Николай Романов - Инсургент
Парень как парень, учился средне, серьезных нарушений дисциплины в приюте не допускал.
Короче, обычный сирота, каких на планетах Империи пруд пруди. Данных генетического кода, разумеется, нет – родственников не было, а самому парню они совершенно не нужны. Так зачем тратить государственные средства?…
Осетр отошел от терминала ГИИ с глубоким удовлетворением.
Да, организация, в ряды которой его включили на Дивноморье, действовала аккуратно и безошибочно. Любой бы гражданин Империи без проблем нашел информацию об Остромире Криворучко и мог ознакомиться со всем, что не представляло собой тайну личности и включало в себя биографию вышеозначенного господина Криворучко до прошлого месяца. Потому что в прошлом месяце появлялась отметка «Информация закрыта по личному желанию субъекта. Наберите код доступа». И гуляй, любознательный гражданин за кодом доступа к субъекту!
Закон об охране тайны личности! Конституция Росской Империи в действии! Никуда не денешься…
«Лебедь» тоже принадлежал к уже знакомой серии транссистемников, и Осетр вошел в его отсеки, будто в родной дом. Все опять было знакомым.
Можно подумать, он и не побывал на планете Малороссия…
Стюард услужливо подхватил его чемоданчик и проводил нового пассажира до нужной каюты.
Перепонка люка заколебалась и приглашающе исчезла.
– Заходите, сударь, здесь вам будет удобно!
– Спасибо! – сказал Осетр стюарду и шагнул внутрь каюты.
Попутчик находился тут.
Вернее, попутчица, потому что это была девушка.
– Яна! – воскликнул Осетр. И сделал к ней три шага.
Девушка повернулась.
Нет, конечно, это была не Яна. Да, похожа – вьющиеся каштановые волосы, густые брови, круглый подбородок, с ямочкой, изящный носик, узкая талия, высокая грудь… Но глаза изумрудные, и вообще – лицом далеко не Яна.
И одевается совсем иначе. Никаких вечерних платьев свободного покроя. Скромная светло-коричневая блузка, темно-коричневые брюки, туфельки на низком каблуке.
До Яниного стиля – как до звезд!
На лице попутчицы нарисовалось удивление, и Осетр спохватился:
– Простите, пожалуйста, сударыня… Мы, случайно, не встречались с вами на рождественском балу у Чухломских?
Это был пароль.
– Мы встречались, – сказала девица и легким движением поправила волосы. – Только вы ошиблись. Тот рождественский бал происходил вовсе не у Чухломских, а у Дорогобужских.
Это был отзыв.
Все происходило четко по разработанному плану.
– Остромир Владимирович Криворучко, ваш… то есть твой супруг.
Девица опустила руки и ответила скромной улыбкой:
– Екатерина Матвеевна Криворучко, ваша… то есть твоя супруга. Располагайтесь… то есть располагайся! – Она кивнула на свободный релаксатор.
Осетр открыл шкафчик в стене и угнездил там свой чемоданчик. Заглянул в санузел.
Да, все тут было знакомо.
Екатерина с интересом следила за его передвижениями.
– Что-то ищешь?
– Ага… – Осетр улыбнулся. – Отличия от других транссистемников. Но их как будто в инкубаторе изготовили. Все одинаковое. Порой даже кажется, что и люди в экипажах одни и те же.
Это он так пошутил.
Однако она не улыбнулась:
– Инкубатор? Что это такое?
– Это такие устройства, в которых выращивают птицу. Для тех, кто предпочитает натуральную пищу и готов за нее раскошелиться.
Тут он, правда, слегка приврал – птиц выращивают не только для богатеев. Школа полковника Мясоедова тоже имела свой птичник.
На синтезированном белке хорошего «росомаху» не вскормишь!
Впрочем, об этом Осетр рассказывать не собирался.
– А я тебя совсем другим представляла.
Ну, разумеется, вряд ли ей стали показывать изображение будущего супруга.
А вдруг с третьим отделением министерства имперской безопасности придется встретиться раньше, чем с липовым мужем…
– И каким же, интересно, ты меня представляла? – Осетр с трудом сдержал ухмылку. – Старым пердуном с седой бородищей и огромной плешью?
– Нет, молодым, конечно. – Девица развела руками. – Но… если честно… не настолько молодым.
«Знала бы ты, сколько мне на самом деле!» – подумал Осетр.
По легенде разведчик Криворучко был на два года старше «росомахи» Приданникова.
– Мал золотник, да дорог! – сказал он вслух.
– Ого! – Екатерина присвистнула. – А от скромности мы, похоже, не умрем.
– Конечно, не умрем. Ни от скромности, ни от тугодумия.
– Есть еще одна поговорка… Мал клоп, да вонюч!
– Это не про меня!
Он с удивлением обнаружил, что распускает перед Екатериной хвост. Совсем не так, как вел себя когда-то, на борту «Дорадо», с Яной…
Впрочем, именно подобным образом и должен поступать молодой муж. Ведь у них сейчас практически медовый месяц, прерванный срочной поездкой молодой супруги к умирающей тете.
Банальная легенда, но именно банальности и не привлекают внимания. Это только в шпионских фильмах молодая жена, вырванная из супружеской постели, выполняет срочное задание своего начальства и порой сталкивается нос к носу с мужем, который выполняет не менее срочное задание своего начальства. В реальной жизни, как известно, молодоженов в такое время стараются не беспокоить.
Если, разумеется, они, молодожены, – не будущие разведчики…
– Вот и познакомились! – Улыбка Екатерины сделалась мягкой: похоже, новоиспеченный «муж» ей все-таки понравился.
И это было удачно.
Людям, которые проявляют симпатию друг к другу, работать легче. Тем более когда работа принуждает к совместному проживанию. Тут хочется, чтобы и волки были сыты, и овцы целы…
– А ты ничего! – сказал Осетр.
И снова удивился самому себе.
Как легко он чувствует себя рядом с этой девушкой!.. А ведь любит он совсем другую!
Екатерина поправила блузку:
– Ты тоже ничего… Как мне тебя звать, золотник?
Осетр пожал плечами:
– Да, в общем, как пожелаешь… Я человек, прямо скажем, не гордый, на любое имя откликнусь.
– А как тебя звала мама?
У Осетра мурашки по спине побежали.
Он сто лет не вспоминал, как его звала мама.
В школе «росомах» имена из глубокого детства никого не интересовали. Там в ходу были клички или, как выражались на Крестах, погоняла. Даже Беляй Капустин, друг закадычный, звал Остромира Приданникова Осетром или Острым. А неприятели – без них жизни не бывает – звали и вовсе Тупомиром или Тупилом…
– Мама звала меня Миркин. – Он с трудом сдержал дрожь, попытавшуюся проникнуть в голос.
– Ну тогда и я стану звать тебя Миркин. Не зайчиком же и не котиком! К нашей профессии такие ласковые прозвища не слишком прикладываются.
«А что? – подумал Осетр. – Пусть зовет Миркином. Ей можно. Жена есть жена. Говорят, она ближе матери».
– Хорошо, зови. Мне нравится… До прыжка чем займемся?
Конечно, космические окрестности Малороссии не так оживлены, как у Нового Санкт-Петербурга, но и здесь приходится четыре часа тилипаться в евклидовом пространстве, пока доберешься до границы, за которой прыжок не сорвет с орбиты небесные тела местной планетной системы.
– Через час позовут на прием пищи, – сказала Екатерина. – А пока можно рассказать друг другу наши легенды.
Осетр отметил про себя выражение «прием пищи» – девушка явно была не из гражданских. И если легенда у нее гражданская, то это несомненный прокол.
Однако говорить ей сейчас об этом он не станет.
А рассказывать друг другу легенды – весьма умно. Он получил легенду через мозгогруз, и ничто так хорошо не закрепляет знания, закачанные из мозгогруза, как пересказ своими словами.
«Молодожены» вызвали из пола кресла и занялись сим умным делом.
Глава пятая
Проснулся Осетр от чувства голода.
Голод был зверский – как и всегда, после прыжка. На его пронзительности не сказывался предпрыжковый обед: сколько бы ты ни съел, непременно придешь в себя с ощущением, будто в животе кишка гоняется за кишкой.
Екатерина еще не проснулась, посапывала в своем релаксаторе.
Осетр соскочил на пол, мягко, по-«росомашьи», подкрался к ней.
Лицо девушки было совершенно безмятежным.
Замужняя женщина, чего ей бояться, находясь рядом с «дражайшим супругом»?… Быстро она вошла в роль подруги жизни!.. А он, Осетр? Что он ощущает по отношению к «жене»?
Он прислушался к собственной душе.
Да уж всяко не любовь! По крайней мере, не ту любовь, от которой разрывалось в последнее время его сердце. Оно и сейчас, конечно, разрывается, но уже не так сильно – для «росомахи» на первом месте всегда его долг! (и хорошо, что вовремя об этом вспомнилось) – скорее не разрывается, а тупо ноет, истекая болью.
Но еще сильнее ноет пустое брюхо.
И только тут он сообразил, что на сей раз сумел забыться глубоким прыжковым сном.
Не было никакого полусна-полуяви.
Да, похоже, организм действительно начинает приспосабливаться к своему новому состоянию.
Удовлетворенный этим открытием, Осетр отправился в душ.
