Грегори Кейес - На грани победы 2: Возрождение
– Прекрасно, – сказал Корран. – Не пора ли нам отчаливать?
– Разве мы тебе не об этом талдычим уже полчаса? – пожаловалась Тахири.
– Разница в том, что теперь и у меня появилось подобное желание, – ответил Корран. Выхватив световой меч, он направился к входной двери.
К его удивлению, она оказалась не заперта, да и охраны в округе не наблюдалось.
– Любопытно, – произнёс Корран, когда станция вновь задрожала.
Осенённый неожиданным подозрением, Энакин вновь влился в Силу, фокусируясь не на происходящем снаружи, а на самой станции. К его большому облегчению, подозрения не оправдались: гивины не оставили станцию на растерзание врагу, и их силуэты по-прежнему ощущались поблизости.
На самом деле, двое гивинов в этот момент обнаружились и в зоне видимости: держа в руках бластерные карабины, они выползли из люка в конце коридора и обратились к пленникам на ломаном общегалактическом:
– Джедаи, вы пойдёте с нами.
– Мы справимся с ними, – очень тихо произнёс Энакин.
– Возможно, – согласился Корран. – Но мы не станем так поступать. Не сейчас, по крайней мере. – Он улыбнулся гивину. – Ведите, – велел он.
***
Коридоры, по которым их вели, были полны мечущихся, суетящихся гивинов, но ни один из них даже мельком не взглянул на трёх джедаев. Достигнув командного центра, они обнаружили, что тот наполнен суматошным волнением и одновременно суеверным страхом. На обзорном экране высвечивались зловещие силуэты йуужань-вонгских кораблей, изрыгающих потоки плазмы.
Когда они вошли, лишь додециан Иллиет удостоил их поднятием головы.
– Похоже, вы оказались правы, – сдержанно произнёс он. – Мои поздравления.
– Было бы неплохо услышать это от вас несколько часов назад, – заметил Корран.
– Без сомнения. Вам троим теперь понадобятся скафандры. Когда йуужань-вонги вступят на борт станции, мы откачаем с неё весь воздух.
– Вы что, не собираетесь сражаться?
– Собираемся, но эта станция содержит ограниченную огневую мощь. Наша защита не продержится и получаса, а флот будет всеми силами защищать лишь Яг'Дул, но не станцию. Силы йуужань-вонгов весьма внушительны. У нас слишком мало шансов на победу.
– Не будьте таким безнадёжным оптимистом, – саркастически заметил Корран.
– Вероятно, я неточно выразился, – не понял чёрного юмора гивин. – Я и не думал выражать каким-либо образом оптимизм.
– Я пошутил. Забудьте. Так где наши скафандры?
Додециан указал на другого гивина.
– Они в старом хранилище, которое, как вы должны помнить, обозначено кольцом 1С в посадочном отсеке. Если ваша память подводит вас, мой подчинённый укажет вам путь. Я сожалею, что впутал вас в эту историю. И приношу извинения за то, что предпринял попытку торговать вашими жизнями.
– Они что, не приняли сделку?
– Напротив, – произнёс Иллиет. – Я достиг соглашения. Противник обещал оставить в покое станцию, если мы сдадим ему джедаев.
– Тогда почему…?
– Я не верю в его обещания. Идите. В тринадцатом ангаре двенадцатого посадочного дока вас ждёт небольшой корабль. Надеюсь, он ещё не уничтожен. Я даю вам добро на его использование. Все другие корабли уже задействованы в битве, либо в эвакуации технического персонала, но этот – ваш.
– Спасибо вам, – от всей души поблагодарил его Корран.
– Нет, это вам спасибо. За то, что вы беспокоились о нашей планете и нашем народе, что не бросили нас в беде. – Он вновь посмотрел на последние сводки из зоны боевых действий. – А теперь вам нужно поторопиться, – взгляда на них он больше не поднимал.
Глава 38
Нен Йим с наслаждением купалась в море знаний. Древние правила искрились и сияли в её мозгу, погружая её в самые сокровенные основы существования, открывая ей тайны, которые были когда-то мечтой всей её жизни. Её лицо, укрытое шлемом восприятия выражало абсолютное удивление и трепет перед неизведанным, словно она на момент вновь стала той девочкой, которую когда-то вовлекли в паутину нового мира, которая любила искусство формирования и была им любима.
Прошло много времени, прежде чем она смогла проникнуть за пятый кортекс, в реалии великих мастеров. Там были живые модели довинов-тягунов, там описывалась техника засева семян йорик-коралла, ну и, конечно, руководство по восстановлению рук мастера. Всё это она пропускала, пробиваясь через мелководья и глубины знаний; решимость служила ей проводником.
Наконец она обнаружила эмбрион «летающего мира» и остановилась. Частично она уже была знакома с его устройством: со схемами рекам-фортепов, моделями осмотических мембран и эндокринных аркад, – но то были лишь компоненты. Ей никогда не доводилось лицезреть столь целостной картины внутреннего устройства судов, – всё, чем она занималась прежде, происходило как бы по наитию, а здесь она нашла чёткие доказательства того, где её поиски были верны, а где ошибочны.
И на вершине всего этого, на внешних пределах седьмого и последнего кортекса находился он. Мозг. Рикйам. Его модель развернулась перед ней как на ладони. В свою очередь она тоже открылась перед ним, она жадно поглощала новую информацию, которая размещалась в её голове, вставала по местам, что освободились с удалением ваа-тюмора. Цепочки аминокислот проплывали сквозь неё, словно бурлящие потоки, оставляя в памяти чёткие отпечатки. Нейроны делились, расщеплялись и перетекали в узлы, из которых потом складывались корковые кольца. Автономные подсистемы продолжали процесс развития мозга, приводя его к стабильности, сохранности, стасису.
И, в конце концов, когда процесс завершился, когда её собственный мозг раздулся от переполнявшей его информации, она окончательно всё поняла.
Корабль был обречён. Рикйам умрёт, и нет протокола, чтобы спасти его. Надежда на чудо угасла в ней с последним образом, и живая библиотека, которой ещё недавно она так восторгалась, показалась ей не хранилищем знаний, а тюрьмой. Или мавзолеем. Всё, что создавало в Канг касе впечатление блистающей жизни, на деле оказалось высушенным, стерильным, неизменным. Для неё здесь больше не осталось ничего нового. Если протоколы исходили от самих богов, то боги явно не желали развивать знания народа йуужань-вонгов до каких-либо новых высот.
Но это же не так! Со времён вторжения в галактику неверных верховный владыка Шимрра и другие формовщики получали откуда-то новые протоколы. Боги были щедры, особенно на сведения об оружии. Так куда же всё подевалось?
Эта мысль отозвалась небольшим всплеском в Канг касе, как будто библиотека ожидала, что кто-то задумается над этим. Но седьмой кортекс медленно гас в сознании формовщицы, оставляя её дрейфовать в беспамятстве по волнам мира и спокойствия, и абсолютной темноты.
Ничего нет, вплоть до седьмого кортекса, подумала она. Я достигла той пустоты, которую боги ещё не удосужились заполнить.
Если только они существовали. Межань Кваад не признавала богов. Возможно…
Но даже, когда прежние сомнения вновь вернулись к ней, что-то вдруг переменилось в окружающей пустоте. Как будто в конце туннеля возник свет.
А потом она узрела то, чего не могло там быть.
Восьмой кортекс.
С возрождающимся чувством надежды она двинулась по направлению к нему.
Защитная мембрана сопротивлялась ей, пронзая болью каждое её нервное окончание.
Это место запретно, даже для мастера, сказала ей каса. Она впервые говорила с ней на чём-то, похожем на реальный язык, и впервые Нен Йим почувствовала настоящее веяние древности. Она отпрянула. Кто же, как не мастер, сможет войти сюда?
Уходи, твердил голос.
Я не могу, отвечала она. Тяжело дыша, Нен Йим проигнорировала предупреждения касы и пропустила свой разум внутрь, принимая боль, делая её частью себя самой. Агония росла, ярким огнём она пылала в её мозгу, но формовщица упорно шла к своей цели, не взирая на препятствия.
Её сердце колотилось неровно, дыхание сбилось. На губах проступал привкус крови. Она боялась, что пока её лицо скрыто шлемом восприятия, её тело бьют страшные спазмы.
Откройся! выкрикнула она. Откройся мне. Я – Нен Йим. Откройся или убей меня!
И вдруг, словно вода, расступающаяся перед ладонями пловца, восьмой кортекс открылся.
Она посмотрела внутрь, и вся надежда испарилась. Дав волю безудержной печали, она потеряла сознание.
***
Яркий свет, пробивавшийся сквозь глазницы, разбудил её. Кислый запах вдарил по ноздрям, и только через мгновение она поняла, что это была её собственная запёкшаяся кровь. Она попыталась пошевелиться, но её тело, скованное болью, не слушалось её.
