Александр Белый - Леон. Встань и иди

В восемнадцатом году, резко перекрасившийся в красный цвет бывший подполковник Русской армии, товарищ Муравьев, привел к Киеву красную гвардию и с помощью газовой атаки отравляющими веществами ворвался в город, где установил режим жестокого террора. Тогда да, для господ Паниковских большевистская идея выглядела наиболее коммерчески привлекательной, тогда-то они и вошли в наши дома вместе с пьяными от вина, крови и вседозволенности революционными матросами. Они грабили дома и церкви, насиловали горожанок и монашек, в том числе и взрослых женщин и совсем маленьких девочек. Тогда же был ограблен и убит Киевский митрополит Владимир.

На зачистку нашей квартиры, например, которую потом разделили на три — вошел большевистский функционер, товарищ Левинзон, и остался жить. Трупы отсюда вынесли, но следы остались: брызги мозгов на стенах от разбитых детских голов и потеки плохо замытой крови изнасилованных и зарезанных женщин и девочек-гувернанток, были спрятаны за передвинутой мебелью.

Дядя Володя вспоминал рассказ мамы, когда они всеми правдами и неправдами все же вселились сюда и занялись ремонтом, то за шкафами, которые долгие годы никто ни разу не удосужился передвинуть, обнаружили голые грязно-бурые стены. Отец эти пятна соскоблил и отдал через какого-то знакомого на подпольную экспертизу. Тогда-то и прояснилась картина разыгравшейся пятьдесят лет назад трагедии. После этого в квартиру тайно привезли попа, и он целые сутки молился, родители тоже отстояли на коленях целую ночь.

Дедушка Сережа, полковник лейб-гвардии конно-гренадерского полка, вернулся с Русско-Германского фронта, пролежав полгода в госпитале, — раненной, бездомной собакой. Даже могилок жены и детей не нашел. Некоторое время жил в квартире у своих знакомых, но рана на груди не заживала и ему рекомендовали уехать на лечение к доктору, который эмигрировал во Львов. Дедушка вынужден был покинуть Родину, правда, перед этим отдал долг, встретил и убил Левинзона.

К этому времени город Львов был выведен из состава Австро-Венгерской империи и отошел к Польше, но он хорошо знал и немецкий и польский язык, как и восемь других языков, поэтому, проблем общения не существовало. Так и остался здесь жить после излечения. В гражданской войне участвовать отказался, стал работать представителем попечительского совета, затем, директором одной из приватных школ. Создал новую семью, здесь же и родился мой папа.

Однако, пришел 1939 год, и по договору между гитлеровской Германией и Советским Союзом, советская власть осчастливила часть народов Европы освобождением от гнета западной загнивающей цивилизации, в том числе и Львов, который был под этим самым гнетом целых пятьсот девяносто лет.

Чтобы не превратить себя и свою семью в удобрение и не оказаться в загородной канаве, деду в муниципалитете шепнули зарегистрироваться простым учителем русского языка.

Почему-то в отделе образования, созданном после утверждения новой власти, ему предложили переехать на работу учителем в степной район Днепропетровской области, и он согласился. Вот так судьба сделала новый поворот.

Утро 22 июня 1941 года, застало группу школьников, во главе с дедом, в которой были и бабушка, и папа, на подъезде с экскурсией к Ленинграду. Вернуться уже не смогли, поэтому, дед ушел добровольцем на фронт, а бабушка с папой, которому тогда было тринадцать лет, и с другими детьми осталась в одной из школ города.

Блокаду бабушка не пережила. Дед, дослужившись от рядового до старшего лейтенанта, с тремя медалями и двумя орденами, вернулся с фронта без левой ноги. Папа, после освобождения города, ушел учиться в военное училище.

О военном прошлом всех моих предков я, конечно, знал, и про блокадный Ленинград тоже, но такой конкретики, которую поведал дядя Володя, даже не предполагал.

Глава 3 Ознакомительная

…Одиннадцать, двенадцать, что и требовалось доказать. После двенадцатого звонка телефон затих. Это Ольге нечего делать и решила меня нагрузить непотребными разговорами, ведь знает же, чем сейчас занимаюсь. Обиделась вчера из-за какого-то мелкого недоразумения, вот и трезвонит, дабы дополнительных шпилек вставить. Не-е-т, вот закончу обязательный моцион, тогда и отвечу на твой звонок, тогда и помиримся.

Сегодня суббота, а в этот день, как правило, я бегаю по потолку. Так называется момент начала уборки в квартире.

На заре моей юности, отец построил меня в собственном кабинете для внедрения нового действенного этапа в воспитании отпрыска. Это он увидел, как мама складывает в коробку мои игрушки: машинки, конструктор и пистолеты.

— Знаешь ли ты, сын, что такое пехедэ?

— Да, это когда у тебя в полку делают уборку.

— Немного не так, но где-то так. Виктор, тебе исполнилось пять лет и ты уже почти взрослый, поэтому парень, пора тебе и к жизни начинать относится по-взрослому. Завтра у нас суббота и, начиная с завтрашнего дня и до того дня, когда ты себя почувствуешь! стареньким и немощным дедушкой, ты будешь за собой ухаживать сам. Прислуги у нас нет, так что изволь. Сначала будешь наводить порядок в своей комнате, когда подрастешь и будет у тебя собственная квартира, значит, в квартире. А когда будешь командовать полком, то и в полку тоже. Понял, сын?

— Понял, — понуро сказал я.

— Не слышу?!

— Так тоцьно! Понял!

— О! Слышу голос мужчины. Теперь вольно, разойдись.

С тех самых пор субботний ПХД (если был дома) начинался одинаково. С подъемом я стягивал с кровати постельные принадлежности, затем в стиралку паковал семь комплектов носков-трусов-футболок (теннисок) и еще чего-нибудь, а на втором круге постельные принадлежности.

А в это время брал лестницу-стремянку и начинал делать уборку: с верхней крышки посудного шкафа на кухне, слева направо по всей квартире, заканчивая плиткой в туалете и на кухонном полу.

Занимало это действо у меня около двух часов и, как это ни странно, доставляло удовольствие.

Нет, однажды, будучи в отъезде, уборку сделала Оля, моя постоянно-периодическая подруга и партнер (в некоторых отношениях). Но когда по приезду собрал с верхних кромок плинтуса на полпальца пыли, с тех пор пресекаю всяческие поползновения в попытках подобной помощи и в пятницу вечером выставляю подругу дней моих суровых, за дверь. Пусть идет помогать маме, будет больше толку. Вот гладить да, гладить я ей доверяю, особенно простыни и пододеяльники.

Моя соседка, Надежда Николаевна, часто ругается. Мол, с таким отношением к себе и другим людям, я никогда не женюсь. Ой! Еще не вечер, молод я и мне еще рано. Нет у меня еще моральной готовности для воспитания собственных детей, да и материальные возможности не весьма. На старт, правда, есть, но для полноценной жизни — слабовато.

А Оля? Оля — подруга детства. Мы с ней с первого класса сидели за одной партой. Потом, когда случилась ужасная трагедия в нашей семье, когда многие друзья перестали быть друзьями, а некоторые соседи шарахались, как от прокаженных, отношение этой одиннадцатилетней девочки ко мне… она меня любила. Я ее тоже. Может быть не так, как нужно для создания семейных отношений, но она мне дорога, и не просто прошлой памятью, но и сегодня.

Да, по причине паскудных обстоятельств, мы с ней расстались на целых десять лет. За это время Оля уже успела сходить замуж и развестись. Она всегда, еще с детства, считала меня своим будущим мужем что, правда не помешало ей сбегать замуж еще раз, повторно, сроком ровно на один год, когда пришлось уехать на работу в Якутию. Экспериментировала, наверное.

Вот так и живем.

Телефон опять зазвенел. Что ж, к этому времени белье уже досушивается на балконе и моцион исполнен, пора идти мириться. Однако! АОН номер не определяет!

— Алло!

— Привет, Виктор! — услышал голос Демона, своего бывшего сослуживца и вообще, хорошего парня, — Я тебя уже два дня разыскиваю, звоню и утром и вечером. Вот, наконец, поймал.

— Демон, чертяка! Рад тебя слышать! Ты где? Судя по длине гудка в Киеве? Двигай бегом ко мне.

— Вот-вот. Рядом со мной Никола Питерский и Яшка Якут и они слышат, как какой то «пиджак», старлей запаса да боевому офицеру, целому майору отдаёт команду «бегом».

— Ребята, давайте быстренько ко мне, всех приютю! Комната большая, а на антресолях три матраса, в тесноте — да не в обиде, и водка чувства заполирует.

— Широка душа! С тебя, Виктор, такой пьяница, как с меня балерина. Короче, слушай, прилетает Дядя Федор и сегодня на пять вечера объявлен большой сбор. Много наших ребят будет, тебе тоже надо быть, есть тема.

— Я и без темы хочу всех видеть, буду обязательно.

А мне-то как Дядя Федор нужен! Ничего не попишешь, с Олей мириться будем завтра.

Здесь собрались все мои друзья. Дяди Федора, правда, еще не было, хозяином сабантуя выступал его зять, Валентин. Только что приехал с аэропорта и сказал, что самолет задерживается на пять часов.