Летние каникулы - Владимир Комаров
Возможно, у меня разыгралась паранойя. А возможно в этой машине люди из фсб ждали мою родительницу, чтобы похитить ее.
Побрыкавшись, чуть всплакнув, слегка поколотив меня кулаками, мама позволила себя успокоить. Особый вклад в дело прекращения истерики внесло удостоверение следователя и заверения его обладателя, что ее сын совершенно невиновен и совсем даже наоборот — герой, которому уже можно ставить памятник. При жизни.
Строго настрого запретив ей звонить кому-либо и ходить на работу, мы забрали у матушки телефон и отвезли на съемную квартиру, предварительно оплатив ее на несколько суток вперед. Расплачивался Ишустин и я, поблагодарив его, пообещал возместить все расходы. Мне бы только до дома моего добраться. До той сумки, лежавшей под кроватью.
— Ерунда, — отмахнулся следак, — это не та проблема, о которой стоит думать. Ты же правша?
— Да, — немного растерянно ответил я сбитый с толку резкой сменой темы разговора.
— Хорошо. Значит ты, ударив меня, угрозами заставил водителя остановиться, а затем, вырубив и его, совершил дерзкий побег. Бей! Только не сильно, но чтобы синяк был, — он подставил мне левую сторону лица.
— Ты уверен? — если честно, я никогда особо и не дрался, поэтому с трудом представлял, куда надо ударить, чтобы вырубить человека с одного удара.
— Не очень, — скривившись в предвкушении, ответил Евгений, — но выбора нет.
— Шеф, — развернувшись на сиденье, обратился к начальнику водила, Сергей. — А давай я тебе вдарю. Качественно всё сделаю. Как в лучших домах…
— Нее, — обдумав предложение, отказал следователь. — Знаю я тебя. А ты меня. Вдруг злость какую затаил, а сейчас выместить ее решил. Давай, студент, лупи.
Я лупанул. Целился куда-то в левую сторону лица.
— Ухх, мляя, — взвыл Ишустин, зажав подбитый глаз. — Тяжелая у тебя рука, зараза такая!
— Простите, — пролепетал я. Вот уж не думал, что я так могу — следака буквально откинуло назад.
— За что тебя простить-то? Все правильно сделал, как надо. С таким фингалом мне точно поверят, — ответил избитый, рассматривая в зеркало мгновенно заплывший левый глаз. — Давай, исчезай уже. План перехват я объявлю примерно через час. Тебе надо залечь где-то. Конечно, хотелось бы, чтобы ты исчез минимум на пару недель, но нет у нас столько времени. Селиверстов далеко не дурак и может что-то заподозрить и начать принимать меры. Исчезновение твоей мамы, твой побег и я, некогда копающий под него. Так что нет у нас пары недель. Сутки-двое не больше. Провозимся дольше, и мы трупы. Такие люди не ждут и не прощают.
— Я понял, завтра встречаемся на обусловленном месте. Только я буду не один.
— А с кем?
— Со Степанычем, — ответил я. — Он… такой же, как я.
Ишустин повертел в руках белый прямоугольник импланта:
— Успеет он за ночь прижиться во мне?
— Должен, — пожал я плечами. — Но первые пару минут будет очень больно. Прямо очень.
— А мне когда? — влез в разговор Сергей.
— Тебе завтра только. Я могу делать имплант со скоростью одна штука в сутки.
— Так, всё, хватит болтать, — следователь толкнул меня. — Давай, убирайся уже отсюда. Завтра увидимся!
Июньские ночи на среднем Урале длятся буквально несколько часов. В одиннадцать вечера солнце нехотя закатывается за горизонт, чтобы в три начать упорно взбираться вверх, к зениту. Но и всё это время, считающееся темнотой, оно невидимым стражем ходит недалеко от края, оставляя на западе светлую полосу, показывая что тут оно, никуда не делось и очень скоро вновь начнет греть и жарить.
Люди, надеющиеся, что с темнотой придет спасительная прохлада, оказываются жестоко обманутыми, потому что воздух просто не успевает охладиться за такой короткий промежуток времени, и провозившись всю ночь в поту, на жарких простынях, на следующий день идут в магазины, чтобы несмотря на цены, приобрести себе спасительный вентилятор. Но и следующая ночь приносит им мучения вкупе с горьким разочарованием. Вентилятор, купленный днем, ночью гонит на них всё тот же горячий воздух, нисколько его не охлаждая.
Очень сложно в жару изменить свою внешность до неузнаваемости. Когда все вокруг стараются раздеться, оставить на себе минимум одежды, любая кофта, куртка или пиджак будут смотреться крайне подозрительно. Я уже не говорю про шапки — их наличие на голове будет привлекать к себе внимание не лучше фейерверка.
Поэтому всё, что я мог себе позволить из маскировки — напялить на нос черные очки, купленные по случаю у местных «кутюрье с гор», на деньги которые мне дал Ишустин. Когда каждый второй скрывает свои глаза с их помощью, ты уже не кажешься подозрительным.
Закатал рукава рубашки, выпустил ее края из штанов, став похожим то ли на хипстера, то ли на местного хулигана, да так и шлялся по улицам до вечера. А где мне скрываться? Денег нет, поэтому снять квартиру, номер или посидеть в кафе точно не выйдет. Уйти к знакомым, родственникам или приятелям? Там меня будут искать в первую очередь. Забрести в глухие местечки, парки и прочее, где обращаешь внимание на каждого встречного? Нет уж, простите.
Поэтому я маскировался в толпе. В центре, в час пик. Тысячи людей шли влево, вправо, стояли на месте, лежали на газонах, глазели по сторонам. Затеряться среди них — плевое дело. Полиция просто не в состоянии отследить такое количество народа, вычленить из них подозрительные лица. Так что я, в принципе, чувствовал себя в безопасности.
А ближе к вечеру пошел в сторону своего дома. Сел на скамеечку рядом со стадионом местной школы и стал ждать. Попутно, скармливал своему конструктору всякие мелкие железки, что насобирал за время гуляния по городу. Он постоянно клепал патроны как к моему дробовику, так и к «укороту» моего напарника, поэтому постоянно нуждался в новых материалах. Проблемы были разве что в порохе, но я наделся, что скоро смогу решить этот вопрос.
Я, сидя на лавочке, знал кого жду. Стуча палочкой и неумело хромая, словно доктор Хаус из одноименного сериала, к стадиону приближался Степаныч. Всем любопытным он объяснил, что за деньги министерства обороны ему поставили протез, и для доказательства стучал по выросшей ноге своей клюкой, отчего
