Николай Романов - Инсургент
И лучше всего было думать, что озабочен полковник Засекин-Сонцев исключительно безопасностью лейтенанта Приданникова. Ибо другие озабоченности могли привести к дополнительным неприятностям. Хотя, казалось бы, что для молодого человека может быть неприятнее недоступности любимой девушки?… Однако теперь, после двух разговоров с Дедом, Осетр был уже не только молодой человек…
Разработка легенды не потребовала от него много времени.
Ясно, что надо сматываться туда, где разного рода соглядатаи будут более заметны, а он будет совершенно неприметен. Такой, как все вокруг… Лучше всего удрать на какой-нибудь периферийный мирок, в дальний гарнизон планетной обороны, отсидеться там под видом какого-нибудь заряжающего третьего класса, типа симпатичного и уверенного в себе, но недалекого и никому неинтересного среди таких же недалеких и неинтересных сотоварищей.
Потом ему пришло в голову, что совсем неглупо было бы спрятаться на Крестах, но, покумекав некоторое время, он отмел эту мысль.
На Крестах он уже был, там всегда имеется шанс нарваться на кого-нибудь из знакомых – на того же Макарыча или Маруську, чем черт не шутит! К тому же государственный контроль над проживающими там людьми направлен именно в ту сторону, от которой сейчас надо бежать, как черт от ладана. Конечно, в планетном гарнизоне периферийного мира тоже присутствует государственный контроль, но там, по крайней мере, он не направлен против государственных преступников, а потому для оппозиционера менее опасен.
И тут он по-настоящему, до последних печенок, понял, что Яна в течение какого-то времени будет для него абсолютно недоступна. И время сие может оказаться весьма немалым!
Это понимание привело Осетра в бешенство.
Оказывается, «росомахи» вовсе не всесильны. Оказывается, бывают ситуации в жизни, когда она, жизнь, оказывается сильнее тебя…
Не то чтобы он не знал этого раньше – хорош был бы «росомаха», не усвоивший такой простой истины! – просто знание это жило в его памяти само по себе, не имея никакого отношения ни к нему, Осетру, ни к близким людям… Мда-а-а… Без Яны будет тяжело! Очень тяжело!! Да просто невыносимо!!! Это даже нет слов, как будет плохо без Яны! Но прав Дед – какие мы, к дьяволу, гвардейцы, если не справимся со своими личными проблемами, если не возьмем обычную животную страсть в ежовые рукавицы солдатского долга?…
Конечно, решить конкретно, в каком именно мире предстоит скрываться, он не мог – сведения о воинских гарнизонах периферийных планет закрыты, и до них через гражданский терминал Глобального Имперского Информатория не доберешься. Но это уже частности, которыми можно заняться на этапе конкретных действий, а действия наступят только после принципиального одобрения Дедом предлагаемой идеи…
Пообедав в ресторане «Ласточкина гнезда», Осетр снова отправился на двенадцатый этаж, в номер тысяча двести двадцать девять.
Дед как будто и не выбирался из-за своего стола. Все было на месте: видеопласт, сетевой Артузов, пристальные глаза, обращенные на подчиненного…
Памятник, а не человек!
Памятник воинскому долгу!
– Ну, сынок… Присаживайся!.. Что придумал? Выкладывай!
Осетр присел на уже привычное место и рассказал о своем предложении.
Дед слушал внимательно. Лицо его было совершенно бесстрастным, и было совершенно непонятно, как он относится к плану, придуманному лейтенантом Приданниковым. Но как только Осетр закончил, он сказал:
– Ерунда! – и подкрепил приговор ударом ладони по крышке стола. Словно пригвоздил к позорному столбу…
Осетр едва не поперхнулся.
– Ерунда! – повторил Дед. – Все это было бы правильно, кабы речь шла не о тебе. Такого как ты нужно прятать как раз по-иному, не в захудалом периферийном мирке, а на планете, куда прилетают тысячи людей, так чтобы всячески затруднить нашим противникам поиск, если они начнут разыскивать исчезнувшего фигуранта. Одно дело – отыскать парня, заявившегося на планету в компании из десяти человек, и совсем другое, если компания насчитывает десять тысяч прилетевших. Процесс такого поиска много сложнее, и он непременно станет нам известен. А кто предупрежден, тот вооружен – мы успеем перевезти тебя в другое место. И пусть начинают розыски заново!.. Ты согласен со мной, сынок?
Осетр задумался.
Дед вполне мог устроить таким методом проверку подчиненному.
Умеет «росомаха» отстаивать свое мнение или нет? Настойчив ли?… И наоборот – способен ли признавать собственные ошибки? Гибок ли умом?…
Впрочем, вряд ли в такой ситуации Всеволод Андреич станет устраивать подобный экзамен, у него сейчас совсем другие заботы на душе, поважнее и посерьезнее. «Государственные проблемы» называются… Тут не до проверок гибкости и настойчивости!
– По принципу «спрятать вещь на самом виду»? Там, где искать никому и на ум не придет? – Осетр покачал головой. – Но ведь в подобной обстановке и тому, кто возьмется искать, проще будет спрятаться. Разве не так?
– Верно, – сказал Дед. – Но это в случае, если спрятавшие не знают, что кто-то намерен искать спрятанное. А ведь мы знаем. А потому любой… э-э-э… искатель привлечет к себе наше внимание. К тому же у нас и у искателей несколько разные возможности… – Он снова шлепнул ладонью по столу. – Нет, думаю прятать тебя надо именно таким образом. Не то чтобы на самом виду, но в комнате, где до черта народу. И вот что я предлагаю… – Дед выбрался из-за стола и прошелся из угла в угол, снова задумавшись. – Дело в том, что тебе сейчас, кроме этой игры в прятки, необходимо восполнить пробелы в образовании. Сам понимаешь, миссия, к которой мы тебя готовим, потребует не только и не столько навыков «росомахи», но знания многих других областей человеческой деятельности. О которых мы с тобой сейчас даже не задумываемся. На Новой Москве есть очень подходящее со всех сторон местечко, школа имперского разведывательного управления.
Дед, разумеется, опять был прав.
Мозгогрузы, конечно, обеспечивают знаниями и навыками быстро, но такие знания, если их не используют постоянно, столь же быстро и забываются. А потому, если человек хочет обрести капитальное образование, ему и учиться приходится капитально. Как к примеру, в школе «росомах». Или в разведшколе, где серьезно готовят глубоко законспирированных разведчиков, предназначенных для заброски за кордон. Если ты отправляешься в Новобагдадский халифат не на день-другой, в турпоездку, а лет на десять-пятнадцать, для тайной работы, лучше, когда тебя обучают преподаватели. В живом обучении – глубина, обширность и жизнестойкость познаний. Это известно даже новоиспеченному «росомахе»!
– Я полагаю, нам удастся спрятать тебя, сынок, в этой разведшколе. Люди князя Белозерова поддерживают нашу озабоченность ситуацией в стране. Впрочем, в самой школе никто знать не будет, что ты за птица. Для тебя разработана специальная легенда. Согласно ее, ты – будущий резидент в одном из закордонных государств. Проходишь подготовку перед скорым внедрением. Для полной убедительности ты будешь проходить подготовку не один. Согласно легенде, запланировано внедрение за кордон целой семейной пары, и потому с тобой будет жить и учиться жена…
– Кто-кто, простите?
Последнее известие было настолько неожиданным, что Осетр не удержался и нарушил уставный этикет общения начальника с подчиненным.
– Ты что-то сказал, лейтенант? – тут же обернулся к нему Дед.
Глаза его были абсолютно серьезны.
– Никак нет, господин полковник!
– Ты не ослышался, сынок, – продолжал полковник. – Рядом с тобой будет напарник. Вернее, напарница, девушка. По легенде она – твоя супруга. Разумеется, когда задание закончится, закончится и ваша семейная жизнь.
– Семейная жизнь… – Осетр, не сдержавшись, поморщился.
При мысли о какой-то иной девушке, помимо Яны, у него заныло на сердце.
– А по-другому никак нельзя?
Он едва не брякнул: «Нельзя ли напарницей сделать Татьяну Чернятинскую?» И представил себе, насколько глупым оказался бы этот вопрос.
Дед, похоже, понял, что он хотел спросить, потому что сказал:
– Нельзя, сынок. Именно, что никак нельзя! Мы тут с тобой не в игрушки играем. Мы с тобой начинаем слишком серьезное дело, чтобы поддаваться сугубо человеческим страстям. Честно говоря, мне показалось, ты сечешь орбиту.
Осетр снова поморщился:
– Да секу я орбиту, секу… Понял я все!
Слышать жаргонное выражение из уст Деда было удивительно.
– И вот еще что, мальчик мой. – Взгляд полковника Засекина-Сонцева сделался жестким. Однако тон оставался отеческим. – Я понимаю, что ты тут со мной расслабился. Впредь тебе придется получше контролировать свои эмоции. Ты бы посмотрел сейчас на себя со стороны. У тебя на лице написано, насколько тебе не нравится мое предложение. – Отеческий тон тоже сделался жестким. – Когда ты выйдешь из моего номера, такая бесконтрольность может стать причиной гибели, причем не только твоей, но и многих других людей. Ясно?
