Драконий век - Д. Дж. Штольц
– Это зависит от нас! – вмешался Горрон. Он показался из-за стола и поправил сдвинувшийся шаперон.
– Не все зависит от нас, – тон Теората стал несдержанным. – Засухи, неурожаи, болезни, поражающие скот, обвалы в шахтах, пожары, эти бунты, которые стали слишком часты. Все это их проделки. Пусть и осуществлено чужими руками. Знаешь почему? Потому что выманенная клятва была неполна и не имела детально прописанных пунктов. Этим они и пользуются. Велисиалы не успокоятся, пока не уничтожат нас, перешедших им дорогу.
– Мы справимся и с этим, Теорат.
Но барон опять вскинул брови:
– Как ты будешь справляться с непогодой или наличием соседей? Как запретишь магам перебираться на Север?
Все знали, что он испытывает неудобства. Многие его вложения потерпели крах, причем непонятно от чего. То засуха, то разбойничьи набеги, то последствия бунта, когда уже сами крестьяне переломали кузницу, – все то, о чем Теорат говорил, прохудило его некогда толстый кошель, наделало в нем бесчисленных дыр, которые он едва успел латать. А ведь буквально полвека назад этот похожий на коршуна барон был одним из богатейших дельцов Летардии.
– Кстати, Горрон, как поживают лавки, в которые ты вложился? – продолжил барон.
– Давайте выпьем! Еще раз! – вновь пропела прекрасная Асска, пытаясь отвлечь всех.
Но барон лишь махнул рукой, чтобы она не мешала вести беседу. Женщин он уважал ровно настолько, сколько они стоили, если их продать, – и ни дареном больше.
Глава клана уже глядел на него теряющим великодушие взглядом, сцепив пальцы под подбородком. Но пока не одергивал, выжидая.
– Я каждую монету не считаю, – парировал с благодушной улыбкой Горрон. – Запомни! Медяками перебирают лишь торговцы, но не благодетельные мужи, глядящие далеко вперед и определяющие судьбу мира. В нашем случае надобно думать совершенно об ином, о дне не завтрашнем, а о том, что случится через пятьдесят или сто лет.
– Потому твое королевство и пало! – точно плетью, хлестнул словом Теорат.
Горрон, кажется, не сообразил, что ответить на такой выпад.
– Из-за того что ты не считаешь монеты, мы и проиграли! – снова нагрубил Теорат Черный. – Что делать вольным слугам, вассалам и всем тем, кто находится рядом, прислуживая и оплачивая наши прихоти? Стоит им выйти из замка – они пропадают. Дети их пропадают. Клятва на них не распространяется, и они получают сполна за нас, о чем здесь тоже молчат. А они, между прочим, и есть основа нашего богатства, наша монета. Как долго они будут терпеть пляски под твою дудку? Что скажешь на это? А, герой?..
Вместо ответа Горрон выскользнул из кресла, откинул плащ и подошел к Асске. Склонившись, он изящным жестом настоящего придворного щеголя подал ей руку. «Позволите, Сир’Ес?» Глаза его светились пламенем множества свечей, а на губах притаилась загадочная улыбка. Девушка взглянула на своего отца и после одобрения поднялась.
Ее повели в центр зала.
– Эй, лютнист! – воскликнул Горрон. – Что ты играешь? Пришел сюда с похорон? Давай-ка «Танцы в Медовой долине»!
Зал наполнили веселые переливчатые звуки, и, соединив поднятые ладони правых рук, Горрон и Асска принялись отплясывать. Застучали каблуки. Поначалу чванливая Асска пыталась сохранить в движениях порядочность, подобающую ее годам. Но уже спустя пару минут ее шелковые юбки взметались ввысь так, что она, хохоча, как юная девица, то и дело одергивала их, пока рука Горрона сползала все ниже, остановившись наконец на тонкой талии. Придерживая девушку, точно колючую розу, осторожно, но с намерением обладать, он кружил ее по залу. Прическа Асски растрепалась, и выскочившая прядь налипла на лоб. Но и тут герцог уловил момент, чтобы поправить прядку, вложив в свое движение столько страсти, что все вокруг, в том числе и сама Асска, живо представили, чем бы эти танцы закончились, останься эти двое наедине.
– Ты гляди, как выплясывает! – пробасил Барден.
– А что ты хочешь, он же долгие годы жил при дворце, – хмыкнул в рыжую бороду Ольстер. Не выдержав, он хлопнул по столу, отчего тот едва не переломился. – Ах, инкуб похотливый! Тут сдохнуть быстрее охота, а кое-кто пляшет, как предвкушающий брачную ночь жених на своей свадьбе! Пойду, что ли, тоже поплясать напоследок?! – И он вскочил из кресла с такой прытью, что оно с шумом опрокинулось назад.
Постукивая себя по груди Ольстер вышел в центр и принялся в ритм кулаку ударять ногой об пол. Он раскинул руки в филонеллонском грубом танце, гулко расхохотался, да так, что заходила ходуном вся башня – от подвалов, где томились узники, до шпилей.
Следом за ним повставали со своих мест вампиры из свиты, а также граф Мелинай де Джамед Мор. Он пригласил баронессу Боно. Рыжие волосы баронессы, рожденной в Филонеллоне, но покинувшей его в детстве, вспыхнули костром в ослепительно-ярком свете, и ярл Барден по-старчески одобрительно улыбнулся, оглядывая их: такого цвета уже не сыскать нигде. Ему вспомнились его родное поселение и крепкотелая мать.
Чтобы стать частью клана, хромоногий Ройс фон де Артерус также поднялся и неуклюже подал руку девушке из свиты, побоявшись приглашать женщин-старейшин.
На стенах висело восемь огромных зеркал, специально купленных у мастеров аккурат к пиршеству. В них засверкало, отражаясь, все золото. Задвигались тела, сменяясь разными цветами нарядов, точно праздничный фейерверк. Впервые за много веков в замок проникло веселье. Никогда прежде здесь столько не хохотали. Яростно забились друг об друга кубки – даже те, кто остались сидеть, все равно преисполнились весельем. И центром всего был жизнерадостный Горрон де Донталь, который плясал так, как не спляшет ни один смертный, даже скажи ему, что это последний танец в его жизни. Улыбка не сходила с его лица, пока глаза поочередно горячо ласкали то Асску, то Ядвигу Боно, когда они с Мелинаем обменялись парой. Пол дрожал от ударов ног, как от землетрясения. Украшенный изумрудами кубок упал на пол – и кровь брызнула яркой краской на зеркало, расчертив кровавый узор. Горрон вдохнул крови. Его клыки сверкнули жемчугом. По лбу катился пот, но ежеминутно он лишь распалялся, отчего его ноги уже не могли остановить пляску, даже пожелай он этого. Расхохоталась хрипло Асска, вернувшись после трех перемен партнеров к герцогу. Тот вновь положил руку на ее талию, сжал, но лишь на миг. Рука его, как у умелого обольстителя, соскользнула, дабы лишь пообещать ответную страсть. Все-таки он чувствовал на себе недружелюбный взгляд главы клана.
– Откуда в нем столько сил? – бурчал ярл Барден.
Филиппа танцы не интересовали, поэтому он лишь отпил из кубка и улыбнулся:
– Это же Горрон де Донталь… Он будто вытягивает из людей не кровь, а их жизнелюбие, присовокупляя к своему.
– Черт! Плут! Подлец! Вот кто он! – недовольно отозвался ярл. Ему такая живость казалась недостойной долгих лет. Впрочем, небольшая зависть тут тоже присутствовала.
Кажется, хозяин замка, Летэ, не обрадовался тому, как все вокруг задышало жизнью. Его стылая царственность, выраженная и в великодушно-сдержанной улыбке, и во взгляде исподлобья, и в горе драгоценностей, тянущих его к полу, померкла по сравнению с кипучей энергией Горрона. Он напоминал обрюзгшего короля, вросшего своим толстым, неповоротливым телом в трон. Горрон же казался молодым завоевателем, который поведет за собой в неизведанные земли. Он раздавал всем вокруг открытые улыбки, взывающие к амбициям, в то время как улыбка Летэ заставляла приковаться к месту.
Хотя нашлись и те, кого не пронял такой задор. Теорат Черный сидел не шевелясь. Тонкими, длинными пальцами он потирал стенки кубка, порой опускал взгляд к вздрагивающей в нем крови, и лицо его пересекала слегка неприязненная улыбка, которая становилась еще более неприязненной, когда он поднимал взгляд на бывшего герцога.
В это время Филипп и ярл Барден беседовали.
– Преемник Ольстера поедет с вами в горы? – спросил Филипп, поглядывая на танцы.
