Роман Глушков - В когтях багряного зверя
С тех пор, наученный горьким опытом, первосвященник почти не покидал свой флагманский корабль – «Ной». Оттуда он отдавал все распоряжения и читал пастве проповеди, взойдя на корабельный нос, будто на кафедру.
Так как количество рабочих рук сильно сократилось, приток пополнения – тоже, а работы было еще навалом, теперь на строительство брали даже тех, кто прежде не состоял в рядах церкви, но возжелал обрести спасение и готов был принять причастие. К таким желающим относились горожане, каких напугал катаклизм, и они все-таки уверовали в мрачные пророчества Нуньеса. А также многие жители дальних окраин, до кого не дошел потоп, но кто решил тоже не искушать судьбу и подстраховаться.
Больше всего досталось пригородным фермам и ремесленным мастерским, смытым подчистую вместе со своими хозяевами. А поскольку почти все они работали на строителей Ковчега, это осложнило тем дальнейшую жизнь. И, напротив, упростило задачу нам. Слегка изменив себе внешность, напялив накидки строителей и прихватив сумку с инструментами, мы смогли выдать себя за ремесленников, спешащих в город по срочному делу. И ни один жандарм не стал бы чинить нам препоны, пусть даже у нас не было пропусков. Теперь эти бумажки утратили ценность, а отговорка «Все документы утонули при наводнении!» работала безотказно везде и всюду.
Одно плохо: что играло на руку нам, то помогало и нашим врагам. А то, что Виллравен, его банда и Владычица пережили стихию, мы выяснили в первый же день, как только сунулись в Великую Чашу…
Но случилось это лишь через три недели после того, как нам посчастливилось во второй раз не утонуть. Ровно столько мы преодолевали оставшееся до Аркис-Грандбоула расстояние, какое еще недавно покрыли бы за пару суток. И больше половину этого времени нам пришлось стоять на месте, дожидаясь, когда схлынет вода и местность станет пригодной для проезда.
Вода схлынула через десять дней, но в прежние берега море уже не вернулось. Теперь оно плескалось у подножия нашего спасительного холма, поднявшись на десяток метров и «отъев» от западного берега изрядный кусок. А полоса земли, отныне считающаяся побережьем, была размыта так, что, не будь у нас спаренного двигателя, мы, наверное, не добрались бы до столицы и за два месяца.
Мы слезли с мачты спустя лишь двое суток – сразу, как только из воды показалась крыша рубки. Переплыв на нее и переправив Физза, мы наконец-то смогли нормально улечься, отдохнуть и отоспаться. И не беда, что у нас не было одеял и подушек, а повсюду продолжала плескаться вода. После долгого пребывания в сидячем положении нам хватило и жесткой сырой поверхности, чтобы наконец-то почувствовать себя счастливыми. Ну а когда спустя еще сутки из воды показался мостик, мы перебрались в рубку и обосновались там.
С каждым днем течение ослабевало, и мы боялись, что уровень воды прекратит понижаться. Если моторный отсек останется затопленным, мы не сможем управлять «Гольфстримом». Но море Зверя все же мало-помалу отступало, и вскоре наше вынужденное безделье подошло к концу.
По мере того как нам открывался доступ на нижние уровни истребителя, мы приводили его в порядок, проверяя механизмы и вытаскивая на верхнюю палубу для просушки намокшие вещи. На работе Неутомимых Трудяг пребывание под водой никак не отразилось. Хотя что им станется, с их сверхпрочными герметичными корпусами, вскрыть которые оказалось под силу лишь монахам-табуитам. Зато прочие механизмы пришлось протирать и смазывать заново, а из гидравлической системы полностью сливать масло и выкачивать просочившуюся туда воду.
Буксир и его прицеп показались из-под воды в тот же день, когда мы спустились с мостика на главную палубу. Но добраться до «Антареса» нам довелось позже – когда под нами показалась суша. Он лежал вверх колесами у подножия холма. Судя по всему, удар стихии развернул «Антарес» боком и спихнул на раскисший склон. Машина перевернулась и скатилась вниз. А потом вокруг нее намыло столько грязи, что сейчас оттуда торчало лишь шасси. Сломанная же мачта, верхняя палуба, мостик, рубка и смятые борта бронеката Бадахоса были погребены под грязевыми и каменными наносами.
Колеса «Гольфстрима» тоже вросли в трясину почти на треть, но рыть ее лопатами не потребовалось. Подкопав сепиллой грязь за кормой, мы с Бодье на протяжении часа давали истребителю попеременно задний и передний ход. И таким образом враскачку выдернули его из ловушки. А когда он получил свободу, дела пошли веселее. Спаренных ДБВ хватало для прокладки колеи даже в той топи, что нас окружала, и мы смогли наконец подъехать к бедолаге «Антаресу».
В прежние времена любой встреченный нами в хамаде разбитый бронекат надолго повергал меня в уныние, ведь «Гольфстрим» тоже не был застрахован от такой участи. Но после всех войн и невзгод, через какие мы прошли, я обрел иммунитет к подобным трагическим картинам. И теперь взирал на них так же, как Убби смотрел тогда на мертвых бойцов из сквада Тунгахопа – с равнодушным смирением и мыслью о том, что рано или поздно мы все там будем.
Вокруг «Антареса» мертвецов не наблюдалось, но их наверняка хватало внутри него. Доставать их на свет и копать могилы являлось бессмысленно – зачем, когда они и так находились внутри превосходного склепа? И все же мы были практичными людьми и понимали, что, кроме трупов, там есть много добра, которое покойникам за ненадобностью, а вот нам оно может и пригодиться. Правда, попасть на «Антарес» обычным способом стало чертовски трудно. Технических люков в днище буксира не было, а чтобы добраться до основных, следовало прорыть внушительный подкоп.
Впрочем, перекидывать лопатами мокрую грязь не входило в наши планы. Мы поступили гораздо проще, пускай и неуважительно по отношению к покойным. Выкачав из трюма «Гольфстрима» воду, мы проторили к «Антаресу» колею, а потом стали разгоняться и бить ему в борт носовым тараном. От третьего удара в одну и ту же точку обшивка буксира лопнула по шву, и нам открылся-таки неширокий проход в трюм.
Вода там уже отсутствовала – она вытекла из перевернутого «Антареса» через множество мелких прорех в корпусе. Зато вся мертвая команда была в сборе. В последний момент Бадахос сотоварищи сообразили, что мы были правы, и бросились в трюм. Увы, но это их не спасло, а лишь отсрочило им смерть. Причем кое-кто погиб еще до того, как их убежище наполнилось водой. Пока буксир падал, людям внутри него приходилось несладко. Грузовые крепления на бронекатах не рассчитаны на экстремальные нагрузки. Прыгающие по трюму ящики и запчасти разбили не одну голову и сломали достаточно конечностей. В чем мы убедились, когда стаскивали трупы в угол и укладывали их так, чтобы это место стало походить на настоящий склеп.
В результате нашего вынужденного мародерства весь отданный Бадахосу спирт вернулся обратно к нам. А вместе со спиртом – много других нужных в хозяйстве вещей и не испорченных водой продуктов. Плохо, что было нельзя снять с «Антареса» Неутомимого Трудягу. Чтобы добраться до него, нам пришлось бы проторчать здесь черт знает сколько дней, кромсая обшивку и прокапывая в грязи тоннель наружу. При ином раскладе дело стоило бы свеч, но не сегодня. Мы и так потеряли уйму времени, пока убывала вода, и, маясь от скуки, только и делали, что обсуждали мрачные прогнозы де Бодье. И скрепя сердце пришли к неутешительному выводу, что он прав: вода наступала, и жить нашему привычному миру действительно осталось недолго.
Новый мир, к опасностям которого мы едва привыкли, поднял для нас планку выживания на новую высоту. И не каждому из тех, кто покорил предыдущий рубеж, было уготовано справиться со следующим. Но так или иначе, а выяснить это можно одним способом – разбежаться и прыгнуть. Потому что, если мы вовремя не сделаем этого, вторую попытку нам уже вряд ли дадут…
О том, как затем мы много дней месили грязь, ползя на малом ходу к Великой Чаше, можно не рассказывать. Путь этот был тяжек, мучителен и изобиловал телами других жертв водной стихии. Нам было не привыкать к картинам массовых бедствий, но здесь виделось нечто такое, что угнетало даже Сандаварга: абсолютная неотвратимость. Мы знали, что чувствует человек, когда на него со страшной скоростью несется гигантский водяной вал. Но мы могли лишь предполагать, насколько ужаснее это выглядит, когда ты стоишь посреди голой хамады, не имея под рукой вообще никакой защиты. Это знали лишь мертвецы, на которых мы натыкались по дороге в Аркис-Грандбоул. На лицах большинства из них застыли гримасы такого ужаса, что у меня самого при взгляде на них волосы вставали дыбом.
Некоторые тела позволили нам разжиться накидками строителей Ковчега – маскировочным одеянием, без какого в столице не обойтись. Сенатору, правда, было нельзя появляться там в любом наряде, поскольку его знал в лицо даже первосвященник Нуньес, не говоря о тысячах свидетелей несостоявшейся казни Гуго. Но у меня и остальных святотатцев имелось преимущество: наши преступные физиономии ангелопоклонники видели лишь на плакатах, что появились в городе позже. И хоть меня все же сумел опознать септианин Гатри, я надеялся, что двухнедельная щетина и фальшивая окровавленная повязка на голове сделают мою внешность неузнаваемой. Особенно если мы будем избегать публичных мест и сборищ паломников.
