Будьте гостем! Вон туда, в стороночку… Ну! Шагай, тля!
Он нервно указал автоматом к печке… Где уже стоял племянник, Игорь, растрепанный спросонья, с растекавшимся на правом боку огромным синяком… Ногой, видать, ударили, гады.
Паренька держал под прицелом ТТ второй — мускулистый, в черном берете, камуфляже и берцах.
Кроме этого, был еще и третий — безо всякого оружия, чуть постарше других, наверное, ровесник Максиму, — в черной кожаной куртке, этакая прилизанная гладкая гнида.
И девчонки — они тоже были здесь, а как же? — растрепанные, полуголые, тоже подняли с постелей. Настя, сестрица, в длинной ночной рубашке, Олеся в спортивных, черных с белыми полосками трусиках и синей короткой майке.
Обе женщины дрожали. Еще бы…
