Великий Войд - Антон Алексеевич Воробьев
– А вот и мы, – пробормотал я себе под нос, наблюдая как медуза полезла в старый музыкальный центр, который я поставил на столик в беседке. – Ну-ка, выясним, как нам нравятся электроразряды? – повернул я выключатель.
Конденсатор на краю стола разродился высоковольтной молнией, пронзившей медузу насквозь. Энв замер на мгновение, но потом продолжил копаться в музыкальном центре. Одно из его тонких щупалец вытянулось в сторону конденсатора, но я не дал ему прикоснуться к устройству – из моего лба вылезло такое же щупальце и шлепнуло по загребущим ручонкам пришельца:
– Оборудование не тронь.
Что ни говори, медуза в моей голове помогала исправно. Я подозревал, что именно из-за неё вообще мог видеть энвов. Тот странный факт, что она подчинялась моим желаниям и действовала против своих сородичей, для меня оставался необъяснимым. Но грех было не воспользоваться такой ситуацией.
– Ладно, как насчет импульсного излучения? – нацелил я промышленный лазер.
Луч проделал дыру в стальной опоре беседки и поджег сухую траву возле помидорных грядок. На подопытную медузу лазер впечатления не произвел.
Пока я бегал с ведром за водой и заливал нарождающийся пожар, энв ретировался. К счастью, в установленные вокруг стола приборы и инструменты он соваться не стал. Не знаю, сколько времени у меня бы занял поиск нового оборудования, я и так потратил несколько месяцев на то, чтобы собрать все это хозяйство: ходил по мастерским, лазал по заброшенным заводам и свалкам, тряс знакомых в лабораториях и институтах.
– Ну что ж, – я уселся на плетеное кресло и открыл банку колы. – Два опыта в первый же день. Неплохо, – поздравил я себя и сделал глоток.
Потом обратился к биомодулю, установленному под столом:
– Что-нибудь заметил?
Светящийся огоньками короткий «гриб» развернул над столешницей голограмму с несколькими графиками. «Аномалий не обнаружено» гласила надпись внизу.
– Это пока не обнаружено, – наставительно поправил я маленького мыслителя. – У нас ещё длинный список в программе развлечений.
Следующий день почти весь прошел в пустых ожиданиях. Ни одна медуза не соизволила приблизиться к моей импровизированной лаборатории. Я уже решил, что вчерашняя подопытная рассказала своим, что сюда не стоит соваться, но под вечер несколько медуз размером с горошину все же соблазнились одним из приборов. В прибор я их не пустил, и они вознамерились отчалить. Однако я как-то инстинктивно схватил одну из них за щупальца и притянул к музыкальному центру. Энв не особенно сопротивлялся. Он не заинтересовался старым потертым кубом с колонками, но при этом и не старался вырваться из моих щупалец.
Хм… «Моих щупалец»? Не слишком ли я к ним привык? Неважно. Главное, что я держал его и мог испытывать на нем свой арсенал.
Медуза напоминала тонкую водоросль, зацепившуюся за корягу: незримое течение раскачивало её миниатюрное тельце, мешая прицеливаться в и без того сложную мишень. Я сделал несколько тестов с магнитным полем и рентгеновскими лучами, но не был уверен, что вообще попал в энва. После двух часов мучений, разглядывая итоговые графики и чувствуя, что не могу положиться на их достоверность, я решил, что мне нужна мишень покрупнее. Поэтому утром, после освежающей пробежки и легкого завтрака, я отправился на охоту за медузами.
Подходящий экземпляр нашелся возле насосной станции. Его купол по размерам напоминал средний арбуз – пока что это был самый большой энв из тех, что встретились мне в поселке. Он залез щупальцами в силовой блок станции и медленно шевелил узорной «бахромой», словно раздумывая, сломать оборудование сейчас или немного погодя. Изысканные узоры в его прозрачном теле мерцали желтым и фиолетовым.
Недолго думая, я подошел к этой медузе, выпростал свои щупальца и схватил её за купол. Результат был, мягко выражаясь, неожиданным. Филигранные узоры в теле энва изменились, мигнули алым, и на мою голову рухнула пудовая гиря. По крайней мере, так мне показалось. Мои ноги подкосились, и я упал на колени. Перед глазами все поплыло. Руки ослабли и дрожали, мелко и противно. Я хотел выругаться, но язык сделался неповоротливым и словно бы чужим. Дышалось с трудом. Мысли замедлились и остановились, лишь узоры энва, каленым железом выжженные на сетчатке глаз, пульсировали алым. А потом медуза вытянула одно щупальце из электромотора и погрузило его в мою голову.
Перед моим парализованным разумом всплыл образ: раб, сжавшийся в комок на земле, не смеющий поднять взгляд, дрожащий от страха перед предстоящим наказанием, и господин, поставивший ногу ему на голову. «Это естественный порядок вещей», – сопровождавшая образ мысль была исполнена уверенности в собственной правоте.
Не помню, где я раньше видел эту картинку. Возможно, в историческом романе или школьном учебнике. Но свое возмущение и убежденность в том, что так не должно быть я помнил очень хорошо. Я всегда представлял, как раб встает и отвешивает пухлому господину хороших тумаков. И уж точно я никогда не стал бы воспринимать ногу на собственной голове как что-то естественное.
– Нет, – выдавил я, пытаясь сжать кулаки. – Не выйдет.
Скорее всего, фраза прозвучала как нечленораздельное мычание, но для энва, поселившегося во мне, хватило и этого. Что-то шевельнулось у меня в голове, повернулось в одну сторону, в другую, встряхнулось, вспыхнуло ярко-белым и вышвырнуло чужое щупальце прочь.
Медуза, парившая над силовым блоком насосов, медленно втянула свой отросток в прозрачное тело. Мне показалось, что она всматривается в меня оценивающим взглядом, даром что никаких глаз у неё, разумеется, не было. Несколько секунд тянулась напряженная пауза. Я начал приходить в себя, руки перестали трястись, мир вокруг обрел резкость и краски.
Не знаю, к каким выводам пришла медуза, но действовать она решила незамедлительно. Щупальце, погруженное в двигатель, дернулось в короткой судороге, и электромотор взорвался. Десятки осколков пронзили мое тело. Но вреда не причинили. Мой энв успел среагировать, утащив меня в то, что Чинги называл «нереальностью».
Безмолвие высоких мест царило в Великом Войде. Благоговейная тишина захватывала все внимание, заставляя прислушиваться к себе. Я прикасался к ней, затаив дыхание и остановив мысли, и она затягивала меня в свои безмятежные глубины.
Там нежилась в белых перинах душа мироздания, и время отдыхало, свернувшись пушистым
