Алексей Штейн - Ландскнехт. Часть вторая
Как говорится, в обе стороны пошла игра. Правда, подумалось мне, что лучше бы не минометом, а таким же газом как из казармы, вытравить из первой батареи всех врагов. Правда тут же сообразил, что тогда и нашим, кто там заперся, достанется. Ну, наверное, командирам‑то виднее как оно. Эти все дела не моего ума. Это пусть командиры думают.
Постепенно как‑то все затихло. Разве что из‑под земли доносились, время от времени, взрывы. Потерна‑то идет изгибами, и, судя по всему, стреляли из миномета, а потом добегали до ближайшего изгиба, закреплялись. Потом подтаскивали миномет заново. Миномет здешний, как я уже видел (пока только в книжке, правда), вполне могет и настильно стрелять, он вообще мудрено сделан. Правда, как они его в потерну затащили — не представляю. Он же там не пролезет. Колеса что ли сняли — вроде, его так тоже можно пользовать. Но, как они его тогда там несут? Или тащат? Или, может, еще какая военная хитрость есть? Как бы там ни было, а взрывы гремели, с немалыми промежутками, один за другим.
Так продолжалось довольно долго. Штурмовавшие батарею явно не торопились. Может быть, это было и правильно. А мы просто стояли по своим местам и наблюдали за врагом. Время от времени кто‑то делал выстрел, очевидно заметив что‑то или просто так от скуки. Командир этому не препятствовал. Очевидно, не видел ничего плохого в том, что солдаты демонстрируют врагу активность. Кстати сказать, и противник производил время от времени выстрел, а то и залп, но пули его, наверное, так же, как и наши, в основном бесцельно щелкали по камням. Дистанция здесь великовата даже для ружейного огня, тем более, что бойницы, что в бруствере, что в казематах бастиона — цель маленькая.
Я, пользуясь затишьем, спросил у Балу как он думает, что же это все такое и какие у нас по его мнению виды на будущее. Балу, оглянувшись по сторонам, и, решив что, в общем‑то, раз все спокойно, то он может себе позволить некоторый отдых, достал трубочку, набил ее и раскурил, присев в нише. Затянувшись, сказал, что, по его мнению, это все же бунт. Возможно, драгун подбили на это, непонятно только как, местные. Тут бывали бунты и раньше, и последнее время обстановка была не очень простая. По его мнению, такое поведение драгун можно объяснить только одним — они ждут подхода основных сил бунтовщиков. Это, наверное, ополчение, какие‑то местные отряды, ничего особо серьезного по его мнению. Правда, помрачнев, он добавил, что это если бы была артиллерия, без артиллерии все может быть довольно грустно, вплоть до того, что придется сидеть и ждать подкреплений с метрополии. А если взбунтовался весь полк, стоявший под столицей 'для контроля', или если иным способом в руки бунтовщикам попадет артиллерия полка — то и сам процесс ожидания может стать весьма непростым делом.
— Только, артиллеристов‑то у них толковых, поди, нету. Откуда им взяться? — рассуждал вслух Балу — Разве, конечно, наемники какие, из Союза. Да вроде как еще там на границе этот барон крутился, говорили…
Какой барон и где крутился, я спросить не успел. Снова поднялась суматоха, с бастионов послышалась стрельба, вскоре даже загрохотал пулемет, правда, недолго, всего пару длинных очередей дали. Забегали расчеты минометов, засуетились.
— К ним подкрепления идут! На дороге видно! — разнесся крик.
Вот оно что, как говорится — помяни, оно и тут. Минометы открыли огонь, не жалея мин, давая, насколько эти, на мой взгляд, излишне мудреные конструкции способны, беглый огонь. С бастиона, на который пялился в бинокль унтер, корректировщик миганием фонаря подавал сигналы. По корректировщику вскоре стали лупить с воротного бастиона, но из‑за дистанции попасть не могли. Полуголые, потные, расчеты минометов носились как черти, выпустили с каждого ствола по полтора десятка мин — уже в углу двора громоздился немалый штабель пустых ящиков, а новые ящики все тащили из помещения под валом. Наконец унтер скомандовал прекратить огонь, и минометчики, так и сели возле орудий, черпая воду из принесенных ведер ладонями, пили и обмывали лицо и тело.
— Похоже, небольшой отряд‑то пришел — мрачно пропыхтел Балу — недолго по дороге шли — а теперь их не достать, ушли в бастион все. Да, теперь только надежда на бомбомет и тех, что потерной идут. Эх, что же наши‑то, поздно про потерны вспомнили? Ну ничего, сейчас дойдут до батареи, и уж тогда устроят…
Но этим планам не суждено было сбыться — очередной взрыв в потерне был особенно мощным, выбило здоровенный султан дыма из одного колодца. Балу забеспокоился — мол, рвануло‑то слишком уж сильно. Вскоре разнеслась весть — минометчики в потерне чего‑то напортачили и то ли миномет их взорвался, то ли мина в стену ушла, или просто кто‑то мину уронил нехорошо — только — нету ни минометного расчета того, ни штурмовой группы больше. И, заодно уж, нет и командира минометной батареи — он с ними пошел. С десяток раненных только достали, и половина — не жильцы. Закрепились, правда, на том рубеже, не пустят врага — но и дальше продвинуться никак — подкрепления, пришедшие к драгунам, прошли на первую батарею и в потерны — продвинуться никак стало невозможно. В бастионе тоже прибавилось стрелков, вновь прибывшие с азартом начали стрелять, но толку от этого не было, а у нас не было уже и желания отвечать. Все складывалось как‑то совсем не радужно. Об том, что отбить батарею, не говоря — очистить от врага крепость — и речи уже не шло. Теперь — только удерживать, что осталось, ожидая прихода наших. К драгунам пришло сотни две… за минусом тех, кого, надо думать, все же накрыли минометчики. Уже нет у нас численного перевеса, чтобы штурмовать. И артиллерии нету. И к минометам припасов не так много. Грустно, девушки.
Но самое неприятное, что я зацепил краем глаза, было не это. Нас на валу сменили пехотинцы, а мы пошли в третий бастион, держать внешний фронт. Самое неопасное направление, но в то же время — надо хоть кого‑то поставить на всякий случай. И во дворе у офицерской казармы шло эдакое полевое совещание, все офицеры почти тут, кто жив — цел еще. Вот их‑то вид мне и не понравился — какой‑то он унылый и небоевой. А это плохо, это первый признак, что подкрадывается толстый пушной зверек. Да и ругались они так как‑то нехорошо, истерично малость, да еще и выясняя, кто виноват. А это плохо, это совсем плохо. Приметил я там и особняка — словно почуяв взгляд, тот повернулся, но я уже спрятался за шедшего рядом Балу — его мне только сейчас и не хватало… когда они там виноватых ищут…
В каземате было, вроде как, и безопаснее, чем в открытой траншее… но как‑то тревожнее и угрюмее. Хоть бы дверь сюда запереть — ан нет, 'не положено'. В прочем, никто не нападал на нас ни с фронта, ни с тыла. С приходом подкреплений враги, как ни странно, тоже словно успокоились. Никаких каверз не творили и даже огнем не сильно досаждали нашим. Наши тоже отвечали несильно, изредка бил по верхам бастиона и батареи миномет, тем боевые действия и ограничивались.
Такое опасное равновесие сохранялось весь следующий день и следующую ночь. Почему враг не предпринимает никаких действий, было неясно. Но самое плохое — наши командиры, похоже, решили совсем отказаться от активной борьбы. Все наши сидели, как мыши в норе, в казематах и траншеях. Никаких вылазок, разведки, попытки как‑то изменить ситуацию — ничего не предпринималось.
И результат сей опасной пассивности не замедлил явить себя.
Глава 2
В бастионе прохладно, даже зябко немного — стены толстые, камень и кирпич. Оттого совсем как‑то тоскливо. Да еще и обзору нет нихрена — амбразуры сделаны в виде широких горизонтальных щелей, направленных малость вниз, да прикрытых козырьками 'из того же материала'. Видно с них метров на триста от крепости. Ну да зато благодаря такой конструкции — не особо опасен огонь артиллерии, да и стрелку надо подойти на те самые триста метров — иначе пуле внутрь никак не пролететь. Разве совсем уж замысловатым рикошетом, да и то — внутри в щели стоит эдакая колода, навроде рамы оконной — дерево пулю примет и не даст на рикошет идти. В общем, 'солидно, добротно, надежно'. И народу тут нас набилось вполне для обороны. Плюс пулемет. Эта штука вполне может и с пары верст образумить, и кавалерию, и батарею если какой наглец решит развернуть на прямую наводку. Да и пехоту пощиплет изрядно — видел я там таблицы, пристреляно все наотлично. Правда, таскать ее приходится расчету вручную — и никаких тебе рельсов не придумали, или еще чего — так и катают на колесах, лафет у этой кракозябы навроде пушечного, только поменьше, и еще перед стрельбой надо колеса поднимать, для устойчивости, на поворотный круг опирать. В общем, так если смотреть — чего грустить‑то. А что не видно — так наверху наблюдательные колпаки есть, можно попроситься выглянуть, все одно вскоре выставив часовых, всем приказали отдыхать и приводить себя в порядок. Да вдобавок — притащили пожрать. Да по боевой норме — и каша с мясом и винца по полстакана, и добрый кусок хлеба с салом. Ну да, все грамотно — 'солдат должен быть одет, обут, накормлен и экипирован — и во всем этом геройски умереть за Родину'.
