Пастырь крови - Соломон Корвейн
- Слышал я, что один учёный говорил, что мертвецы оживают не от беса в теле, а от заражения странной миазмы.
- Еретик! Он – еретик. Священники и отцы Церкви ясно указали – от беса и страстишек наших восстают тела.
«Господи, помилуй нас», - взмолился парень, не желая даже думать, что творится в самых убогих кварталах, куда священники спускаются лишь в сопровождении рыцарей. – «Боже, неужто ты не можешь сделать жизнь нашу на малую толику лучше?».
Этиен ускорил шаг, но вскоре был остановлен уставленным в его грудь острием меча.
- Стой! По решению Верховных архиепископов[5] доступ в другие части города для черни запрещён! – с презрением, брюзжа слюной, фыркнул воитель Ордена.
Инспектор увидел пред собой парнишку лет двадцати, что несколько болезненно отозвалось в его сердце…
«Мальчик младше меня будет, а уже чего-то добился в Ордене».
В простой кольчуге с кожаным поддоспешником и прикреплённым к правой части груди шевроном на деревянной лакированной дощечке с изображение геральдического солнца с огнём под ним, воин преградил ему путь. Это не рыцарь, всего лишь один из многочисленных служителей, исповедующих учение «пламенной веры», который, тем не менее, уже имеет право носить клинок.
- Вот, - инспектор без лишних слов протянул латунный ключ и, узрев знак пропуска, воитель отступил в сторону.
- Проходите. Только ведите себя, как подобает истинному следователю путям Господним, ибо в сей дни на Собор собирается народ со всей вселенной.
- Хорошо, - последовал кивок, и он устремился из узкого перехода.
Этиен с горечью вспомнил, что был отвергнут Орденом Света ещё при попытке стать послушником и то, что «мальчик», уже воитель, укололо сердце болью зависти. Без рода и семьи, выходец из старого пригородного приюта и ученик секретаря церковного суда, не имел шанса рядом с сыновьями аристократических священнических родов, чьи хозяйства обеспечивают Церковь и с воинами городской стражи, желающими повысить свой статус. Однако, даже если он и был принят в кандидаты, то вот пройти испытание у Лес святых проведений он бы не смог.
«Ибо только чистые сердцем могут быть благословлены Творцом и им будет послано видение свыше в том лесу», - поразмыслил парень. – «Ну и добраться за какие-то деньги до туда нужно».
Великий лес святых проведений славен тем, что там молятся Верховные архиепископы и епископы, чтобы получить от Бога наставлений при разрешении важного спорного вопроса. Там они получают важные видения, чрез которые возвещается воля Единого. А молодые неофиты видят то, что их ждёт на службе Ордену – картины битв, искажённые рожи духов нечестивых и свет, беспредельную радость ощущают после. Но чтобы доехать до него юному воину, необходимо вооружиться, купить лошадь и оплатить десятину, за которую о душе аколита будут молиться. У Этиена этих денег явно не было. Но так не во всех землях, принявших «штраффальский канон», ибо неисчислимое количество резиденций вынуждены пополнять своя ряды тем, кто есть, не взирая на происхождение, а исходя из суровой необходимости.
Но если рыцари к нему отнеслись прохладно, то вот Церковь и её Инквизиция достаточно тепло его приняли. Это мог быть тупик в его жизни и чаяниях, если бы не пара пытливых глаз одного архиепископа, которому понравились его навыки составления документов и знания закона.
Впрочем, все мысли развеялись, когда он оказался в обычном жилом квартале, ставшим преградой пред ним и целью. Здесь же ему показалось, будто он оказался в ином мире. Лёгкие наполнил свежий воздух, в котором ясно чувствовались ароматы ладана и кислоты фруктов.
Тут расхаживают люди в чистых одеждах, стража сегодня чрезвычайно вежливо, ибо одно дело – беспредельничать в обычный день, а другое – нести службу под холодным взором воинов Ордена, и под попечительством Церкви. Сегодня Штраффаль должен стать оплотом благочестия и чистоты… по крайней мере большая часть его города.
Он вышел на небольшую площадь, уложенную каменными плитами, простучав сапогами по ней. По её краям раскинулись шатры торгующих, откуда разносится запах выпечки, доносится звон посуды и украшений. На прилавках собрана толика того, что можно выставить, но и этого хватает, чтобы взгляд, прицепившись к товару, было трудно отцепить. На косяках домов, у простых узких окон сияют рыжеватыми точками медные иконки. Есть и деревянные, но их уже покрывает лак и какая-никакая краска.
«Ибо нельзя развращать народ праведный товаром дорогим и роскошным», - с подавленной неприязнью инспектор вспомнил строку одного из законов Государства. – «Но за пятнадцатую часть дохода, за начаток от дел добрых, Церковь выделит области для мест торговли товаром всем».
Этиен сместился в сторону, там, где шла линия серых зданий, и коснулся взглядом двух дам, одетых весьма фривольно.
- Люсси, что ты тут делаешь? Неужто клиентов нет сегодня? – спросила черноволосая стройная девушка, чью точёную фигуру, утянутую в алое платье, не может скрыть и серая накидка.
- На неделю был наложен запрет, - покачала головой высокая леди, почесав рыжий волос, обрамляющей её белоснежный округлый лик. – Пока наш город стал местом приёма столь достопочтенных гостей, нам запрещено давать любые услуги.
- А кто владеет «Красным фонарём» в вашем квартале?
- Иподиакон Арентино. Он сказал, что лично выпорет и отдаст на истязание инквизиторам молодых особ, которые решат заняться делом.
- Тебе хоть денег дали?
- Да какой там, - с обидой махнула жрица любви, - он сказал, что мы сами заработаем. Ты знаешь, я не гордая, нашла подработку у семьи Флорентинов, помощницей уборщицы. Но Арентино свиньёй оказался. Говорил, что «деньги Церкви – останутся у неё. Вы тут не на казённом содержании, а дабы мерзким блудодеянием своим не давать буйства плоти и не порождать насилие. Зло меньшее».
Третий участник разговора появился довольно неожиданно. Он буквально подлетел к дамам, толкнул одну из них кольчужными рукавицами и закричал, приковав к себе взгляды многих людей:
- Что вы тут ошиваетесь?! – гневно фыркнул рыцарь. – Пошли вон, рабыни страстей! Святые епископы не должны даже созерцать то, что вы есть.
- Думаете, что они осквернятся? А ничего, что у меня в борделе едва ли не все младшие церковнослужители побывали! И епископы не знаю о нас?!
- Тварь! - его рука со звоном
