Василий Орехов - Линия огня
– Боров, – с трудом проговорил Патогеныч, – ты же наш. Ты нас с Хемулем отлично знаешь. Какого же черта…
Ни один мускул не дрогнул на лице нашего бывшего коллеги. Монолитовцы поставили перед ним яростно сопротивлявшуюся Динку. Отпустили ее. Разошлись в стороны.
– Этих троих – в расход, – равнодушно распорядился Боров, внимательно разглядывая лицо моей подруги. Видимо, ему тоже было любопытно посмотреть на женщину, из-за которой поднялся такой шухер. – Девушку с собой – и предельно аккуратно.
Стоявший рядом с ним монолитовец что-то прохрюкал в своем шлеме. То ли Боров уже привык различать искаженные звуковой мембраной скафандра слова, то ли у них в шлемах была еще и внутренняя связь, но он ответил:
– Зачем это – в плешь? Вам что, трех выстрелов к гауссу жалко? Проявите уважение, бродяги! – Он круто развернулся и пошел прочь.
Однако свирепый мужчина, мать его. Умеет внушить горе побежденным.
– Девушку сперва уведите хотя бы, – глухо проговорил я.
Ноль внимания.
Все, ребята, отбегались мы с вами. Факт. Судя по выражениям лиц Патогеныча и Гуся, когда нас с нескольких шагов взяли на прицел трое в экзоскелетах, они считали абсолютно так же.
Динка так не считала. Она вдруг сунула руку под куртку и выдернула из-за пояса пистолет. Монолитовцы, разумеется, даже не стали ее обыскивать – ее ведь не считали комбатантом, просто одушевленной посылкой, которую нужно отобрать у других бойцов и передать по указанному адресу. Да и что она, собственно, могла сделать с заряженным полудюжиной патронов «хай пауэром» в окружении десятка мужиков, облаченных в экзоскелеты и вооруженных гаусс-винтовками?
Однако моя умница вовсе не собиралась бесполезно палить в бронированных бойцов, дожидаясь, пока те ее скрутят. Она сделала единственное, что могло остановить монолитовцев.
Она поднесла дуло пистолета к своему виску.
– Не трогайте их! – гаркнула она. – А то и меня не получите!..
Монолитовцы, похоже, изумились. Они никак не ожидали от этой хрупкой куклы с длинными ресницами столь решительных действий. Конвоиры, двинувшиеся было к ней, чтобы снова крепко взять под локти, в недоумении остановились. Развернувшийся на месте Боров целых две секунды не мог найтись с ответом. Наконец нашелся:
– Брось пистолет, дура!
– Я выстрелю! – тихо, но с угрозой прошипела Динка.
– Пат, – едва слышно произнес Патогеныч.
Нет, Динка все-таки всегда была умницей. Она понимала, что нельзя ставить противнику заведомо невыполнимые условия, потому что это ни к чему не приведет. Поэтому она не стала требовать невозможного, остановившись на компромиссном варианте:
– Отпустите их, – сказала она, – и я пойду с вами.
Боров медленно двинулся к ней.
– Послушай, детка, – вкрадчиво заговорил он, – ты же не размозжишь себе голову пулей, правда? Это будет страшно больно и очень некрасиво. Подумай, тебе ведь еще жить и жить. Никто не собирается тебя насиловать или калечить, с тобой просто хотят поговорить по душам. С тобой просто…
– Динка, – сказал я, – он сейчас кинется.
Приблизившийся к ней на три крошечных шажка Боров криво улыбнулся, словно я похабно, но довольно удачно сострил.
– Давай это все обсудим, крошка, – проговорил он. – Для нас будет лучше, если…
– Для нас всех будет лучше, если ты останешься там, где стоишь.
Плотно стиснув губы, Динка усилила нажим на спуск. Ее пальцы на рукояти пистолета побелели от напряжения, боек чуть подался под пальцем.
– Динка, не надо… – Горло у меня перехватило от ужаса.
– Тихо, тихо! – Боров тоже не на шутку перепугался и выставил вперед руки.
На долю мгновения мне показалось, что сейчас он все-таки кинется на мою подругу и выдернет пистолет у нее из руки, но монолитовец все-таки здраво рассудил, что в последний момент она может выстрелить от неожиданности. Он поспешно отступил на два шага. Все-таки Динка нужна была им живая и здоровая, иначе босс с них шкуру спустит.
– Ладно, – согласился он. – Не вопрос. Пусть идут.
– Чтобы я видела! – распорядилась Динка. – Пусть идут, пока не скроются из виду! Я прекрасно знаю, на какое расстояние бьют гауссы. Пока они не скроются из виду, мы будем стоять тут, а я буду держать пистолет у виска!
Боров дал знак своим людям, и те опустили электрические винтовки.
– Ну? – обратился он к нам. – Слышали, что сказала дама? Пошли вон, и чтобы я вас больше здесь не видел. Сегодня ваш день, радиоактивное мясо. Молитесь своему гребаному Диме Шухову…
Длинные Динкины ресницы едва заметно затрепетали.
– Хемуль, – заговорила она, и по ее голосу я понял, как непросто даются ей эти слова. – Я знаю, что ты сейчас скажешь. Но пожалуйста, уходи. Ради меня. Ради нас с тобой. Все это максимум, что я могу сделать. Или ты думаешь, красиво погибнуть на моих глазах будет лучше? Дрянь это будет, Хемуль. Я никогда себе не прощу, если…
– Спасибо, милая! – перебил я ее. – Мать, ты у меня героиня. Не ожидал. Спасибо. – Я начал пятиться, зорко поглядывая по сторонам, чтобы не влететь в аномалию. – Я вернусь за тобой. Непременно. Мы доберемся до «Штей», соберем наших… – Гусь с Патогенычем, не веря своим ушам, остались на месте, и я потянул их следом за собой за куртки, продолжая жалко лепетать ненужные слова, в которые не верил никто из присутствующих: – Поднимем военных… Потребуем объяснений у Болотного Доктора… Спасибо, родная. Спасибо, Боров…
Монолитовец неодобрительно фыркнул.
– А мужик-то говно у тебя, – презрительно проговорил он. – Полное. Девочка, у кого из вас двоих яйца, хотелось бы мне знать?
Динка, похоже, была потрясена. Не таких слов она ожидала от меня в последние минуты, не таких действий. Добро пожаловать в реальный мир, моя хорошая.
Однако она быстро взяла себя в руки.
– Прощай, Хемуль, – проговорила она, и теперь ее голос был совсем чужим и холодным. – Мне было хорошо с тобой. Живи долго и счастливо, радиоактивное мясо…
– Держись, подруга, – проговорил я. Патогеныч, словно очнувшись, начал отступать следом за мной. – Мы непременно вернемся… – Это прозвучало уже настолько фальшиво, что я счел за лучшее заткнуться. Ни к чему пережимать.
В полном молчании, под взглядами монолитовцев, мы втроем развернулись и потрусили по коридору из смертоносных аномалий. Некоторое время я ждал сокрушительного удара в спину, но Боров соблюдал условия договора. А Динка, похоже, не давала ему возможности нарушить договоренность, упрямо держа пистолет у виска и предоставляя нам шанс на спасение, невзирая на свои растрепанные чувства. Господи, до чего же потрясающая у меня девочка. Сколько мы уже с ней вместе, а каждый раз не перестаю удивляться. И ведь тут же овладела собой после того, как я ее фактически предал. Нет, не делают больше таких женщин, утрачен секрет изготовления. И чертежи давно уничтожены.
Вскоре мы скрылись за холмом. Погони за нами не наблюдалось – Боров в общем-то почти ничем не рисковал: выпустить нас на Милитари без оружия было все равно что прикончить из гаусс-винтовки. Медленнее, может быть, но почти так же верно. Хорошо, что Динка этого не знала. Подозревала, наверное, по рассказам ветеранов, но не знала наверняка. Иначе не стала бы проявлять чудеса героизма и самоотверженности, если бы понимала, что это все равно бесполезно.
– Ты думаешь о том же, о чем и я? – сосредоточенно поинтересовался Патогеныч, когда мы, на всякий случай пригибаясь, нырнули в неглубокий овраг.
– Пес его знает, о чем ты думаешь, – на ходу отозвался я. – А впрочем, о чем еще мы оба можем сейчас думать, бродяга?
– Схрон, – сказал Гусь за нашими спинами.
– В яблочко, – удовлетворенно проговорил я. – Сообразительный. Если тебе сегодня посчастливится выжить, брат, из тебя через пару лет выйдет крутой ветеран. Круче Гвинпина будешь. А выжить тебе придется в любом случае, потому что экзоскелет с гарантией можно пробить только из снайперки, а другого снайпера у нас под рукой нет…
– Я бы вполне мог поработать со снайперкой, – заявил Патогеныч. – Да и ты, собака, зря прибедняешься…
– Заткнись, – проговорил я. – Не порть мне воспитательный момент. Не мешай подбадривать салагу.
Удивительно: моя подруга находилась в руках десятка монолитовцев, силы были катастрофически неравны, у нас не имелось ни хорошего снаряжения для преследования отряда противников по верхним уровням, ни соответствующего оружия, чтобы вести с ними бой на равных, но во мне бурлила жизнерадостная жажда битвы, мне хотелось балагурить и двигаться. Я пребывал в прекрасном настроении. Я нисколько не сомневался, что с Динкой все будет в порядке и мы сумеем ее отбить. Наверное, если бы я хоть на минуту попытался реалистически проанализировать сложившуюся ситуацию, я бы просто сошел с ума от безнадежности положения. Однако мозг включил психологическую защиту, и я нисколько не сомневался в успехе нашего безумного предприятия. Всего-то и делов было – начать и кончить.
В отличие от меня Патогеныч, судя по всему, прекрасно понимал, на что мы подписываемся, однако для него это дело уже стало вопросом самурайской чести. Не смог бы он смотреть в глаза нашим, если бы сейчас бросил нас с Динкой на произвол судьбы. Не смог бы смотреть в глаза собственному отражению в зеркале. Я его прекрасно понимал – со мной такое тоже бывало время от времени: например, когда я безоружный пошел со своими американскими туристами на верную смерть в логово Стронглава вместо того, чтобы выпить еще водки в баре «Сталкер» и спокойно отправиться домой.
