Денис Бурмистров - Принуждение к контакту
Или когтями, настолько острыми, что буквально сняли стружкой верхний слой.
Пилот обернулся, словно хозяин этих когтей нависал сзади, торопливо сгреб консервы и бидон в охапку и поспешил прочь, морщась при каждом шаге от головной боли.
* * *В свете костра раны на спине Ткачева казались еще более ужасными. Запах гнилого мяса мешался с запахом немытого тела, из трещин в бурой коросте сочилась кровь вперемешку с гноем. Во все стороны от краев раны разбегались синие ветви вздувшихся капилляров, плечи и поясницу покрыли темные синяки пролежней.
Руслан с отвращением бросил грязный бинт в костер и некоторое время наблюдал, как тот трещит и обугливается.
– Как там? – с надеждой спросил Илья, лежащий на животе. Лежать в таком положении ему было неудобно, движения причиняли сильную боль, но по-иному повязку было не сменить. Приходилось терпеть.
– Уже лучше, – соврал Руслан, смачивая в водке ватный тампон. – Сейчас потерпи, хорошо?
Ткачев не ответил. Он в последнее время начал проваливаться в странное забытье, словно засыпал с открытыми глазами. Это длилось недолго, несколько секунд, максимум минуту. А когда приходил в себя, то мог продолжить прерванную фразу, словно ничего не произошло. Впрочем, он ничего и не помнил.
– Вот и хорошо, – прошептал Руслан, приступая к ставшей уже привычной работе.
С момента стычки с военными в Маяке Громов почти все время отлеживался и отсыпался, набираясь сил. Позволил, так сказать, взять себе выходной. К тому же участившиеся приступы мигрени и тошноты мешали здраво рассуждать и концентрироваться на возможной опасности. Руслан хотел переждать этот период, не очень, впрочем, веря в улучшение самочувствия. К тому же пораженная водой из колодца рука стала будто чужой, практически потеряла чувствительность.
В иные минуты Громову стало казаться, что это конец.
Прошлым утром Илья настоял, чтобы Руслан забрал себе лечащий браслет. Аргументировал упирающемуся пилоту, что если тот не встанет на ноги, то им обоим хана. Пообещал Руслану, что заберет артефакт назад, как только тому станет лучше.
После скудного, но вкусного обеда из найденных консервов Громову стало гораздо лучше. Илья сослался на целительное действие артефакта, на что пилот лишь пожал плечами – ничего особенного исходящего от приятного на ощупь серебристого браслета он не ощущал.
Ближе к вечеру у Ткачева случился приступ. Он внезапно захрипел, заколотил руками по земле, изогнул шею назад, отчего поросший жидкой бородой подбородок уперся в небо. Так продолжалось всего несколько секунд, но для Руслана они показались вечностью – он метался вокруг друга и не знал чем помочь. Единственное, вставил между сведенных судорогой челюстей первую попавшуюся палку, чтобы Ткачев ненароком не откусил себе язык.
Закончился приступ разом, и Илья, не приходя в сознание, ровно засопел, уснув. Громов убрал с изможденного лица ученого чешуйки от измусоленной палки, тяжело вздохнул, взял бидон и пошел к болоту за водой. Углубил немного ямку на берегу, в которой каждый день собирал просочившуюся сквозь почву воду, и, пока мутные хлопья осадка ложились на дно, поразмыслил над природой свежих царапин на поверхности бидона.
Нечего было гадать, царапины мог оставить только крупный хищник. Руслан даже не сомневался о ком именно идет речь, встреча в малиннике была еще свежа в памяти. Но неужели придется признать, что какой-то шатун принес и положил рядом с лежащим без сознания человеком еду? А бидон? Почему такое сочетание? Как вообще такое может быть?
Громов поднял свою алюминиевую тару и аккуратно опустил ее плашмя в воду, позволяя той самотеком проникнуть внутрь.
Если шатуны это все-таки бывшие медведи, могло ли у них появиться нечто похожее на разум? Как сильно могли мутировать живые существа, поколение за поколением рождающиеся и живущие в Зоне? Кем им видятся те, кто приходят из внешнего мира и без спроса лазают по уже их земле?
А если это и не медведи вовсе? Если на самом деле одичавшие инопланетяне, забытые на этой планете? Вынужденные выживать в чужих условиях, в чужом мире?
Руслан осторожно погрузил бидон глубже, задевая дном края ямки. Бидон с каждой секундой тяжелел, пришлось поддерживать двумя руками.
Но вопрос остается открытым – зачем шатун принес ему консервы и бидон? В доброту и простодушие странного существа Громов не верил, как и в разумность. Ведь шатун, этот или другой, наблюдал за ним тогда, возле дома со «студнем». Вполне возможно, что видел и метания по лесу, попытки добыть еду и воду. Любопытство ли им двигало, практический ли интерес – тут не угадать, теорий можно наплодить с десяток. Руслан больше склонялся к неосознанному подражанию, которое замечалось у некоторых обезьян, живущих рядом с человеком. Увидело это чудище, как он консервы носит, вот и повторило действие, притащило что нашло. А для такой здоровой махины что банка жестяная, что бидон – по форме почти похожи, а значит, суть одно и то же. Потому как вряд ли оно понимает разницу в начинке.
Эта версия показалась Громову наиболее разумной. В ней была куча нестыковок и вопросов, но, объяснив себе все таким образом, Руслан оградил свое воображение от разумных медведей и одичавших инопланетян. Потому как даже представлять подобное было страшно.
Однако оставалась одна проблема. Если шатун наблюдает за ним, то как тогда обезопасить лагерь? В таком месте что-либо сделать невозможно. Не стены же возводить вокруг, ей-богу.
Вернувшись в лагерь, Громов принялся латать шалаш, потом сходил и собрал хворост. Головная боль полностью отступила, правда, начало ломить суставы и тянуть шею, словно он на ней таскал тяжести весь день. Но к подобным мелочам пилот уже привык.
И вот теперь, протирая кожу вокруг раны Ткачева, он спросил:
– Илья, ты не помнишь, эти банки из исследовательского пайка?
– Да, – отозвался Ткачев, морщась от боли. – Очень похожи. Помню, Поля домой приносила похожие, когда списывали излишки со склада.
– Вот и я думаю, что из автономного бокса баночки. Сохранились они хорошо, как я посмотрю. Мы ими сколько лет уже не пользуемся?
– Ну я-то вообще никогда не пользовался.
– Ты-то понятно, – кивнул Громов, меняя вату. – Когда же я такую таскал-то?.. Точно, года три-четыре назад, группу Гюнтера к Бердску возили. Они в боксе два дня провели, потом мы их эвакуировали спешно.
– А это не Рудаков со своими ребятами был?
– Нет, точно Гюнтер. Потерпи, тут нитки прилипли.
– Конечно… Ой!
– Уже все, все!
– А ты к чему вспомнил-то? – сквозь зубы спросил Илья.
– Я просто чего подумал-то… Ну-ка, подержи, – Руслан передал Ткачеву один конец бинта, принялся делать перевязку. – Так вот, банки уж больно хорошо выглядят. Насколько я помню, последний бокс мы потеряли почти пять лет назад. Увы, не я пилотировал, не могу сказать, куда и зачем этот гроб везли. Но только вряд ли эти банки смогли оказаться слишком далеко от бокса, верно?
– Верно.
– Я просто к чему это все. Было бы неплохо найти его и перебраться туда. Там же и лекарства, и провиант, и даже плита есть.
– Было бы неплохо, – неуверенно сказал Илья. – Но только все более-менее целые боксы из Зоны стараются вывозить.
– А что мы теряем? – не хотел отказываться от идеи Руслан. – Мало ли у нас забытого оборудования по всей территории от Искитима до Бердска по лесам да болотам валяется? Даже если бокс будет разбит в хлам, то там, так или иначе, найдется еще еда. Там уже можно будет думать и о том, чтобы попытаться найти выход отсюда.
– Ну да, с таким мной тебе не вылезти, – закончил мысль Ткачев.
– Я не о том, Илья, – как-то не очень красиво прозвучала фраза Ильи, и Руслан решил внести ясность: – Если смотреть правде в глаза, то мне и без тебя не особенно светит отсюда убраться. Сталкеры свои тропы буквально трупами отмечали, пробиваясь все глубже и глубже. Сколько их полегло, пока нашли безопасные пути? А у меня будет всего одна попытка, без вариантов. Но знаешь, Илья, я готов рискнуть. Готов, но лишь в том случае, если буду знать, что ты ни в чем не нуждаешься, что у тебя вдоволь еды и воды.
– Я и так не жилец, – буркнул Илья. У него опять испортилось настроение.
– Харэ каркать как ворона, – одернул друга пилот. – Заладил «не жилец, не жилец». Мы уже сколько здесь? Семь дней? Десять? И большую часть времени ты проводишь один, лежа в каком-то хлипком шалаше. А если у тебя будет крыша над головой, крепкие стены и достаточно продуктов, то ты сможешь прождать достаточно, пока я не вернусь с помощью.
Ткачев промолчал, лишь вздохнул невесело.
– А болезнь твою мы остановим и вылечим, – уверил его Руслан. – Вон эти внеземные фиговины помогают ведь, верно? А я знаю, где еще набрать, много.
Перед глазами всплыла картина лежащих между рельсами объектов и стоящие солдатские рюкзаки. Когда военные за ним погнались, они были налегке. Значит, их вещи где-то там, неподалеку. А там и оружие, и одежда, и артефакты.
