Ловчий - Рафаэль Дамиров
Надежды на красивую жизнь растаяли, а я только к обстановке начал привыкать. Дамочка, вон, даже поначалу понравилась.
— П-шел! — стражник подтолкнул меня к выходу.
Мы покинули замок и вновь оказались на пыльной улочке. Я плелся, побрякивая цепями, сзади шагали два гвардейца. Эх, где моя любимая бритва? Полоснуть бы им по горлышку и деру. Но ни бритвы, ни крепкого тела сейчас у меня нет. Да еще кандалы на руках. Совсем Сергеич опустился, рабом стал. А раньше…
Королевская кузница встретила запахом дыма и перестуком кувалд. Под огромным навесом трудились несколько закопченных кузнецов с подмастерьями. Стен у кузницы не было. От печей и так жара стояла как в бане.
— Каллин, принимай пополнение! — крикнул стражник и втолкнул меня под навес.
Навстречу шагнул двухметровый детина в грубом фартуке на почти голое тело. Вместо рук из широких плеч торчали закопченные волосатые бревна. Перехваченная на лбу кожаным ремешком черная грива переходила внизу в густую бороду. Из-под косматых бровей на меня смотрели злобные глазки.
— Опять раба притащили! — прорычал Каллин.
— Тебе что, подмастерья не нужны? — оправдывался стражник. — Забирай, приказ королевы Огаты.
— Тьфу! — кузнец презрительно меня осматривал. — Какой с него подмастерье? Квелый и морда, как у девицы смазливая. Да он молот поднять не сможет! — Ничего не знаю, теперь ответственность за раба несешь ты. Обучи его хотя бы подковы мастрячить.
— Как? С кандалами на руках?
— Ну, так сними их! — Ага, сбежит сразу, гад! Знаю я таких, смотри глаза какие хитрые, как у дьявола. И морда странная, бледная, как у смерти, сразу видно, не из наших краев он. Откуда вы его взяли?
— На рынке купили, — конвойный подтолкнул меня к кузнецу. — Все забирай! Стражники развернулись и, не обращая внимания на проклятия Каллина, спешно скрылись за углом.
— Ну что, смерд, — кузнец повернулся ко мне. — Будешь воду таскать, да дрова колоть! Ведра в том углу, колодец во дворе.
— Мне бы руки освободить, — я с жалобным видом протянул вперед кандалы. — Натерли железяки. Обещаю не сбегать. Идти мне некуда.
Бух! Огромный кулак впечатался в мою скулу. Я с грохотом упал на дощатый пол посыпая все вокруг искрами из собственного глаза. Черт! Что ж вы все злые-то такие?
— Здесь я решаю, кому что делать! — буркнул кузнец, нагнулся и, подхватив меня за шкирку, поднял одной рукой.
Силен, зараза! Во мне килограммов восемьдесят примерно… Почему же тогда все во мне хлюпика видят? Может с лицом что не так. Надо будет рассмотреть потом. Надеюсь, здесь есть зеркала.
Каллин тряхнул меня и, обдав зловонным дыханием, поставил на ноги:
— Запомни, негораздок! Рот раскроешь, когда тебя спросят, а про цепи забудь. Они теперь тебе как родные должны стать.
— Понял я, бить-то сразу зачем? Кузнец вновь махнул кулаком, собираясь приземлить его на моем многострадальном лице. Но в этот раз я был готов. Я пригнулся и подхватил с лавки кузнечные щипцы. Кулак просвистел над моей головой. А я ткнул увесистым инструментом кузнеца в живот. Тот охнул и согнулся. Я схватил его нос щипцами и повел за собой в темный уголок, как быка на убой, подхватив по пути еще кувалду.
Грохот молотов и шипение пара заглушили шум стычки. Никто из подмастерьев даже не оглянулся. Они увлеченно молотили по наковальням за завесой дыма.
Кузнец скулил и стонал, но ничего поделать не мог. Носа лишиться никто не хочет. По его закопченному лицу катились крупные капли то ли пота, то ли слез. Я отвел «бычка» подальше от посторонних глаз, чуть сдавил щипцы посильнее, так, что металл прорезал плоть, и на носу выступила кровь.
— Слушай, Каллин, — прошипел я, — сегодня меня все пытаются обидеть, я человек терпеливый, но иногда бываю очень, очень плохим. Сними с меня кандалы или лишишься носа и других выступающих частей тела.
— Для этого нужен молот, — простонал кузнец, вытирая ладонью кровь.
— Такой пойдет? — я протянул ему кувалду. — Смотри мне, попробуешь ударить, вырву нос вместе с лицом! Кузнец кряхтел, но молчал. Я положил одну руку на наковальню, а второй держал щипцы, хорошо, ручки у них длинные, и Каллин сможет видеть, куда бить. Главное, чтобы по руке мне не заехал специально.
Бум! Бум! Умелыми ударами кузнец сбил клепки с проушин на моей руке. Я перехватил щипцы в другую руку. Бум! Бум! И кандалы грохнулись на пол. Я с облегчением вздохнул:
— Молодец, послушный мальчик.
Хрясь! Я разжал щипцы и ударил ими по «чугунной» голове кузнеца. Тот потерял сознание и повалился на пол, как срубленный дуб. Я огляделся. Никто ничего не заметил. Отлично! Теперь я больше не раб, я беглый раб…
* * *
Я оторвал рукав своего балахона и обмотал им лицо, чтобы мордой не светить. Сомнительная маскировка, надо срочно одежду менять. Кривая улочка вывела меня на подворье постоялого двора. Каменное строение с широкой верандой, увешанной ползущими стеблями винограда. Судя по солнцу, время было около полудня. А может, это не солнце, а какая-нибудь местная звезда? Но так думать привычней. Если греет — то Солнце, если планета — то Земля.
Я пробрался на задний двор гостиницы и нашел, что искал. Ряды веревок с бельем мерно покачивались на столбах. Порыскав между завесами простыней и полотенец, наконец нашел сносную одежду: суконные штаны цвета оливы, белую рубаху с кожаным пояском и, ура! Сапоги! Размер чуть большеват, но обувь сейчас, ой, как нужна! Голые стопы с непривычки исцарапал и стер, да и босяка ищут, а не господина в сапогах из мягкой замши. Кто-то их промочил и поставил сушиться на солнце. Спасибо тебе, добрый человек!.. Я оделся, а свои лохмотья выкинул в заросли лопуха.
Брел, не зная куда. Обеденное время опустошило улицы, люди попрятались по домам потрапезничать, да поспать. Редкие прохожие не обращали на меня никого внимания. Труп кузнеца найдут не сразу, меня из подмастерьев никто не видел. Пока сообразят, что к чему, не один час пройдет. Время пока у меня есть. А потом вся стража (или как там они себя называют, гвардейцы, вроде) королевства Оплария кинется на поиски беглого раба-убийцы.
Судя по размаху строений, городок этот не маленький, затеряться можно, но лучше свалить в другое место. Может, деревушку какую-нибудь глухую? Нет, там все друг друга знают, и чужак будет на виду. Лучше город другой поискать. Мой живот протестующе заурчал. День
