Игорь Поль - Штампованное счастье. Год 2180

Подчиненные смотрят на своего начальника, открыв рты.

Наконец-то во мне поднимается злость. Зверь рычит в предвкушении драки. Он видит врага. Мой взгляд становится откровенно вызывающим. Я жду момента, когда смогу заявить этому профессиональному лгуну о том, что я теперь простой пехотный капрал, а вовсе не полевой агент. Краснея, лейтенант отворачивается.

– Сержант, он ваш,– бросает он за спину.

Меня просвечивают на диагносте. Во время осмотра я выкладываю из карманов все мелочи. Снимаю с шеи талисман.

– Можете оставить это здесь, капрал,– говорит Легар, указывая на свой стол.

– Благодарю… сэр,– отвечаю я.

Удивительно, сколько мелкого полезного барахла таскаешь с собой. Легионер всюду как дома. Свой дом распихан у него по карманам.

Медицинский сержант подталкивает меня, как не-одушевленную марионетку.

– Сюда. Плотнее. Подбородок выше. Закройте глаза. Сделайте выдох и не дышите, капрал.

Я послушно выпускаю воздух. Закрываю глаза. Прикосновение холодного пластика к обнаженной коже вызывает озноб.

– Дайте палец.

Даю. Легкий укол.

– Прижмите пластырь.

Прижимаю.

– Гальюн там. Возьмите пробирки, капрал.

Беру. Иду.

– Порядок, капрал. Результаты анализов через час. Скинем на взводный узел.

– Спасибо, сержант.

– Мой сержант, капрал.

– Виноват, мой сержант.

Наверное, моя улыбка не выглядит достаточно виноватой. Я выдерживаю взгляд, не опуская глаз.

– Чертов наглец,– бурчит медицинский сержант.

– Не нужно так усердствовать, парень.– Зверю внутри меня наплевать на дисциплину. Он потягивается, выгибая спину и слегка выпуская когти. Удерживать его в узде временами довольно трудно.

– Я не посмотрю, что у тебя две каймы, капрал. После осмотра останься и вычисти наш предбанник.

Окрик лейтенанта:

– Сержант! Что это вы себе позволяете?!

– Извините, сэр.– Медик смотрит в пол.– Дисциплина одна для всех, сэр.

Легар дергается. Нервы-то у него, оказывается, ни к черту.

– Я отменяю ваше распоряжение.

– Есть, сэр.

Долгий внимательный взгляд доктора. Не могу выдержать его. Хочется опустить глаза. Не от трусости, нет. Нельзя сорваться. Осталось немного. Мне приходилось переступать через многое. Я вытерплю и сейчас. Моя цель заслуживает нескольких минут унижения. Пускай считает меня слабаком, покорным его воле. От меня не убудет.

– Капрал Ролье Третий.

– Здесь, сэр.

– Ваше поведение недопустимо.

Вот так. Поведение. Лейтенантский взгляд просвечивает меня почище диагноста. Каждая косточка видна. Не забывайся, парень. Я тебя породил, я тебя при случае вгоню в дерьмо. Не дергайся. Твои успехи не делают тебя неприкасаемым. Ты нужен мне. Ты нужен Легиону. Забудь о рефлексии. Понимаю, двойная нагрузка изводит тебя. Ломает и крутит. Мне на это плевать. Помни о долге. Ты рожден ради служения. Так служи, сукин сын. Или растворишься в чане.

Смотреть в глаза начальнику или старшему по званию– преступление. Я перевожу взгляд на офицерский лоб. Согласно уставу. Зверь ворчит что-то себе под нос и нехотя прячет когти.

– Виноват, сэр. Приношу мои извинения, мой сержант.

– Вы удовлетворены, сержант?

– Вполне, сэр,– через силу выдавливает медик.

– Вот ваши вещи, капрал. Одевайтесь.

– Я могу идти, мой лейтенант?

Пристальный взгляд напоминает: смотри же, сукин сын. Помни, кто ты есть.

– Идите, капрал.

Я читаю сообщение, что сбросил доктор.

«Поздравляю, Павел. Ваша работа оценена очень высоко. Сосредоточьте внимание на операции „Форпост“. Вы включены в сводный отряд, приказ поступит завтра. Связь со мной до распоряжения прекратить. Ретрансляторы не использовать – возможно недружественное наблюдение. Ведите себя как обычно. Поддерживайте привычные контакты со своим окружением, но снятие информации прекратить. Инструкции по „Форпосту“ прилагаю. Результаты доложите после возвращения из сводного отряда. Удачи!»

Я морщу лоб. Кажется, Атилла ощутимо перебарщивает с конспирацией. Наблюдение наблюдением, но игра в шпионов с другими службами становится чрезмерно запутанной. У меня и без этой возни забот по горло.

Я размышляю, как бы скинуть доктору сообщение об отставке. Ретрансляторы отключены. Этот сукин сын переиграл меня. Фактически передал мне приказ. Никто не имеет права отказаться от участия в боевой операции после назначения в состав участников. Впрочем, наплевать. Остается вариант тихого саботажа. Так или иначе, Служба поймет, что пользы от меня больше никакой. Возможно, они сочтут необходимым законсервировать агента. Такое случается. Главное, я улетаю отсюда. Там, где я скоро окажусь, власть доктора будет весьма призрачной. Ладно, посмотрим, что ему понадобилось выяснить на Амальтее.

Невнятное ощущение не дает мне сосредоточиться на изучении задания. Я пытаюсь понять, что именно не дает мне покоя. Ага, вот оно. Известие о предстоящем задании меня не возбуждает. Более того, я воспринимаю его с глухим раздражением. Зверю наплевать на игры. Зверь хочет жить по-своему. Я расцениваю это состояние как положительный фактор. Я освобождаюсь от оков Долга. Плохо лишь, что взамен ничто не заполняет образовавшуюся внутри пустоту. Мне предстоит найти новый смысл существования. Заполнить вакуум.

Я успокаиваю зверя. Потерпи, дружок. Пока не время.

Интересно, на Амальтее я смогу увидеться с Лиз?

Заткнись, придурок. У нее билет в один конец. Как и у тебя. Только у нее маршрут короче.

И все-таки? Что я ей скажу, когда увижу? И что скажет она? Наверное, опять свое ироничное «Привет, Ролье Третий»? А я ей просто кивну. Откуда мне знать, о чем принято говорить с женщинами? Ничего, кроме дежурных застольных фраз, в наши мозги не вкладывают. А книги, что дают нам читать в личное время, больше похожи на справочники по истории.

Делаю усилие. Загрузить задание. Просмотр. Главная цель… Нет, а все же, как она теперь выглядит? Похудела, наверное. Обожаю, когда у женщин горят глаза на осунувшемся лице. Откуда я это знаю? Пожимаю плечами. Зверь довольно урчит.

…Спустя много месяцев, сидя на жестком круглом табурете и уставившись в шероховатую поверхность стены, я представляю, как лейтенант Пьер Легар Четвертый удовлетворенно рассматривает графики диагностики агента «Павел». От его былой нервозности не остается и следа. Он собран и спокоен. Лейтенант делает вывод: Павел идет вразнос. «Все-таки мне удалось удержать его от преждевременного срыва»,– думает он, довольно улыбаясь. Все мелкие невинные хитрости примитивного существа в файле диагностики как на ладони. Дело близится к кульминации. После прибытия Павла на Амальтею операция вступает в новую фазу.

Сквозь разделяющее нас время и пространство мне хочется негромко произнести над лейтенантским ухом: «Ты глуп, лейтенант Легар». Так, чтобы он вздрогнул и заозирался в недоумении. Так приятно знать, что лживая, надменная хитрость получила по заслугам. Но там, где сейчас находится Легар, слова и чувства ничего не значат. Нет там и удивления. Ведь лейтенанта Легара больше нет в живых. Я сам застрелил его на Европе.

Впрочем, я опять забегаю вперед. Извините меня, я плохой рассказчик. Вы должны понять – я обучен стрелять, а не травить байки.

Часть третья

СОЛДАТЫ СНОВА КОЕ-ЧЕГО СТОЯТ

Холод. Мертвенный красный свет, сочащийся из трещин в неровных стенах. Местность вокруг столь непроходима, а посты так удалены от базы, что менять часовых каждые несколько часов не имеет смысла. Использовать ранцевые двигатели запрещено в целях маскировки. Тропинка к посту прихотливо петляет между кратерными выбоинами, усыпанными валунами из пыли и льда; она ныряет в разломы и, обходя оползни по широкой дуге, протискивается сквозь скалы, что поднимаются из красно-бурой пыли огромными нелепыми изваяниями. Архитектор-неудачник вытесал их грубым топором. Ни одного округлого края. Сплошные острые грани. Местами на изломе вместо камня искрится грязный метановый лед с вкраплениями серы. Все поверхности здесь норовят предательски провалиться под ногами. В плотном на вид камне от малейшего касания образуются трещины, затем несколько квадратных метров тверди рассыпаются ледяным песком и беззвучно оседают в бездонные подземные каверны.

Путь в один конец занимает почти три часа и больше напоминает изматывающий марш-бросок в полной выкладке, чем смену караула. Стиснув зубы и обливаясь потом, мы исполняем балетные номера, тщательно соразмеряя усилия толчка и балансируя оружием, чтобы не улететь в небеса или не нырнуть в весело поблескивающую лужицу жидкого азота. Ускорение свободного падения тут почти нулевое. Вчетверо меньше, чем даже на крошке Фобосе. Крохотные частички пота, ухитрившись протиснуться сквозь патентованный впитывающий подшлемник, образуют перед глазами то ли крупный туман, то ли марево. Красные отблески адского пейзажа, проходя сквозь него, превращают мир в аттракцион ужасов. Глаза раздражаются от соприкосновения с соленым туманом. Слезы окончательно размывают взгляд и добавляют пейзажу авангардизма. Я запомнил это определение во время посещения земного музея.