Дмитрий Манасыпов - К далекому синему морю

– Ты устал, как мне кажется…

Она не двигалась. Во всяком случае, звуков из-за ширмы не доносилось.

– Ты уверен, что тебе не стоит отдохнуть?

Морхольд вздохнул:

– Ну, так…

Ширма зашелестела, отодвигаясь.

– А если так?

Морхольд отвлекся от рассматривания пуговиц комбинезона и поднял голову. Набрал воздуха и не захотел выпускать его наружу.

Комплект пришелся ей впору. Про прозрачную разлетайку, расходившуюся в стороны под маленькой острой грудью, он и не подозревал. А та, оказывается, в пакете была. Обшарить лавку с нижним бельем оказалось правильным решением. Результат ему очень понравился. Результат хотелось обнять, прижать и гладить. Долго и со старанием.

Она вздохнула, когда его руки прошлись по чуть дрожащему животу. Теплому, нежному, с крохотным задорно торчащим пупком. И губы, казавшиеся припухшими, вдруг оказались очень близко. Пахли миндалем и давно забытым запахом помады. И Морхольд, прижав к себе это нежное тело, забыл обо всем.

В рухнувшем мире все же осталось еще много хорошего и чудесного. Как правило, самые главные чудеса всегда оказывались крайне просты и незамысловаты. И из-за этого становились еще более чудесными. Изумительными, великолепными, будоражащими и заставляющими никогда их не забывать. И если говорить про те, что трогали Морхольда сильно и навсегда, то их и раньше он знал не так и много.

Кинофильмы, рассветы на Кавказе, справочники по униформе времен наполеоновских войн и женщины. И не сказать, что сейчас ему бы хотелось полистать иллюстрированный сборник по истории хайлендерских полков Великобритании или насладиться раритетом в виде открыток Олега Пархаева. Или посозерцать алые полосы появляющегося из темноты Кавказского хребта. Или насладиться новым фильмом – да хотя бы Усатого Бесогона.

Женщина, тоненькая и манящая, была куда сильнее всего прочего.

Морхольд хотел было поднять ее на руки, но она его остановила:

– Нет-нет, мой друг… я же видела, как ты ходишь.

Стало ли стыдно? Да нет, чего стыдиться, когда она на самом деле умна? И он постарался ни о чем не думать, да оно и получилось само по себе.

Свет остался. Свечи, стоявшие на столе, горели ровно, не подрагивая. Тени ложились на все оттенки красного, что были здесь повсюду. Тени, старательно и нежно сливающиеся друг с другом. Перетекающие одна в другую, превращающиеся в одну, распадающиеся на какое-то время и касавшиеся только в одном месте.

Свечи изредка потрескивали фитилями в такт печи и кровати, все же не новой. Кроме треска и приглушенных звуков, тонущих в накатывающих других, более живых и громких, в комнате не звучало ничего. Только из-за тяжелой двери, наращивая темп, пробивались ритмичные удары танца. Совпадали с биением сердец, разгоняли их еще больше, заставляли треск превращаться в одну протяжную долгую ноту, поднимающуюся вверх вместе с хриплой прекрасной кантатой, исполняемой неожиданно выпавшей Морхольду удаче. Красивой и тонкой удаче со странно прекрасным лицом Буратино.

Позже, смотря в потолок, сплошь в трещинах известки, они молчали. И курили. Оба. Дым стлался, смешиваясь с тлеющим углем и все так же потрескивающими свечами.

Морхольд изредка поглядывал на женщину. Любовался тонким смуглым телом, еще поблескивающим высыхающими капельками пота на задорно, по-девичьи торчащей груди. Отсутствие яркого света скрадывало возраст. Хотя он легко видел его по небольшим морщинкам на шее.

– Я не ошиблась… – она перевернулась на бок, закинула на его бедро легкую и сильную ногу. – Редкий случай, когда хорошо просто так, и все тут. И даже в клуб выходить не хочется.

– Клуб?

– Да. Бар и клуб, и моя кантина.

– Что? – Морхольд удивился.

– Мос Эйсли, дурачок.

– Ты фанатка звездных войн?

– Да. – Женщина перевернулась на живот, подперла острый подбородок руками. – И что?

Он пожал плечами. Да и ничего.

– Ну сказал бы что-нибудь, а? Что подобного никогда у тебя не случалось, что ты готов упасть на колени к моим ногам, что я самое прекрасное в твоей жизни. Ну?

– Прекрасный у тебя голеностоп, – Морхольд зевнул, погладил ее пятку. Женщина заболтала ногой, чуть ли не крутя кукиши пальцами. – Просто идеальный.

– Я внучка футболиста.

– Здорово. – Он провел ладонью по ее плечу, ощутил на крохотный миг, как ее гладкая щека прижалась к его руке. – Спасибо тебе. Мир стал теплее и добрее.

– Да ну тебя… – она встала, облитая рыжим светом, тонкая, сильная, красивая. – Срулил бы ты быстрее.

– Срулю. А почему быстрее?

– Да кажется мне, милок, что с тобой захочется остаться. А мне оно не надо. Так что буду помогать тебе срулить быстрее. Тем более, думаю, пришел ты сюда не только трусами торговать.

Морхольд усмехнулся, садясь и натягивая… именно трусы. Спасибо запасам хозяина его отрадненского бункерка. Только вот трусы тот подбирал совершенно идиотские. Эти, например, украшал бэтменский значок.

– Мой супергерой, – фыркнула женщина, – летящий на крыльях ночи.

– Ты из таможенников или полицейских, да? – поинтересовался Морхольд. – Не стюардесса же…

– Дурак ты, хотя так и не скажешь. Мерить все стереотипами нельзя. Согласен?

Морхольд кивнул.

– Я работала в офисе. Самый обычный офисный хомяк. Не знаешь, как оно было?

Морхольд пожал плечами.

– Во время универа пошла подработать. Ассистент менеджера по продажам. Так себе должность, если честно. Заявки, клиенты, отгрузки, претензии – и так по кругу. Хорошо, если менеджер толковый, рабочий. А то всякие бывали. Скинут на тебя дела, сами сидят, лазают по Контакту, качают порно за счет трафика, Лурк читают. В поле не выгонишь, а выгонишь, так не поймешь, чего они там делают.

– И?

– Ну, а в общем нравилось. Сложно, конечно. Каждая гнида, имеющая говнобудку на засраном рынке, так и норовит тебе показать, что он король мира, а ты раб. Натурально, работайте негры, солнце еще высоко. Вечером получите миску…

– … прогорклого риса и чашку тухлой болотной воды?

– Откуда знаешь?

– Встречался с твоими бывшими коллегами. Фольклор у вас один и тот же. И про работу вот точно так же, да. Разве что обычно сам рассказчик работает, а остальные за его счет живут.

Она уставилась на него своими прозрачными глазами и фыркнула.

– Ты посмотри, не человек, а рентген. Прямо насквозь всю просветил.

– Ну, прости. Пожалуйста.

Прозрачные глаза смеялись. И совершенно не казались злыми.

– Ладно, шут с тобой. Мне тогда только двадцать три исполнилось, повысили, сама стала региональщиком. Должна была лететь в Питер, на какой-то там слет. Повезло, вызвала такси раньше, приехала в аэропорт. А тут… Ну, понимаешь.