Магия крови - Ник Перумов
Ведьма, однако, сумела отыскать один из редких оазисов. Сейчас все население его от мала до велика лежало перед нею ниц – точнее, перед быкоголовым аватаром, а сам аватар громовым голосом вещал:
– …я, Великий Темный бог, пришел властвовать и повелевать. Все силы, что в мире, покорятся мне, все царства падут предо мной, ибо я единственный властитель их по праву. Счастливы вы, люди оазиса Хаттур, ибо вы первые узрели мощь мою. И да во имя этого будет воздвигнут в сем оазисе мой великий храм, и да поклонитесь вы мне и будете служить верно…
Аватар плавно повел ручищей, и Публий с содроганием увидел то, на что вначале не обратил внимания: на северной границе оазиса, на желтой каменистой почве было обозначено большущее квадратное углубление; по периметру его копошились какие-то странные фигурки.
Храм… Великий Темный бог… А как же Северная Ведьма? Вон она, хрупкая девичья фигурка у ног темного исполина. Что это все значит?
Нет, как видно, одним наблюдением со стороны не ограничиться, придется – как Ворон делал неоднократно – лезть в самое пекло.
А вон и Шаарта – застыла возле Великого Темного, словно в карауле, в руках обнаженные клинки – вся словно отлита из червонного золота; явно одна из «особо приближенных».
Публий Каэссениус не торопясь скинул теплый плащ и куртку, связал их в тугой узел, закинул на плечо; солнце палило нещадно, еще немного – и жажда скрутит его, а с собой ни питья, ни иных припасов. Путь ему отсюда один – вниз, в оазис. Придется вспоминать навыки имперского мага для особых поручений…
Охраны как таковой вокруг оазиса не было, но стоило Публию приблизиться, как возле него словно из-под земли вырос дух не дух, божок не божок – уродец с козьими ногами и получеловеческим лицом, ростом с ребенка; однако он сжимал в руке внушительной величины кривой нож, и лезвие его прямо-таки исходило чистой силой.
– Пощади! – возопил Публий, падая на колени и склоняясь перед божком. – Я пришел служить Великому Темному, проводи меня к нему!
Получеловек-полукозлик с шумом втянул воздух сквозь плоские ноздри, наморщил верхнюю губу и проблеял:
– Пшел, сме-ертный! Впереди меня-я!
Публий покорно побрел, стараясь осматриваться вокруг как можно незаметнее.
Оазис был велик – одно из немногих человеческих поселений в Великой Закатной пустыне. Не одна сотня человек, должно быть, живет здесь, и живет весьма обособленно; Костяной Лес, как писали путешественники, простирается на многие мили с севера на юг и с запада на восток, проход через него опасен: демонионы, ифриты, гули и прочие бездны ведают, какие духи обитают в нем, поддерживаемые тяжкой и плотной силой, веками копящейся здесь.
А этот народ, чем он занимается? Выращивает финики и пшеницу, разводит коз, живет своей тихой жизнью, как и северные орки, и ему дела нет ни до великой силы, ни до великого вулкана поблизости. Интересно, обладают ли эти люди такой же, как и у северных орков, устойчивостью к магическим воздействиям? Весьма возможно…
Поселение, однако, казалось пустым: даже стариков и малых детей Публий не видел, пробираясь между хижин; лишь копались в пыли тощие куры да блеяла где-то коза. Край мира, дикие места – что же, однако, намерена делать здесь Северная Ведьма, воздвигнуть новую Твердыню?..
Люди все еще оставались на краю оазиса – они по-прежнему стояли на коленях или лежали ниц перед громадной черной фигурой, воздвигшейся над ними; худые, смуглые и черноволосые, мужчины – в набедренных повязках, женщины – в широких туниках из некрашеной материи, на шеях ожерелья из мелких ракушек и желтых, похожих на янтарь, камушков. Все они казались напуганными и подавленными настолько, что не смели и глаз поднять на подошедшего Публия. А ведь должны быть не робкого десятка, коль живут в Костяном Лесу, у самого Сердца Пламени!.. Неужто Ведьма их околдовала? Или как она там представилась – Великий Темный бог?
Пылающие багряным светом глаза быкоголового исполина уставились на мага, и он ощутил давление каких-то неизвестных чар; его будто опутали мелкие, но прочные веревки, ноги подогнулись – и Публий, подобно народу оазиса, рухнул на колени.
– Кто ты, смертный? – проревела огневеющая пасть. – Кто подослал тебя вредить мне, червь?
Публий обнаружил, что говорить он может – и даже может слегка шевелиться.
– Не гневайся, о Великий Темный! – выкрикнул он, падая ниц и глотая пыль. – Я недостойный раб, узревший твое величие! Я пришел сам, по следу твоему! Ибо не мог более жить, не видя блеска лица твоего!..
Расчет оказался верен: путы заклятия, державшие Публия, слегка ослабели; чем более исполнен гордыни человек ли, дух ли, тем более падок он на лесть.
– Ты говоришь правду, ты пришел по моему следу, – согласился исполин. Судя по всему, он или сразу заметил портал, или сейчас нашел его следы. – Для чего?
Маг поднял голову и, не дрогнув, выдержал взгляд багровых очей.
– Чтобы служить тебе, о великий. Ибо ты есть будущее нашего мира.
– И чем, смертный, ты можешь послужить мне?
– О, многим, – заверил Публий. – Неужто великий будет тратить время на то, чтобы считать меры пшеницы или надзирать за рабами, искать припасы для войска или разбирать людские тяжбы? Твое дело повелевать, наше – служить тебе!..
– Разумные речи, – проревел исполин.
Публий отважился приподняться. Фигурка Северной Ведьмы, сидевшей на большом камне у ног быкоголового, казалась совсем незаметной; она держалась очень прямо, положив ладони на колени и глядя перед собой, неподвижная, словно не принадлежащая к этому миру. Однако она была здесь, и Публий дал бы руку на отсечение, что это крайне важно. Шаарта стояла подле нее, такая же неподвижная – золотое изваяние, скрестившее перед собою две золотые сабли.
На Публия Маррона она не смотрела.
– Назови свое имя, – потребовал исполин.
– Публий Каэссениус Маррон, из Корвуса, бывший маг империи. – Не было смысла лгать.
– Маррон! Я вижу ревность твою и усердие. – Великий Темный качнулся вперед, словно желая склониться к людям. – Отныне ты первый из моих рабов и начальник над народом моим, поклоняющимся мне. Слушайте же мое повеление! Собирайте войско! Мы идем в поход! Мы понесем свет имени моего всем народам Араллора! Благословен оазис Хаттур, ибо здесь воздвигнется величайший храм во имя мое, и алтарь его, и жертвенник!
«Как же раньше было хорошо без вас, богов», – мрачно подумал Публий.
– Мир наш был ввержен в забвение и невластие, –
