Блок - Борис Вячеславович Конофальский
– Куда, куда ты? – пытался остановить его у ворот старенький сторож Севостьянов. Но уполномоченный, знавший его лично, лишь бросил на ходу:
– Я к Кузьмичёву.
– Так записаться в журнал надо, документ показать, – бубнил стрик, но Андрей Николаевич уже, нажав несколько кнопок, открывал дверь одного из боксов с машинами.
Кузьмичёва он нашёл почти сразу, тот с одним из слесарей присел возле разобранной ступицы новенького и недешёвого квадроцикла.
– Василь Андреевич, можно вас на пару слов? – сразу начал Горохов.
– Да можно, в принципе, – отвечал тот, вставая и вытирая тряпкой руки. Он не узнал Горохова в новой красивой маске. И голос его тоже не узнал. – А мы знакомы?
Глава 27
– Знакомы, знакомы, Василий Андреевич, – уверил его уполномоченный, но маску так и не снял. И увидав, как в бокс входят два охранника вместе со сторожем, добавил: – Это я, Горохов, скажи людям, что ты меня знаешь.
– Андрюша! – выдохнул Кузьмичёв. И сразу стал махать рукой охранникам: идите, идите, тут всё в порядке.
Тянуть и болтать по пустякам времени у него не было, и уполномоченный сразу спросил:
– Василь Андреич, а ты ничего не слышал про Бушмелёва? Мы с ним сегодня встретиться должны были. А он не пришёл. Дозвониться до него тоже не могу.
– Андрюша… – заведующий гаражом сделал паузу, от которой Горохову сразу поплохело. – Комиссар умер сегодня днём.
– Что? – больше уполномоченный ничего и спросить не мог. Он ещё не до конца осмыслил услышанное.
– Сердечный приступ… Прямо в кабинете…
– Когда? – до Андрея Николаевича стала доходить суть полученной информации.
– Так днём, говорят, – отвечал ему Кузьмичёв. – Я сам-то не в курсе всех подробностей, мне позвонили из финотдела да сказали: умер, сердечный приступ. Всё. Днём это было. Ещё часа не было.
Старик не явился на назначенную встречу, причина в таком случае должна была быть уважительной. Они и была уважительной. Теперь, мягко говоря… всё менялось. Его доклад на комиссии о делах в Серове явно откладывался. Он взглянул на взволнованного Кузьмичёва, которой мял грязную тряпку в руках, и спросил у него:
– А что про меня говорят? Слышал что-нибудь?
– Ищут тебя, Андрей, – отвечал начальник транспортного цеха Трибунала. – Об этом все говорят последние дни.
– Ищут? А что инкриминируют? – поинтересовался уполномоченный
– Говорят, ты заказы со стороны брал, – поясняет Кузьмичёв. – Говорят, на какого-то из администрации Серова взял заказ, но люди Поживанова об этом узнали и там, в Серове, всех предупредили, говорят, у тебя ничего не вышло и ты скрываешься.
И от этого рассказа уполномоченному поплохело во второй раз за пару минут.
– Заказы со стороны? – только и смог произнести он.
– Андрюш… Ну так говорят, – пояснял ему Кузьмичёв.
– Говорят… – теперь растерянность первых минут покидала его. И он начал возвращаться в своё обычное состояние. И теперь он говорил твёрдо и холодно: – Ты, Василь Андреич, не очень-то верь в то, что говорят. Врут они. Никаких заказов я не брал. А ещё… – он тут делает паузу, – … Бушмелёв никогда на сердце не жаловался.
Конечно, у него была ещё куча вопросов, но, скорее всего, Кузьмичёв не смог бы дать ему на них внятных ответов, а ещё торчать тут дальше было опасно.
– Ладно, Василь Андреич, пошёл я. Бывай… – он уже повернулся и пошёл к выходу, но Кузьмичёв окликнул его:
– Андрюша…
– Что?
– А что делать-то теперь будешь?
– О… Даже и не знаю, – отвечал уполномоченный. – Дел теперь у меня по горло. Даже и не знаю, с чего начинать.
– Ты это, Андрей… Короче… – Кузьмичёв протянул ему руку. – Удачи тебе, Андрюша.
– Да, – Горохов пожал мозолистую руку завгара, – удача мне теперь точно не помешает.
***
Всё разом переменилось. Всё. Когда он таскался вокруг Уральских гор, пока бегал по пустыням и карабкался на склоны в горах, он утешал себя мыслью, что вернётся в Соликамск, в Контору, напишет рапорт, даст объяснения на комиссии и снова станет героем Трибунала. С прилагающимися к этому премиями и повышениями.
И вдруг – раз:
«Ищут тебя, Андрей!».
Кто ищет? Сколько человек? Ну, допустим, это те, кто таскался за ним все последние дни. Одного из которых он ранил в горах. Ну, ещё человек десять сыскарей из своего отдела Поживанов сможет отрядить на его поиски. Уже много, но это не всё… Горохов не сомневался, что к этому делу Трибунал подключит и муниципалов. Это взаимодействие его конторы и местных властей Агломерации давно отлажено. И теперь всё становилось на свои места. И Малышев в кабинете комиссара, и необычное поведение полковника при разговоре с уполномоченным. Малышев одним тем, что не узнавал Горохова, кажется, его предупреждал.
В общем, положение у Андрея Николаевича было сложным. Из города ему нужно убираться как можно быстрее. А ещё ему снова желательно было сменить свой вид, одежду, но вот рюкзак, как и винтовку, он оставил на конспиративной квартире в промышленном районе рядом с портом. И теперь, после смерти Бушмелёва, ему туда возвращаться… не хотелось. На зама комиссара, Малышева, могли и надавить, и он мог раскрыть все тайные места своего отдела для их проверки.
Деньги.
Деньги у него были, а ещё у него должен был быть хороший грузовик в Александровске, если, конечно, Петя и Мурат не угнали его куда-нибудь и не продали. А ещё целая куча отличного снаряжения закопана в одном укромном месте, под приметным камнем рядом с Губахой. В общем, у него было всё, что нужно, чтобы скрыться, исчезнуть из Агломерации и отсидеться где-нибудь в укромном месте. Вот только… Отсидеться до какого момента? Что он собирался высидеть? Отставку Поживанова? Или дождаться, пока его снимут с розыска? А ведь ему с его-то болезнью ждать особо нечего.
И тут, впервые за всё время после встречи с Люсичкой, он всерьёз вспомнил о её предложении, а скорее даже, о предложении пророка. Теперь он, идя по пыльной улице в сторону больших складов на берегу реки, стал думать о том, что до сих пор им всерьёз почти не рассматривалось.
«Новый корпус – пять лет настоящей юности и десять лет молодости… – Снова вспоминал слова пророка уполномоченный. – И никакого грибка».
Новое тело. Новый вид. И без грибка в бронхах. Ещё и молодость! Если раньше это предложение существа с прозрачной кожей отталкивало, как что-то неприятное и даже болезненное, то теперь выглядело как решение проблем. Хотя он тут же вспоминал трубки, торчащие из некогда очень красивой женщины. И это
