Михаил Ахманов - Путь на Юг
Бар Нурат, похлопывая кинжалом по ладони, задумчиво оглядел кузенов. Его холодные темные зрачки не отражали ничего, кроме глубоко скрытого недоверия и неприязни, и Одинцов почувствовал, как под этим взглядом личина Арраха бар Ригона, нобиля империи, сползает с него, выставляя напоказ хайрита Эльса. Для бар Нурата он был полукровкой — и, следовательно, таким же ненадежным чужаком, как и Ильтар.
— Когда ты, молодой бар Ригон, — раздался размеренный голос стратега, — получишь под свою руку хотя бы одну алу и станешь большим полководцем, тогда и будешь строить планы. А пока твое дело махать мечом и метать дротики. Я сказал!
Бар Ворт усмехнулся, его сосед захохотал во весь голос. Пытаясь справиться с туманившим голову гневом, Одинцов так стиснул кулаки, что костяшки пальцев побелели. Затем он ответил — и голос его был таким же размеренным и спокойным, как у бар Нурата:
— Под моей рукой хайритская сотня, досточтимый. И она стоит больше любой орды твоей армии.
Теперь захохотал Ильтар. Одинцов небрежно поклонился и вышел. Он стоял у входа в палатку, стараясь обуздать клокотавшую в груди ярость. За полотняной стенкой раздался голос Ворта:
— Забить наглеца в колодки! Даже не попросил позволения удалиться!
— Ну, незваным пришел, без спроса ушел, — возразил ему бар Кирот. Потом он произнес почтительно, но с укоризной: — Зря ты его так, досточтимый. Парень молод, но дело говорил. Если копьеносцев много, будет кровь… большая кровь… завтра…
* * *С полчаса, успокаиваясь, Одинцов бродил среди лагерных палаток. Парень! Если не считать ксамитских шпионов, этого юного Рахи никто не хочет принимать всерьез… Лет десять пройдет, пока он станет мужем средних лет, чьи слова имеют значение и вес… Впрочем, Георгий Одинцов не собирался ждать так долго. Он напомнил себе, с каким уважением был принят в Батре; затем, порывшись среди событий последних месяцев, откопал еще пару-другую эпизодов, когда юный возраст Рахи оказался вполне к месту. Вздохнув, Одинцов решил, что за все в этой жизни надо платить — в том числе и за услады молодости.
Когда он перешагнул порог своего шатра, его встретила ухмыляющаяся физиономия Ильтара. Чос, собиравший ужин на походном столике, вскинул на хозяина тревожные глаза.
— Хвала Айдену и владычице Ирассе! — сказал он, осматривая Одинцова с головы до ног. — Ты цел и невредим!
— Ненадолго, уверяю тебя, ненадолго. — Ильтар налил себе вина.
— Дразнишь меня, господин? — Чос возмущенно уставился на хайрита, потом перевел взгляд на хозяина. — Он говорит, господин мой Рахи, что ты устроил мерзкий дебош на совете… разбил голову красноносому Ворту — порази его Шебрет молнией в тощую задницу! — а потом переломал кости телохранителям бар Нурата и…
Одинцов поднял руку.
— Готов поклясться, что по крайней мере половина сказанного — правда, — заявил он.
— Но бар Ильтар еще говорит, что тебя теперь собираются забить в колодки…
Одинцов посмотрел на ухмылявшегося во весь рот кузена, затем покачал головой:
— Ты же бывалый парень, Чос! Ну скажи, мне, легко ли взять на расправу человека из хайритского лагеря — да к тому же брата вождя?
— Умный Эльс, хитрый Эльс! — басом проворковал Ильтар. — Ладно, на самом деле было так: Нурат сказал — поглядим, мол, завтра в бою, чего стоит этот парень. А Ворт поклялся, что отрежет себе левое ухо, если окажется, что ксамиты привели сюда больше пяти тысяч копьеносцев.
Одинцов пристально поглядел на кузена:
— У меня такое предчувствие, брат, что старый пьянчуга уже может точить свой кинжал.
Глава 15
Баргузин
Главный институтский корпус в Баргузине был трехэтажным. Внизу размещались медчасть, столовая, кафетерий и большой тренировочный зал, а при нем — раздевалки, душевые и массажный кабинет. Второй этаж занимала лаборатория Виролайнена, два десятка комнат по обе стороны широкого коридора, забитых компьютерами, томографами, энцефалографами, электронными микроскопами, дьюарами с жидким азотом и прочим добром, абсолютно необходимым для научного прогресса. На третьем этаже, который принадлежал администрации, находились бухгалтерия, отдел кадров, приемная, большая и малая совещательные, кабинет Шахова, кабинет зама по режиму и в отдельном бронированном отсеке касса с мощным сейфом.
Высоких зданий тут не строили, ибо места в Сибири хватало. Места было много, и вынужденная приземленность строений отнюдь не радовала архитекторов, чья мысль еще в двадцатом веке рвалась в высоту. Поэтому, выдерживая коренастый сибирский стиль, архитекторы все же стремились разнообразить свои творения, добавляя к ним то башенки, то колонны, то мозаичное панно на тему: могущество России будет прирастать Сибирью. Таких мозаик в Баргузине не было, но колонны и башня имелись: восемь колонн по фасаду и точно над ними и над третьим этажом — некий выступ, похожий на купол православной церкви. Туда вела узкая лестница, и в былое время башню использовали как чулан для хранения ведер, швабр и тряпок. Но Елена Павловна Гурзо, появившись в Баргузине, сразу положила глаз на это место после недолгого спора с Шаховым устроила там кабинет. Конечно, она была права: психология — не физика, психология требует уединения, интимности и тишины. Еще магнитофона, мягких кресел и большой кушетки, которую втащили наверх с превеликим трудом.
На этой кушетке и сидел сейчас Шахов, размышляя о том, сколько испытателей лежали здесь, поверяя Елене Павловне свои подсознательные страхи и тайные мысли. Конечно, он мог бы вызвать ее к себе, а не карабкаться по неудобной узкой лестнице, но их тет-а-тет был бы сразу разоблачен. О нем сообщили бы Виролайнену и Брауну, и каждый из них сделал бы верный вывод: босс совещается с психологом, поскольку физики зашли в тупик. Что было несомненной истиной.
— Так что же, Елена Павловна? Могу я услышать ваше мнение? — произнес Шахов. — Март кончается… Считая с первой, четыре попытки за два месяца — и ничего… Как вы это объясните?
Гурзо взбила кудряшки и с задумчивым видом уставилась в какой-то график, украшавший стену.
— Очень высокая сопротивляемость, — пробормотала она. — Георгий Леонидович — человек с исключительно сильной волей. Эти попытки загипнотизировать его на расстоянии, да еще бог знает где… Смех, да и только!
— Ваше счастье, что академик вас не слышит. Он был абсолютно уверен в успехе.
— Думаю, вы ошибаетесь. Хейно Эмильевич слишком стар и мудр, чтобы увериться в чем-то абсолютно. Вера вообще не по его епархии… Мне он сказал, что вероятность возврата — процентов девяносто. В том случае, если воздействие на Одинцова будет оказано во сне.
Они помолчали. Потом Шахов промолвил:
— Не будем говорить о Виролайнене. У него есть новые планы, и пусть он ими занимается. Меня, собственно, интересует другое: ваш анализ как психолога. Одинцов жив, но возвращаться не желает. Почему?
Гурзо сдула прядь волос с виска, пожала плечами:
— Я занимаюсь данной проблемой и думаю, что обнаружила причину. То, что позволило ему не соскользнуть, не вынырнуть через секунды в нашей реальности, то же самое держит его Там. Упорство, отвага, желание добиться победы, самолюбие, наконец… Все то, что спасло его от шока в первые мгновения и обеспечило успех эксперимента.
— Эксперимент будет признан успешным, если он вернется, — проворчал Шахов. — Вернется и расскажет нам что видел и где был.
— Нет, Сергей Борисович, не так. Разумеется, было бы очень неплохо получить информацию, но это уже второй вопрос. А первый решен положительно: мы отправили человека на Ту Сторону, он удержался и выжил в неведомом нам мире. Одно это дорогого стоит! Например, теперь мы можем подыскивать личности с необходимыми качествами, такими же, как у него. Или отправить к нему посланца… Хейно Эмильевич говорил вам о своей теории якоря?
— Да. Но это еще в проекте, а я озабочен нынешней ситуацией. Повторяю: он не хочет возвращаться. Почему? Причина, о которой вы сказали, слишком… ээ… расплывчата. Да, упрям, самолюбив, отважен, даже мстителен… помню, как он вернулся в Анголу и разыскал своих палачей… Но мне хотелось бы услышать что-то более конкретное. Вот вы сказали: подыщем личность с нужными качествами, такими, как у него. А вдруг эта личность тоже не вернется? Две ошибки подряд — это уже многовато… Как вы считаете?
— Многовато, — согласилась Гурзо. — Но если вам нужна конкретика, то вот, пожалуйста. — Она глубоко вздохнула, отвела взгляд и тихо молвила: — Думаю, что здесь Георгий Леонидович был глубоко несчастен. А Там… Там, возможно, ему больше повезло.
— Несчастен? — Рот Шахова приоткрылся. — Это еще почему? У него же все было! Ордена, почет, квартира, какая-никакая должность и обеспеченная старость… ну, относительно обеспеченная…
