Светлана Прокопчик - Корректировщики

Решила лететь.

В стратопорт Оля с Наташей примчались буквально за минуту до старта. Плюхнулись в кабинки и только тут сообразили, что сделали глупость: надо было сразу при оформлении билета “туда” заказать билеты и на обратную дорогу. Но эти мысли быстро вылетели из головы.

Концерт шел в “Астре”, крупнейшем зале Красноярска. Свободных мест не было. Оля удивилась: не думала, что у Бертоло в Сибири так много поклонников. Она знала его больше по фильмам, и то — преимущественно комедийным. Итальянские комедии она всегда предпочитала всем остальным, даже американским. Ну, разве только английские на ее вкус были лучше… если без русского перевода.

Бертоло-певца знала хуже, хотя характерный его хрипловатый голос узнавала всегда. Итальянскую популярную музыку любила, а ее все любили, но все ж девчонки больше говорили про молодых артистов — красавца Санчини, например. Бертоло был из старой плеяды.

Сцена была пуста. Ни цветоэкранов, ни лазерных установок. Бертоло появился на сцене точно в срок, не задерживаясь подобно прочим “звездам”. Аккомпанировал себе на пузатой акустической гитаре, без всякой электроники. Внизу, в партере, где обычно размещался танцпол, сейчас был оркестр. Небольшой, относительно, конечно.

Два часа она провела в другом мире. Огромный зал буквально заливали потоки доброты, и Оля подумала, что шоу, если б оно было, только испортило бы впечатление. Бертоло сосредоточил все внимание на себе. Он неплохо знал русский, и между песнями общался с залом.

Удивительный он был. Оле с Наташей достались места сбоку, но в самом первом ряду, и они отлично видели Мастера. Больше всего он был похож на свежевыбритого шимпанзе — длинные, до колен, руки в черной курчавой шерсти, в разрезе майки на груди выбиваются такие же волосы, щеки до самых глаз — синие. Тяжелые надбровные дуги, глубоко посаженные черные глаза, как вишни, отвисшая нижняя губа… И — энергия. Колоссальная, животная, покоряющая. Всю ее он переработал во что-то удивительно высокое, от его песен порой хотелось плакать — от счастья, от сознания того, что на свете есть такие люди. Он был Человеком. И Артистом с большой буквы.

Зал его обожал с первых же звуков его голоса. Обожал и преклонялся, искренне, без пошлой похоти и стремления оторвать кусочек от кумира на память. Оля даже не думала сопротивляться этому общему порыву, любить ведь так приятно, так легко…

Сейчас Оля нисколько не жалела, что полетела. Да, если бы она пропустила этот концерт, в ее жизни осталось бы пустое пятно.

На улицу выползли слегка оглохшие, счастливо улыбающиеся, не понимая, в каком они мире. Сели на скамеечку, глубоко вдыхая поздневесенние ночные запахи. И далеко не сразу вспомнили, что им еще возвращаться в Селенград.

На ночной рейс билетов не было, только на утренний. Девушек это не расстроило, даже наоборот: все равно пришлось бы полночи куковать в Улан-Удэ, пока маршрутка ходить не начнет. Лучше переждать здесь, потому что Красноярск не сравнить со скучным Улан-Удэ. Ночи сейчас теплые, можно погулять, а отоспаться — днем, дома. Все равно ж воскресенье.

Ходили по ночному, но вовсе не спящему Красноярску, потом забрели в парк, улеглись на траве под небом, и начали мечтать. Намечтали чего-то очень хорошего — и чтобы войны на Венере не было, и чтобы после летней сессии никого из группы не выгнали, и чтобы все у них всегда получалось…

— Наташ, а как ты думаешь, чудеса бывают?

— Не знаю. Наверное, иначе бы люди не придумали такое понятие.

— Представляешь, случится чудо, и все, что мы загадали, — сбудется. Вот если б ты точно знала, что сбудется, что еще ты загадала бы?

— Чтоб у меня был хороший муж и умные дети, — не колеблясь, ответила Наташа. — В роли мужа можно Сашку. А еще, чтоб я Академию закончила.

Оля долго молчала. Потом сказала:

— У меня в детстве, классе в третьем была смешная мечта. У меня была подруга, как сестра, даже ближе. Мы всегда вместе были. И как-то зимой гуляли и мечтали. Что никогда не поссоримся, что после школы обе поступим в Академию педагогики, потом будем работать в одной школе. Выйдем замуж обязательно за близнецов, чтоб у нас все было одинаковое. Родим детей… Еще купим сенбернаров, обе собак любили, и зимой будем запрягать их в санки, чтоб они наших детей катали, — Оля засмеялась. — Правда, смешно?

— Ага. А я мечтала выйти замуж за Невзорова, который в “Семейном кладе” снимался. Мне тогда было лет четырнадцать, и одна девчонка предложила познакомить с ним. И предупредила: с ним нужно трахаться прямо с первой встречи, иначе ничего не получится. Я подумала — и раздумала. Ну а если не сложится? Так же нельзя, без любви. Лучше все-таки, чтоб парень был один, на всю жизнь. Поэтому сначала проверить надо, любит или нет. И то — не гарантия. Моя одноклассница встречалась с парнем четыре года, все уж знали, что они поженятся. Ну, она ему дала. А он ее бросил после первой ночи.

— Что-то мы о грустном.

— Да. Кстати, ты сама-то чего не загадала, чтоб у тебя с Ильей все получилось?

— Ты что? А вдруг сбудется?! — испугалась Оля.

Через секунду они уже катались по траве, звонко хохоча на весь Красноярск.

— Ну ты сказанула! — ликовала Наташа.

Оля тоже смеялась.

— Ты не хочешь, что ли, чтоб все получилось? — удивилась Наташа.

— Хочу, — вздохнула Оля. — Только когда начинаю представлять, что да как, мне так страшно становится, что даже глаза зажмуриваю. И сердце обрывается, вообще биться перестает.

Наташа пожала плечами:

— Ну тогда загадай что-нибудь другое. А то нечестно, я загадывала, а ты — нет!

— Хорошо. Пусть мы с Ильей помиримся, — решила Оля. — И еще, вот. Чтоб мы встретились и помирились до пятнадцатого декабря. Ведь это ж невозможно, правда? У него же практика, он в Академии не появится. Если так случится, будет чудо.

Стало прохладно. Поднялись с травы, отряхнулись, решили провести остаток ночи в стратопорту. Выбрались на тропинку и вдруг увидели на скамейке темную фигуру. Взвизгнув, промчались до освещенного перекрестка, там остановились.

— Напугал! — гневно крикнула Наташа в темноту.

— Ты знаешь, кто это?! Это Робка Морозов, из В-2024! — у Оли были круглые глаза. — Господи, он же слышал весь тот бред, который мы несли!

Тут уже присела Наташа. Потом сообразила:

— Он же не знает, что это были мы. Мало ли в Красноярске Сашек и Илюх! Ему-то откуда знать, что мы про наших?

— Да он видел нас! И узнал.

— Как ты думаешь, расскажет?

Оля подумала:

— Не знаю. Вообще-то он не трепло. Слушай, а что он делает в Красноярске ночью?!

— То же, что и мы? — предположила Наташа. — Да может, это и не он. Просто похож.

Оля с трудом согласилась, решив, что проверять ни за какие коврижки не станет. А если Роберт намекнет на то, что подслушал их разговор, — от всего отопрется. Нет, ну надо же как они опозорились со своими загадками! Как знала, не хотела про Илью говорить.

03 августа 2083 года, вторник

Московье

— Я тебя не узнала! — воскликнула Валерия.

Олю это насмешило. Узнать ее и вправду было сложно — она постриглась и никак не могла привыкнуть к шапке коротеньких волос, не нравилась сама себе и мечтала только не попасться на глаза Илье, пока волосы не отрастут.

С волосами была связана своя история. Оля после летней сессии, стоившей ей огромных нервов, долгое время плохо себя чувствовала. И хотелось что-то сделать, такое, чтоб все изменилось. В это время у нее начали страшно сечься волосы, за три дня голова превратилась в покрытую спутанным искусственным мехом болванку. Что сделал бы нормальный человек? Правильно, наведался бы в парикмахерскую. Оля же взяла ножницы и постриглась сама, умостившись между двух зеркал. А утром записалась к мастеру, уже повинуясь острой необходимости: было страшно взглянуть на собственную обглоданную голову. Хорошо еще, это случилось после сессии, и никто из знакомых ее в таком виде не застал.

А всем тем, кого Оля встретила в Московье, стрижка понравилась. Оля еще выпросила у мамы ее платье, мама немного располнела, а Оле оно было в самый раз. Строгое, классических линий, с чуть расклешенной длинной юбкой. Оля в нем была тоненькой и строгой. А глаза из-за стрижки были в пол-лица.

В качестве места встречи был выбран Старо-Рузский парк, и Оля с Валерией полтора часа ехали на метро, а потом еще на электробусе минут двадцать. После прибайкальских лесов парк показался Оле собранием комнатных цветов, зачем-то вынесенных на улицу и расставленных на асфальте.

Они приехали почти самыми последними. С Валерией заискивающе здоровались, девушки льстиво отмечали ее вкус в выборе костюма. Странно, Оля, пока училась в московской академии, не замечала, что в их группе сложились такие отношения. И тут же вспомнила, что она, в сущности, всегда была где-то вне группы. По Оле бывшие однокашницы скользнули поначалу равнодушным взглядом, потом кто-то узнал, и пополз шепоток: “Пацанчик приперлась, гляди-ка… Слушай, как она изменилась… А чего это с ней? И Лерка с ней…” Потом с независимым видом подошла Катя Епихина, окинула Олю оценивающим взглядом: