Владимир Петько - Город (СИ)

— Мы уже прибрались здесь. Трупы захоронили.

— Кто это мы? — спросил я безо всякой задней мысли.

Инспектор скривился:

— Это закрытая информация.

Я не смог сдержать улыбки:

— Все так серьезно? Хорошо, хорошо, не буду лезть куда не положено. Вы мне тогда сразу скажите, что я должен знать, и что от меня требуется.

Давер прошелся по двору, что‑то обдумывая. Наблюдая за ним, я заметил одну странность — одет он был в серый дорогой костюм — тройку. К нагрудному карману от одной из пуговиц тянулась тонкая, едва заметная цепочка. Вряд ли это были старинные часы, которые когда‑то носили подобным образом, скорее очки. Из‑под рукавов пиджака на сантиметр высунулись рукава белой сорочки, а на шее завязан узел серого, в полоску галстука. Одним словом, вид как у солидного господина, инспектора. А может даже старшего инспектора. Но на его ногах из‑под брюк выглядывали белые спортивные мокасины, совсем как у меня, явно не вписывающиеся в образ. У меня отчего‑то появилось подозрение, что этот степенный и уважаемый человек, если никто его не видит, может скакать на велосипеде не хуже меня.

— Инспектор, а вы просто инспектор или старший? — зачем‑то спросил я.

Давер поднял на меня взгляд и холодно улыбнулся:

— Старший. И давайте Валентин по именам друг к другу. Мы же не на официальном приеме.

— Хорошо… — я на миг запнулся, вспоминая, — Ференц.

— В общем, дело обстоит так, — продолжил инспектор, — полтора месяца назад в пограничных районах появились двое неизвестных, назвавшиеся Дамиром и Николаем. Видели их всегда именно на границе Пустоши, после чего они направлялись к одному из Приемников, всегда в сопровождении семьи беженцев. Потом они скрывались, а пришедшие после них в данный Приемник находили только гору трупов. За три недели было совершенно четыре нападения, и каждый раз умирали все, кроме бесследно исчезавших беженцев. Вот и все, что мы знаем. Что от вас требуется, я думаю, очевидно.

— А что это вообще за места такие — Приемники? — спросил я. — И почему местные дикари считают себя едва ли не горожанами?

— Здесь живут рейдеры, уставшие от бесконечных пустынных войн и решившие сотрудничать с городом.

— А почему «Приемники»?

— Когда‑то в город стекалось много беженцев. Они приходили сюда, раз в неделю каждый портал проверял закрепленный за ним человек, и принимал решение, достойны ли прибывшие стать гражданами или нет. Достойных он забирал с собой, прочие оставались жить здесь. Таким образом, в Белый город не попадали убийцы, разбойники и прочие отбросы, местоположение города оставалось им неизвестно, и они не могли заявиться туда самостоятельно.

— Предусмотрительно, — согласился я. — Но зачем мы тогда по три года в Легионе служим?

— Надо же из молодых парней дурь выбивать.

— Тоже верно. — Я еще раз огляделся. — Значит, мне надо осмотреть здесь все на предмет причастности к этим двоим?

— Именно так.

Со стороны это, наверное, выглядит преглупо. Одно дело, когда тебе в кабинет археолог приносит древний артефакт, вы вместе определяете его возраст, соотносите с местоположением находки… Это научная работа. История, которую я посмотрю в конце, это как вишенка на торте, в нашем представлении об эпохе, из которой пришел артефакт, она почти ничего не добавит. Бывают исключения, но редко. А что делать здесь? В этом поселении миллион вещей, к каждой миллион раз прикасались чьи‑то руки. Одна из рук на одной из вещей оставила отпечаток своей ауры — информационного поля, индивидуального для каждого человека. А я, представитель одной из трех семей в городе, чьи предки в глубине давно забытых веков из‑за евгенических опытов над собой получили высокую чувствительность к этим полям, должен найти ту самую вещь, которая расскажет что‑то, что позволит инспектору понять, кто эти двое убийц.

— А какую вещь мне брать? — повернулся я к Ференцу.

Тот посмотрел на меня недоуменно:

— Вы же это как‑то чувствуете…

— Что за чушь, — тихо пробормотал я. — Как это можно почувствовать? Если бы я от каждой вещи отпечаток чувствовал, я бы с ума через полчаса сошел… — тут мне пришла в голову гениальная идея. — А вы видели, как это делал в таких случаях мой отец?

— Приходилось пару раз. Он ходил по помещению, вроде как задумавшись, потом что‑то брал, клал назад и брал новое. На третий — четвертый раз брал нужное и рассказывал…

— Подозреваю, там немного меньше вещей было, — сказал я с сомнением.

Инспектор поднял голову, окинув взглядом здание.

— Немного меньше… — как эхо повторил он.

Стоять на месте все равно не имело смысла, и я зашел в ближнюю дверь. Убранство большой комнаты меня не удивило, все‑таки я немного историк, хоть и поневоле, но одно дело видеть все это убожество в глубине веков, и совсем другое своими глазами. Грубо сколоченные табуреты и стол, две кровати, которые так и подмывает назвать нарами. Тряпье, в котором, судя по виду, должны водиться вши. Много же я увижу… Я прошел дальше. В коридоре на полу валялось какое‑то шмотье и несколько разбитых горшков. В следующей комнате в стол воткнут длинный и узкий нож. Я выдернул его и сжал покрепче рукоять, представляя нас одним целым. Перед глазами мелькнула утоптанная земля с темными пятнами. Пока я соображал, похрюкивая, зачем это мою заднюю ногу поймали в петлю и тянут назад и вверх, мне всадили нож в горло и я, завизжав, открыл глаза и бросил нож, как будто это был ядовитый скарабей. В коридоре послышался топот, и в проеме показалась фигура инспектора. Присмотревшись, я заметил в его левой руке небольшой шокер.

— Что случилось? — встревоженно спросил он.

— Ничего, — отозвался я злым голосом. — Кроме того, что мне идиотское задание дали. А что, я вслух закричал?

— Я бы не сказал, что закричал… — неопределенно ответил Ференц. — А что ты увидел?

— Резали, — сказал я коротко.

— Эти? — кивнул себе за спину Ференц.

Я вспомнил свинью и понял, что такое может стать анекдотом, который мне потом всю жизнь вспоминать будут, еще и прозвище соответствующее выдумают, поэтому просто пожал плечами. Видимо это что‑то объяснило инспектору, он многозначительно кивнул и засунул шокер под пиджак.

Я со злобой сплюнул на пол. Ненавижу смотреть истории животных. Словно тебя заперли в чужом теле и с мозгами что‑то сделали. То ли дело у людей — сначала постепенно сживаешься с ним, чужой и незнакомый человек становится ближе и понятнее. Можно даже как бы посмотреть на него со стороны. Человеческие отпечатки сложны и многогранны, а тут раз — и захрюкал.

— Кажется, я как‑то неправильно ко всему этому подхожу, — сказал я, тут мысли мои неожиданно пошли в сторону. — А мой отец часто вам помогает?

Ференц отрицательно помотал головой.

— У нас в городе редко что случается.

— А здесь?

— Здесь постоянно. Но не такое. Прирежут кого‑нибудь из‑за бабы или карточного долга, нам до этого дела нет. Дикари.

— С чего же начать? — растерянно сказал я.

— Вспомни ту историю, что в рубашке видел, — посоветовал Ференц. — Может найдешь зацепку…

Я мысленно пробежался по еще свежему воспоминанию. Тут же пришел ответ.

— Болт, — пробормотал я.

— Какой болт? — удивился Ференц.

— Арбалетный, — пояснил я.

Инспектор задумался на секунду и вышел. Я поспешил за ним.

После нескольких минут поисков, снаряд примитивного оружия был найден. Я взялся за острие, покрытое темной коростой, сосредоточился, отстраняясь от окружающего мира и меня тряхнуло, словно от удара электрическим током. Я еле удержал равновесие, и, открыв глаза, удивленно посмотрел на наконечник.

— Что за хрень? — вырвалось у меня.

— Проблемы? — приблизился насторожившийся инспектор.

— Сам не понял. Сейчас еще раз попробую, — процедил я и снова закрыл глаза.

Через несколько секунд тело снова непроизвольно дернулось, но я не открыл глаза.

Двое стояли перед статуей толстого лысого божка, сидевшего скрестив ноги. Один из стоявших был в потертом одеянии с накинутым капюшоном, а второй в коротких штанах до колена. Тот, что в коротких штанах, помахал рукой, словно привлекая внимание статуи:

— Э — эй! Здорово! Помнишь нас? Мы из тех маленьких букашек, что иногда пробегают мимо тебя! Меня зовут Дэнил, а это Чеслав.

Дэнил посмотрел на статую выжидательно, потом сказал зло:

— Что ты сука, меня игнорируешь все время!

Второй, которого назвали Чеславом, откинул капюшон, и стало видно, что он саркастически улыбается.

— Хорошая попытка. А главное оригинальная.

Дэнил проворчал что‑то неразборчиво и отвернулся. Чеслав поднял глаза, всматриваясь в безразличное каменное лицо.

— Я однажды заставил его посмотреть на меня, — он покосился на обернувшегося товарища. — Принес шахматы, и стал играть партию за себя и за него. В какой‑то ход за его сторону я зевнул ферзя…