Виктор Глумов - Солдаты Омеги (сборник)
— А что, — коротышка потер руки, с тоской глянул на окошко, — главное, в дороге не сдохнуть.
— Пидсадыть тэбэ? — предложил громила.
— Чи-и-иво? — Коротышка аж раздулся от возмущения.
— Ну, я тэбэ пидстрахую, ты ж малэнький.
— Ага, как «малэнький», так сразу «пидстрахую»! Нашелся, понимаешь, пидстрахуй! — фыркнул коротышка. Подумал и кивнул: — Ладно, а то задохнусь к вшивому мутанту! — Он взобрался на согнутую ногу громилы, вцепился в решетку и, ругнувшись, потряс обожженной рукой. Зажмурился. Ветер шевелил мокрые сосульки волос.
— Давайте, что ли, знакомиться, — предложил бородач. — Я Остряк.
— Ломако, — сказал киевлянин, придерживая коротышку.
— Шкет, — бодро представился тот.
А коротышка-то поверил, что его в наемники определят и сразу генералом поставят! Воспрял. Просто дирижабой воспарил, ни жара ему нипочем, ни вонь и тряска.
— А я уж думал, конец нам пришел, — тараторил Шкет, глядя в окошко. — Ан нет, выживем, в наемники подадимся! Вернусь и прирежу топливника энтого. Он что задумал, манис бесхвостый, людей, значить, кликнул, ну, на работу. Деньги хорошие обещал. А я дура-ак! Поверил. Знал ведь, что просто так столько не платють. Ну енто, люди, значить, приходють, он их раз — и в сарай. А потом приезжають разные, ухи — чик, и в рабы. А мне повезло, да-а.
— Угу, кому ты сдався, дохля? — ласково пробурчал Ломако.
— Тьфу на тебя… Ох ты ж! — Шкет аж подпрыгнул. — Да там кто-то есть!
— Дэ? — Ломако вытянул жилистую шею, поросшую рыжими волосами.
— Да вон же! Смари, ща он за холм спустился… сендер, кажись. Скоро опять появится. Опа! Видел, да? Никак за нами едет.
— Не «за нами», а объезжает, боится, — предположил Остряк. — Это ж каким дураком надо быть, чтоб на омеговцев напасть! У них же танкер.
— Так и есть — объезжает. — В голосе Шкета сквозило разочарование, он немного помолчал и добавил: — Ну, за что тебя, Ломако, загребли, мутанту понятно. На роже написано, кто ты есть. И на этом написано, — кивнул он на бывшего охранника. — Но тебя-то, Остряк? Или тебя, паря?
Ломако шумно засопел, зыркнул исподлобья и пятерней собрал патлы на затылке, показывая уши. Не было у него ушей.
— Понятно, да? — бросил он с обидой. — Пять сезонов пахал на хозяев, спыной гепнулся, ноги теперь плохо ходять. Зачем им такый? Вот и продали, каза́лы, шоб молчав, не то пристрелят. А ранише ферма своя була, жона була та донька.
Шкет сжался, стал еще меньше, слез с колена Ломако и попятился:
— Да ты прости… я ж не знал.
— Не знал… Чому сразу «за шо»? Просто. — Глаз Ломако смотрел печально, без осуждения.
— А я вот заслужил, — подал голос Остряк. — Знал много, не на того рыпнулся. А чего добро просто так губить? Вот кетчеры и продали омеговцам. — Он схватился за горло, отвернулся — грузовик затрясло сильнее. — Все кишки к мутанту вытрясет!
— Кетчеры продали омеговцам? — удивился Артур.
— Почему бы и нет? Омеговцы закрывают на кетчеров глаза, те с ними делятся, всё по-честному…
— Они наш поселок охраняли, тихо было…
— Ну конечно, им так выгоднее, а в других местах им выгоднее кетчеры. Усёк?
О себе Артур промолчал. В душу никто лезть не стал — мало ли, что у парня случилось. За него ответил Жбан, живописал предательство дозорных и ночное нападение на поселок, добавив:
— Набежал его вот бати друг, — кивнул на Артура. — Красавчик с сыном евойным, Романом, вместе рос, потому и не прибили. А Шака… то есть Ингвара, на дозорной башне повесили, мертвого уже.
— Шакал сдох? — удивился Остряк, приложил руку к груди и обратился к Артуру: — Извини, он все же отец твой. Но какой же был дрянь-человек!
— Да кто же спорит. Кстати, я Артур.
— А вот будь я омеговцем, — затараторил Шкет, — я бы тебя сразу в наемники взял. Такой паря! Плечи — во! Сильный, видать.
— Кажись, ферма, — проговорил Ломако, глядя в окно.
Артур поднялся. Да, ферма. Ограждение из сваленных остовов машин, покрышек, колес, поверх груды змеится проволока-секучка, есть и дозорная башня — установленный на покосившихся сваях ржавый сендер. Дохлый ветряк вертит лопастями. Холм порос сочно-зеленой травой — не выгорела еще. Два дня жары, и она пожелтеет, а потом и вовсе рассыплется…
— Не ферма это, — проговорил Остряк. — Точнее, не совсем ферма. Они тут дурман-траву выращивают… Ну, выращивали и продавали.
Колонна свернула к свалке. Навстречу, размахивая ружьем, спешил лохматый оборванец. Омеговцы остановились при въезде на ферму. В окно было видно, как оборванец разговаривает с водителем, размахивает руками, восполняя недостаток слов, и украдкой косится на холмы. Танкер остановился справа, закрывая обзор. Откинулся люк, и высунулся автоматчик в шлемофоне. И как у него еще мозги не спеклись? Ничуть не опасаясь нападения, водитель направился за местным.
Вскоре омеговец вернулся, махнул напарнику рукой — выходи, мол, — и кивнул на кузов. Из танкера вылезли трое бойцов.
— …мясо… кормить будем… — донесся голос.
Открылся люк возле вентилятора, на пленников глянул омеговец:
— Ну что, мужики, привал. Я вам кидаю наручники, вы защелкиваете их на руках, а потом аккуратненько по одному выходите подышать свежим воздухом. И чтоб без глупостей. Кто будет буянить, того на кузове распнем, чтоб медленно поджаривался. Уяснили?
— Уяснили, — сказал Шкет и пожаловался: — У нас вода кончилась.
Не отреагировав, омеговец швырнул наручники и попал в Ломако. Тот крякнул, но смолчал, повертел их, сомкнул на запястьях. Поднял руки, демонстрируя, что обезврежен. Остальные последовали его примеру. Артур подумывал не защелкивать «браслеты» до конца, но потом решил не рисковать. Стать наемником ему хотелось больше, чем поджариться на солнце, омеговцы слов на ветер не бросают, это знают все.
На выходе омеговец дернул за цепочку, проверяя, не схалтурил ли Артур, и толкнул его в спину — к тени от груды покрышек.
Каким же свежим, душистым показался раскаленный воздух! Дышать, не надышаться! И плевать, что рядом свалка, — подумаешь, свалка, эка невидаль. Сутулый местный в тюрбане принес миски с зеленоватой кашицей. Ложки пленникам не полагались. Пришлось хлебать так, через край. А ничего похлебка, съедобная.
Омеговцы таскали в кузов какие-то рулоны, носили воду ведрами. Один из воинов (Артур так и не научился их различать) замер напротив пленников, подождал, пока они поедят, и окатил из ведра, приговаривая:
— Охладитесь, а то завонялись, как мутанты.
Местный принес и ему еды, беззубо улыбнулся и попятился, безостановочно кланяясь.
— Я бы не спешил есть. — Остряк поднялся. — И воду пить не стал бы.
Омеговец недоуменно посмотрел на него, даже миску отставил:
— Почему?
— Я слишком хорошо знаю этих людей, чтобы им доверять. — Остряк поманил омеговца.
Артур напрягся. Что задумал бородач? Хочет напасть на военного, отобрать автомат и… Но омеговец к Остряку не пошел, качнул головой и крикнул своим:
— Эй, бойцы, идите-ка сюда.
Остряка окружили наемники, и он зашептал:
— Дай-ка я понюхаю твою похлебку, я запах дурман-травы отлично чую. Эти люди — наркоманы. Дурман-трава делает их глупыми, жадными и ленивыми. Понимаете, о чем я? Танкер — лакомая добыча. — Бородач поковырял кашу, принюхался и удовлетворенно кивнул. — Так и есть. Незаметно выбросьте это и сделайте вид, что съели.
— Даже если нас прикончат, — заговорил статный мускулистый омеговец, судя по нашивкам офицер, — их же потом в порошок сотрут!
— Я предупредил. Кетчеры живут одним днем, а эти к тому же наркоманы, вон, все зубы у них выпали. Они просто не думают о будущем, не умеют.
Переглянувшись, омеговцы разошлись, надсмотрщик с сожалением вывалил обед в траву и растер ботинком. Из глубины свалки, из-за огромной ржавой машины со множеством колесиков, наркоманы выволокли двух связанных мужчин, таких же грязных и лохматых, как они сами, в заплатанных рубахах и штанах, бросили лицами в землю. Пленники неразборчиво заворчали. Следом вели здоровенного, совершенно лысого мутанта, обмотанного веревками. Тварь рычала и скалилась. Над глазами-пуговками нависали пластинчатые наросты, когти были как у панцирного волка. И цвет кожи землисто-серый. Сначала Артур думал: его обрили, чтоб вши не заедали, но присмотрелся и понял — волосы на его голове никогда и не росли.
— Это еще что? — возмутился конвойный. — Мы его не заказывали, он же мне людей пожрет!
— Он мигный, — наркоман улыбнулся, обнажая воспаленные десны, — наученный. Да, Малыш?
Мутант рыкнул и кивнул.
— Проваливай, — омеговец отмахнулся. — Давай-давай отсюда!
— Мы ж его не пгокогмим, он глупый, в Пустошь с фобой не возьмешь. Фто он там делать будет? Неповоготливый же, в шендер не влефет, да и фтреляет плохо. Зато фмотри, какой фильный! — Беззубый ощупал смирно стоящего урода.
