Даггер: Инициация - Денис Александрович Агеев
— Ты, похоже, кое-чего не понимаешь, Хоксвелл. Неужели восемь лет в застенках выветрили из твоей головы последние остатки здравых мыслей? У тебя есть шанс изменить свою жизнь, понимаешь? С тебя снимут кандалы, обнулят все обвинения, вернут звание и почет. Ты будешь получать ежемесячное жалование, как и полагается военному. Ты задумывался о том, что ждет тебя после тюрьмы? Хоть раз думал об этом?
— Думал. И не раз, — сухо ответил я.
— Замечательно. И какие у тебя перспективы, как ты считаешь?
Я молчал. Картер давил на больные точки. Давил сильно, но я все смогу стерпеть.
— Максимум, на что ты можешь рассчитывать — это третьесортное наемничество. Сам знаешь, какие там риски и какой заработок. Ну, возможно, еще пойдешь по криминалу, но там вероятность успешного исхода еще меньше. Ты станешь разменной монетой, Хоксвелл. Биомусором.
— Именно таковым меня и сделало ваше правительство. А вы предлагаете вновь упасть к нему в ноги и вымаливать подачку. Не будет этого. Я спокойно отсижу оставшиеся семь лет и пойду своей дорогой. Ни с армией, ни с какими бы то ни было государственными службами я связываться больше не намерен. Они не ценят простых солдат, так почему же простые солдаты должны ценить их?
Начальник тюрьмы моргнул, наверное, впервые с начала разговора. Потом он откинулся на спинку кресла и глубоко вздохнул, и во вздохе этом отразилась вселенская печаль. Похоже, мое согласие на эту сомнительную работу ему было жизненно необходимо выбить из меня. Помолчав с четверть минуты, он заговорил снова, но теперь его голос звучал тихо и почти безжизненно:
— Беннер будет участвовать в этом проекте. Он уже подписал контракт.
— Бен? Ваш брат? — спросил я, искренне удивившись.
Джозеф Картер кивнул, став мрачнее грозовой тучи.
Мои губы непроизвольно растянулись в улыбке. Теперь мне все стало ясно.
— С этого и надо было начинать, господин Картер, — произнес я. — Ваш брат, как всегда, полез в пекло, и вам теперь нужен кто-нибудь, кто смог бы присмотреть за ним.
Начальник тюрьмы болезненно сморщился и снова тяжело вздохнул.
— При всем уважении к нему… но я не нянька-андроид, чтобы подтирать ему зад. Однажды я спас ему жизнь, потому что должен был. Бен — славный парень, но ему не достает хватки. Неужели за то время, что я пробыл на курорте, он так ничему и не научился? Он ведь всего на четыре года младше меня, если я не ошибаюсь.
— Научился. И многому, — кивнул начальник тюрьмы, подался вперед, положив локти на стол и уставившись в меня неморгающим взглядом, в глубине которого прослеживалась немая мольба. — Но… понимаешь, Хоксвелл, я за него беспокоюсь. Чуть больше чем через месяц, как тебя отправили к нам, уже в самом конце войны, он получил легкое ранение. Его перевели в тыл. Хотели вообще списать со службы, но он отказался. Через несколько лет его повысили в звании, а недавно он получил старшего лейтенанта. Сидел бы себе и дальше, но нет, зуд в заднице не дает ему покоя. Сожалеет, что не успел, как он любит выражаться «внести свой вклад в победу». А когда правительство инициировало этот проект, он сразу же загорелся желанием поучаствовать.
— Победу, — хмыкнул я. — Неужели он это так называет? Просто у обеих сторон кончились ресурсы, вот они и решили завершить войну.
— Формально победившая сторона — Альрийская Федерация. Да и какое это имеет значение в нашем разговоре?
— Никакого, — покачал головой я.
Повисло молчание.
— Ну так что? — спросил Картер.
— Что? — повел бровью я.
— Не строй из себя идиота, Хоксвелл. Не заставляй тебя умолять.
— А что… было бы забавно. Зайдет внезапно Носорог или другой вертухай, а вы на коленях передо мной стоите, а слезы из глаз так и льют, так и льют. Зрелище запоминающееся.
— Не забывай о субординации, заключенный номер одиннадцать-сто четырнадцать, — чуть похолодевшим голосом произнес начальник и опять моргнул. — Молить, разумеется, я тебя не стану. Пока что только прошу. По-человечески. Все эти годы, что ты провел здесь, я создавал для тебя приемлемые для нормальной жизни условия. Я ничего не просил взамен. Я был благодарен тебе за Беннера. Всегда. Да и он отзывался о тебе только в положительном ключе. Теперь же пришло время платить, Хоксвелл. Тем более, что плата для тебя вполне подъемная. В плюсе останутся все: тебя, как я и сказал, восстановят в звании и должности, а мой брат окажется под твоим надежным прикрытием. Все честно.
— Если бы все всегда было честно, я бы вообще не сидел здесь, — произнес я.
— Вполне возможно, — пожал плечами начальник тюрьмы и уныло усмехнулся. — В таком случае и меня бы здесь не было. Если все честны, то тюрьмы не нужны. Но мы здесь и работаем с тем, что имеем. И… Хоксвелл, прекрати уводить тему разговора.
— Я уважаю вашего брата, господин начальник. Он сильно отличается от вас. Я бы не удивился, если бы узнал, что у вас разные родители. И все равно, я отклоняю ваше предложение. Я больше не собираюсь служить государству, которое вместо того, чтобы наградить, отправило одного из своих преданных и рьяных бойцов гнить в тюрьму. Я больше не солдат.
Джозеф Картер пристально смотрел на меня с четверть минуты, а потом вновь откинулся на спинку кресла, опустошенно вздохнул и прикрыл глаза ладонью. Потер лоб, помолчал еще с пару мгновений и чуть севшим голосом произнес:
— Тогда у меня больше нет к тебе вопросов. Но знай, заключенный одиннадцать-сто четырнадцать, сладкая жизнь в Платосе отныне для тебя закончена. — Потом он коснулся сенсора на столешнице и громко позвал: — Старший надзиратель Ллойд, попрошу вывести заключенного из моего кабинета.
Носорог явился через пять секунд. Многозначительно глянул на Картера и едва заметно кивнул. Затем грубо потянул меня за плечо, толкнул в спину и вывел в коридор. Когда дверь в кабинет начальника тюрьмы закрылась, он еще раз толкнул меня в спину и процедил:
— Ну что, говнюк, прошло твое время. Теперь будешь таким же дерьмом, как и все тут.
— Не волнуйся, до твоего уровня мне еще очень далеко, — парировал я.
Шокер-дубинка взмыла надо мной, а потом в бок пришелся сильный электрический разряд. Я охнул, меня подкосило влево, ноги стали ватными, а по всему телу стремительно пронеслась волна боли.
Надзиратель приблизился ко мне. Вцепился в плечо толстыми пальцами и наклонился. Его рот оказался у моего левого уха:
— Долгие восемь лет я ждал этого момента. Ну давай, скажи еще
