Даниэль Дакар - Игра королей
— Буду.
Никита Корсаков чувствовал себя неважно. И дело было не в слегка гудевшей голове, хотя погуляли вчера в «Подкованном ботинке» знатно. Некоторый мандраж, заставлявший противно сжиматься район солнечного сплетения и подрагивать руки, вызывался тем, что невеста безбожно опаздывала. Вернее, пока что не опаздывала, но сам-то он под сочувственными взглядами Дубинина переминался у дверей Покровского собора без малого час.
Гости, приглашенные на собственно церемонию венчания, уже собрались. Представители обоих планирующих породниться семейств тоже стояли поблизости, мило общаясь между собой и насмешливо косясь на нервничающего жениха. Особенно ехидно посматривал Ираклий Давидович Цинцадзе, время от времени склонявший голову набок, дабы выслушать очередную сентенцию супруги.
Наконец на площадь перед собором опустился лимузин. Держащиеся на почтительном удалении репортеры оживились, вокруг машины немедленно запорхали автоматические камеры. Имелась все-таки у журналистской братии некоторая надежда, что по случаю торжественного момента оружия у невесты не окажется.
Дверца открылась, и появился великий князь, серьезный, почти благообразный, только в глазах плясали хорошо заметные чертики. Он протянул руку внутрь, и глазам заждавшегося жениха и подобравшихся гостей явилась невеста. Корсаков услышал, как сквозь стиснутые зубы втянул воздух стоящий рядом Дубинин. И позавидовал другу. Потому что сам он забыл, как дышать.
Верх платья был скроен флотским кителем. Казалось бы, струящаяся кружевная юбка не должна была с ним сочетаться, но сочеталась, еще и как. Волосы были убраны под берет, и кокарда в виде золотого двуглавого орла ослепительно блестела в солнечных лучах. А на кителе, в полном согласии с соответствующими статутами, располагались орден «Великой стены», знак «ап Бельтайн», «Милитар де Сантьяго» и «Анна» с «Владимиром». Теперь-то Никита понял, почему Мэри просила его быть на венчании в парадной форме и при всех орденах. Да, понял. А толку…
— Ты, брат, рот-то закрой, — тихонько пробормотал Дубинин. — Лучше оцени, какая тебе послушная невеста досталась. Все как ты хотел. Белое? Белое. Длинное? Длинное. Со шлейфом? Со шлейфом. И шила сеньора Корсо, мне племянницы все уши прожужжали. Чего тебе еще?
Глава 2
2578 год, август.
Князь Иван Демидов, глава Государственного Совета, Мэри активно не нравился, и чувство это было вполне взаимным. Их интересы сталкивались неоднократно, а почти год назад дело дошло и до открытой конфронтации. И хотя знали о конфликте (как думала Мэри) только они двое, сути это не меняло. Уж больно не в свою епархию влез тогда князюшка. Не в свою, не вовремя и не по делу.
С тех пор они практически не разговаривали, ограничиваясь вынужденным общением в официальной обстановке. И теперь у графини Корсаковой не было ни малейших сомнений в том, что сейчас ей скажут что-нибудь исключительно мерзкое. Слишком уж медовым был голос князя. Аж зубы заныли.
— Я слушаю вас, Иван Владимирович.
— Надеюсь, графиня, вы простите мою назойливость, но я снова вынужден поднять вопрос, который мы уже обсуждали однажды.
Похоже, она не ошиблась.
— Мы с вами обсуждали множество вопросов, князь. Какой конкретно вы имеете в виду сейчас? — голос Мэри звучал так ровно, что только опытное ухо могло уловить под этой скатертной гладкостью тщательно скрываемое бешенство. Демидов к обладателям опытных ушей явно не относился, в противном случае, уж конечно, сто раз подумал бы, прежде чем продолжать.
— Вопрос об уместности вашего пребывания при дворе.
— Вы утомительно однообразны, Иван Владимирович, — женщина слегка повела плечами, словно отшивая невидимого (и нежелательного) кавалера. — Я уже спрашивала, ваше ли это дело, и удовлетворительного ответа не получила. Но я не гордая, могу спросить еще раз.
Выражение лица князя не изменилось, оставаясь подчеркнуто-участливым. Но вот интонации стали скрипучими и острыми, как битое стекло под босыми ногами.
— Думаю, я смогу переформулировать ответ таким образом, чтобы вы сочли его удовлетворительным.
— Сделайте одолжение! — фыркнула Мэри.
— До сего момента ваша, с позволения сказать, служба в качестве личного помощника его императорского высочества была просто скандальной. Теперь же она становится совершенно неприемлемой.
— Неприемлемой — для кого? — уточнила со светской улыбкой графиня Корсакова. — Для вас? Простите, но в данном случае ваше мнение не слишком много весит.
— Для благополучия Империи! — теперь Демидов почти шипел и только что не плевался, как рассерженный кот. — Послезавтра его императорское высочество вступает на престол…
— Я, как ни странно, в курсе, — Мэри, весь день убившая на стыковку отдельных частей предстоящей церемонии, позволила себе саркастическую усмешку.
— …и одной из его многочисленных обязанностей станет достойный брак. Как вы полагаете, ваше присутствие в непосредственной близости от его величества понравится будущей императрице? Особенно в свете распространившихся в последнее время слухов? Я понимаю, что вы, будучи умной женщиной, эти глупости не поощряете, но положение складывается на редкость некрасивое! Кто-то ведь и впрямь может решить, что вы претендуете на положение, которое ни при каких обстоятельствах не можете занять!
«Чтоб тебе пусто было, старый ты… м-да. Можешь не сомневаться, наш предыдущий разговор на эту тему я помню. Правда, мне казалось, что теперь-то все твои соображения уже неактуальны… зря казалось, похоже. И что теперь делать?»
От необходимости отвечать Мэри спасло появление Терехова. Мило (в меру скудных актерских способностей) улыбаясь, он подошел к собеседникам и решительно вмешался в разговор.
— Ваша светлость, простите великодушно, но я вынужден похитить у вас графиню Корсакову. Всего на пару минут!
— Да хоть на двадцать! — Мэри сделала большие глаза и со всем доступным ей очарованием склонила голову в сторону Демидова. — Мы уже закончили, не так ли, князь?
И, не дожидаясь ответа (почти наверняка — отрицательного), подхватила под руку мгновенно сориентировавшегося капитана.
Двенадцать лет назад.
Нет, что ни говори, а свадьба удалась. Особенно подарки. Чего им только ни дарили — и полезного, и приятного, и с подковыркой. Эрик ван Хофф, к примеру, явился на банкет в белой широкополой шляпе, которую и протянул невесте со словами:
— И обратите внимание, мисс Робинсон! Для того чтобы заполучить мою шляпу… или галстук… или запонки… вам совершенно необязательно приставлять мне к затылку пистолет!
Никита, София Гамильтон, князь Цинцадзе и сидевший справа от Мэри Константин были полностью в курсе подоплеки происходящего, а вот всем остальным пришлось давать пояснения. Бабушка Ольга ахала и ужасалась, дед вздыхал, свекор со свекровью качали головами, но свежеиспеченная адмиральша заметила, что представителям молодого поколения история скорее понравилась.
Хуан Вальдес преподнес молодоженам роскошное охотничье ружье. Старинное, еще пороховое, с богатой инкрустацией на прикладе. Одно на двоих. Когда же Никита поинтересовался, на кой оно им сдалось — они ведь не охотники? — мексиканец с деланой невозмутимостью заявил:
— Это на тот случай, адмирал, если вокруг вас станут увиваться девицы или вокруг донны Марии — молодые люди. В первом случае ружье пригодится ей, во втором — вам!
Долорес Дуарте, весьма холодная до венчания и удивительно дружелюбная после, звонко расхохоталась.
Но больше всех — совершенно неожиданно для Мэри — отличился Джереми Рафферти.
Поднявшись на ноги, он начал пространные рассуждения о том, что не в правилах семьи Рафферти давать лошадям имена, вносимые в галактические реестры перспективных производителей, до достижения ими четырехлетнего возраста. Только к четырем годам становятся ясны племенные особенности животного, а до того не стоит и мозги напрягать.
— И вот некоторое время назад четырехлетним стал отпрыск Факела и Ночной Грезы, — в пространстве между столами возникло голографическое изображение изумительно красивого коня, под красновато-коричневой шкурой которого, казалось, пылали десятки, сотни крохотных костров. Черные хвост и грива развевались на невидимом ветру, глаза горели.
Алексей Туров скривился, как от изжоги, и еле слышно застонал.
— Это тот самый жеребец? — шепотом осведомилась Мэри у Константина. Тот кивнул, не сводя завороженного взгляда с великолепного зрелища.
Между тем Джереми продолжал вещать:
— Имя было придумано давно, но мы ждали, когда же в наших табунах появится конь, действительно достойный этого имени. И вот — дождались! Дамы и господа, позвольте представить вам Пилота, названного так в честь пилота ноль двадцать два, — бельтайнец коротко, с достоинством поклонился Мэри.
