Андрей Ливадный - Прорыв

– К чему ты клонишь?

– Мир меняется. Планета медленно погибает. И я, и ты прекрасно знаем, как это происходит. Мы были по разные стороны баррикад, но наблюдали одни и те же события. Гибнет биосфера. На смену ей приходят города-муравейники. Миллионы людей остаются за бортом жизни, растущему в числе человечеству не хватает ни продовольствия, ни энергии, ни пресловутого жизненного пространства. Здесь, в зонах отчуждения, решение всех проблем. На отравленной земле, где биосфера постепенно замещается техносферой, уже через поколение будет невозможно выжить без имплантов, без новых источников энергии, без киборгизации наших организмов. Засунув голову в песок, мы дождемся лишь гибели, не решим ни одной проблемы, хотя в потенциале способны совершить немыслимый прорыв, достичь других звезд!

Радич искоса взглянул на Шершнева.

– Перед грядущими потрясениями не устоит ни твоя система, ни корпорации, на которые я работаю.

– И что ты задумал? Кинуть своих работодателей?

– Они обречены кануть в прошлое. Все изменится слишком круто, потрясения будут слишком серьезны. Я хочу подготовиться к ним. Стать человеком совершенным. Деньги уже практически утратили смысл. Только технологии скоргов дадут настоящую власть в новом мире.

– Все-таки власть? А я уж начал думать об альтруизме.

– Все насмехаешься? Почему?

– Ты ни в чем не знаешь меры, Радич. Мне казалось, что в отчужденных пространствах уже есть один маньяк, прочно занявший свою нишу. Но ты будешь похлеще Хистера. Ты убивал сотни людей ради сомнительных экспериментов еще до катастрофы. Скольких ты убьешь сейчас?

– Неважно, – отмахнулся Радич. – Научно-технический прогресс прожорлив. Те, чью смерть мне инкриминируют, все равно погибли бы, если не от голода и климатических катаклизмов, так в бессмысленной бойне за еду или клочок орошаемой пустыни.

– А их смерть в лабораториях что-то дала?

– Ну ты же застрелил меня, Шершнев. А я, как видишь, выжил, хоть и пришлось носить на груди не доведенного до ума кибернетического симбионта.

– Зачем ты излагаешь мне вероятности? В чем твой интерес, Радич? Доставляет удовольствие моя беспомощность?

– Я собираюсь выжить при любых катастрофических раскладах. Для меня не важно, станет Земля одной большой аномальной зоной или отчужденные пространства исчезнут. Моя цель – идеальный комплекс имплантов, способный работать только на энергии человеческого тела!

– И ты готов убить в своих лабораториях столько сталкеров и «мотыльков», сколько потребуется для получения результата?

– Да. И ты меня не остановишь. Мы были врагами, согласен. Но ситуация изменилась. Я не стал бы разговаривать с тобой, но ты мне нужен.

– Зачем? Я и так в твоей власти.

– Расходного подопытного материала у меня хватает.

– Но в единомышленники я не гожусь.

– А подумать не хочешь? Мне нужны подготовленные, опытные, решительные бойцы. Просто включи логику, Шершнев. Обдумай все услышанное. Оцени предложенный выбор. Может быть, рассудок подскажет, что я прав?

– Я подумаю. Хотя по-прежнему не понимаю, как ты собираешься использовать скоргов за Барьером? Ведь им недостаточно энергии наших организмов!

– Этого я тебе не скажу. Рановато. Ты еще ничем не заслужил моего доверия. А чтобы думалось лучше, скажу: тебя действительно имплантировали. Ты в экспериментальной группе. Не примешь быстрого решения – скорее всего умрешь. Попытаешься солгать, надеясь играть со мной, – тем хуже для тебя. Импланты в твоем организме позволят выжить в отчужденных пространствах, но при работе они станут причинять тебе такую боль, что сам приползешь назад, молить меня о смерти.

– Тебя?

– Меня, Шершнев, меня. Сам ты ничего поделать не сможешь. Решишь застрелиться – скорги тебя вытащат и с того света. Попробуешь еще раз – снова воскреснешь. Если тебе нужны грабли, чтобы расшибить себе лоб, – я освобожу тебя.

Иван понял – более внятной и конкретной информации от Радича не добиться. Но соглашаться на его условия при только что полученном предупреждении – безрассудно. Постоянная боль, от которой нет спасения, способна сломить любую волю. А становиться марионеткой Радича Ивану вовсе не улыбалось. Нужно искать другой путь.

– Я подумаю, – повторил он.

– Давай, но недолго. Да, и не рассчитывай на помощь мнемотехников. Я прекрасно осведомлен, что они контактируют друг с другом. Просто не препятствую их общению – пока у них остается иллюзорная надежда на побег, они стараются вести себя покладисто, старательно выполняя порученную работу.

«Уже зацепка», – подумал Иван.

– Я не очень-то на них рассчитывал, – произнес он.

Радич ничего не ответил.

Иван обернулся, но рядом уже никого не было. Станислав исчез, его фантом растворился, не оставив и следа своего пребывания на пространстве виртуального перекрестка.

Плохо дело… Но выход нужно искать…

Глава 5

За границей Барьера…

– Ну все, лейтенант, дальше нам не по пути. – Водитель «Муромца» притормозил у перекрестка. Главная дорога была проложена недавно, она тянулась вдоль Барьера, огибая его внешний периметр на почтительном расстоянии, второстепенная, изрытая траками гусениц, пересекала поле и углублялась в мрачный неприветливый лес.

– Спасибо. Выручил. – Рыжов спрыгнул с подножки, забрал из кабины объемистую спортивную сумку.

«Везет лейтенанту. В отпуске побывал», – подумал водитель.

Дверь кабины захлопнулась. Тяжелый армейский грузовик плавно тронулся с места и покатил дальше. Рыжов некоторое время смотрел ему вслед, затем повернувшись зашагал к опушке леса.

Две недели он скрывался в захолустном городке, километрах в пятидесяти от Барьера. Хорошо, что деньги, документы – все оказалось при нем на момент бегства из части. Вообще-то, перед боевым выходом положено оставлять лишь личный чип, для остального имелись специально оборудованные сейфовые ячейки в офицерском общежитии, но при царящем в батальоне бардаке на такие мелочи никто внимания не обращал.

Спецпропуск, дающий право перемещения в границах прилегающей к Барьеру внешней зоны отчуждения, и пара кредитных карточек помогли Рыжову успешно скрыться. До городка, название которого он поначалу не запомнил, лейтенант добрался на попутках, некоторое время скрывался буквально под носом у военной комендатуры, в заштатной гостинице, где к постояльцам относились с полным безразличием. Есть деньги – живи, нет – попутного ветра.

Несколько дней Рыжов пил, снимая стресс.

На четвертые сутки, больной от жестокого похмелья, он задумался: что дальше?