Драконий век - Д. Дж. Штольц
– Сир’Ес Филипп, – пробасил Ройс. – Приветствую!
– И тебе здравствуй.
После того как еще ребенком преемник Йевы едва не погиб от руки приехавшего графа, который был не рад его появлению, они встретились впервые. Не дождавшись приглашения, Ройс захромал внутрь. Филипп продолжал глядеть в камин, где огонь тянулся языками ввысь, облизывая поленья со всех сторон и отдавая холодным покоям толику своего тепла.
Не решаясь подойти ближе, Ройс замер посередине, между креслом и дверью, и спросил после недолгой заминки:
– Вы передали завещание моей матери? – похоже, он умел говорить лишь прямо.
– Если трясешься, что я подниму вопрос о лишении тебя дара, так знай: я слишком уважаю свою дочь. Даже несмотря на ее сомнительное решение… Завещание уже у нашего главы и внесено в журналы. Ты узаконен, – отрезал Филипп.
Не сказать, что Ройс был громадным, точно скала, однако некоторая массивная угловатость в его облике чувствовалась, и он подчеркивал это меховой оторочкой костюмов, тяжелыми перстнями и таким же тяжелым, мрачным взглядом из-под бровей. Говорил он, приподнимая полную верхнюю губу, будто скалясь. Кожа его, напротив, была болезненно-бледна, покрыта оспинами, как напоминание о его бывшей человеческой натуре. Хотя, надо сказать, Ройс фон де Артерус казался больше сыном лесов и демонов, нежели людей. Слишком часто он бывал среди вурдалаков, отчего, как ни пыталась мать привить ему манеры, вырос диковатым. Уж так он был похож на Райгара Хейм Вайра и Саббаса фон де Артеруса одновременно, что сердце Филиппа сжалось. Он вспомнил поверья, что дар сам выбирает, в ком жить. Выходит, дару его дочь оказалась неугодна? Не поэтому ли ее жизнь так скоро закончилась в угоду более подходящему наследнику? Получается, как бы он ни пытался спасти дочь, она прожила ровно столько, сколько живут вампиры, и даже чуть меньше того.
Старый граф продолжал сидеть в кресле, точно в спальне никого нет. Пальцы его покоились на подлокотниках. Огонь плясал в его синих глазах, отражался от ледяных зерцал. Ройс так и зыркал, прямо, в чем-то невежественно, позволял себе разглядывать того, кто чуть не убил его несколькими десятками лет ранее, пока наконец не процедил сквозь зубы: «Спасибо». В этом единственном слове прозвучал и отзвук благодарности, и враждебности. Ему не ответили. Только на миг граф Тастемара повернул голову и посмотрел на гостя с презрением, показывая, что тому здесь не рады.
После еще одного поклона – более грубого – Ройс захромал прочь.
Того, чего боялась Йева, не случилось. Оба вампира слишком любили ее, чтобы позволять себе нелицеприятные слова в сторону друг друга. Будучи женщиной, Йева смогла в последний раз если не примирить мужчин, так хотя бы воззвать к своей любви, чтобы она стала непреодолимой стеной для обоюдной ненависти. Впрочем, Филиппу отчасти уже все было безразлично. Скоро и он последует за своей дочерью.
* * *
Пир продолжался. Во главе самого длинного стола, в кресле, похожем на трон, восседал Летэ. Он был облачен в пурпурный шелковый костюм, подпоясанный ремнем с рубинами. Такими же большими рубинами бряцал его браслет на белой пухлой руке. На Летэ фон де Форанциссе не было короны, но первое слово, приходящее на ум, стоило взглянуть на выражение лица этого мужчины, – «король». Король вампиров… В порыве ожившей царственности, являя собой ее тысячелетнее воплощение, в шелках и золоте, он пил из кубка кровь и обводил всех величественным взором. На его расчерченном морщинами оплывшем лице впервые за долгое время проявилось радушие. В этом дне он видел символ своей многовековой власти. Пик могущества. Ему так казалось.
По приказу Летэ в зал внесли еще светильники, повесили их с помощью лестниц на шесты, стоящие вокруг столов, – и стало нестерпимо ярко. Так ярко, что многих ослепило сияние короля вампиров. А ведь все враги клана были повержены. После многолетних пыток погиб в подвалах Баммон Кровожадный, до этого долго скрывавшийся, но полученный в ходе обмена. Его дар перетек в молодого барона, сидящего ближе к краю стола и постоянно пьющего за здоровье господина, чтобы убедить его в своей искренней преданности.
Ближе всего к королю вампиров сидели те, кому довелось участвовать в Кровавой войне. Это были десять старейших: Пайтрис фон де Форанцисс, Горрон де Донталь, Амелотта де Моренн, Барден Тихий, Теорат Черный вместе с Шауни де Бекком, Марко, Ольстер Орхейс, Асска фон де Форанцисс, а также Гордий Яхт. Тем, кто родился позже – еще двенадцати, – выделили места подальше. На самом же краю сидели недавно перерожденные вампиры, которые получили бессмертие после обмена пленными, когда Летэ передали десять даров.
Кровь, точно хмель, развязала языки, и все заговорили громче: о политике, в которой старались не упоминать велисиалов, о соседях, об эгусовских шелках, в которые стали одеваться многие богатые дамы Срединных земель, и о сентопийских кружевах, мода на которые почти прошла. Красавица Асска, полюбившая сияющий шелк, улыбалась красными полными губами, напоминающими бутон розы, и они то и дело набухали чувственностью, стоило ей испить свежей крови. В гневе Филипп разглядывал голосящих молодых аристократов за дальним столом – среди них находился его преемник. Ольстер Орхейс рассказывал о своей жизни на пороге Юга, прикладываясь к кубку. Его взгляд был прикован к тому же столу, где находился его пятый преемник – Седрик. То и дело Ольстер дергал себя за рыжую бороду, по которой точно плясал огонь – до того она была яркой, – и хвалился качествами наследника. Распластавшись в кресле так, что из-за стола торчал один его двухцветный шаперон, а сапоги дотягивались до ног сидящих напротив, Горрон де Донталь со скукой глядел прямо перед собой, на деревянный край стола.
Негромкая музыка разливалась по залу вместе с запахами крови. Лютнист с любовью перебирал струны, склонившись над инструментом. Пир был спокойным. Даже слишком.
– Пятого сюда привез! И наконец-то живой, здоровый! Не задохлик! – перекрикивал всех Ольстер. – Седрик при мне с малых лет, повсюду помогал. Все умеет! И с конями заниматься, и мечом махать, и цифры складывать. Преданный! Наконец-то сдохну!
– Ты решил умереть в один день с Филиппом? – поднял бровь Теорат.
– Так совпало. Но почему бы и нет? – ответил Ольстер. – Я же отдал тебе все долги, Теорат?
– Отдал. Иначе бы мы по-другому разговаривали.
– Ну вот! Устал я, понимаешь? Это ты находишь страсть в своих договорах, циферках и товаре, в изымании земель за просрочки, а мне уже ничто не по душе. Так что завтра в полночь мы спустимся с Филиппом в пещеры, откуда выйдут новые старейшины. И уже они продолжат наши деяния!
Теорат дернул плечами, показывая, что ему все равно, что произойдет с этими двумя. Но потом все-таки поинтересовался:
– Решил сдаться?
– А чего б и нет? – Дернув себя за огненную бороду, Ольстер добавил: – Ты так говоришь, Теорат, будто и тебе невмоготу.
– Не отрицаю. – Теорат прикрыл веки.
– Справишься!
– Справлюсь, никуда не денусь… – с усмешкой опять согласился Теорат.
В разговор вмешался старший родственник Ольстера – ярл Барден Тихий.
– Этот плут, – ярл ткнул пальцем в Горрона и рыкнул, – обманул самих велисиалов! Я же говорил, он хитрее и проворнее самих чертей. Швырни его в воду связанным, он оттуда с рыбиной в клыках выпрыгнет. Вот и вытащил из них клятву, чем спас нас! Он показал нам воспоминания, как у него это получилось. Так что не ной, Теорат, и продолжай торговать.
– Только ты кое о чем забыл. Их клятва включала в себя неприкосновенность земель, но не обещала, что все прочие земли вокруг не станут принадлежать им.
– И что?! – не понял седобородый ярл.
– А то. Клятва не защищает ни от захвата соседних земель, ни от распространения знаний, как передать наше бессмертие. – Теорат поморщился от объяснения такой очевидности. – К нам запускают магов, сведущих в Хор’Афе и способных провести обряд. От тех, кто знает, что в тебе целое сокровище, уже не откупиться одним кошельком. Все
