Алексей Живой - Империя: Спартанец

Их вновь заставили раздеться и плясать голыми. Взявшись за плечи, обнаженные спартанцы — оказалось, так и выступают на празднике — отчаянно трясли ногами и руками, прыгали по камням, прославляя богов. Танцевать в чем мать родила для Тараса было все еще в новинку. Танцор он был неважный, и ему все время что-то мешало. Остальным же, похоже, не очень, и они, радостно обнявшись, терлись друг о друга.

«Хорошо, хоть целоваться не заставляют, — подумал напряженный Тарас, отдыхая на камне после очередного группового танца и с омерзением поглядывая на сладкую парочку явно неравнодушных друг к другу парней из соседней агелы, — а ведь на праздниках придется еще и перед зрителями выпендриваться. Там, говорят, цари со старейшинами будут. Отец наверняка придет. Да и девочки…Ну как перед ними петь, когда у тебя все твое настроение на виду? А еще хотят воспитать у меня высокий моральный дух. Не облажаться бы, и то ладно».

Затем под руководством учителей и присмотром надзирателей приступили к разучиванию гимнов в честь Аполлона. И Тарас, никогда не подозревавший за собой музыкальных способностей, волей-неволей научился сносно петь военные марши, прославлявшие героев Спарты, павших на поле брани. Да и попробуй тут не спой — сразу угодишь в отказники и снова будешь рвать тростник с утра до ночи. А потом все равно запоешь. Старался, как и все, рвал глотку. Так и приобщился к культуре.

А когда их все-таки отвлекали на пробежки, гимнастику и метание дисков и камней на дальность, Тарас просто наслаждался отдыхом. В глубине души петь и танцевать он не очень любил, больше слушать. И потому с каким-то остервенением бегал, прыгал и швырял диск. Эта спортивная часть предстоящих Гимнопедий нравилась ему гораздо больше, чем художественная.

После одной из пробежек по тропинке вдоль берега Эврота к нему приблизился надзиратель и сообщил:

— Ты молодец, Гисандр. Хорошо бегаешь. И диск бросаешь неплохо. Значит, будешь выступать на празднике в этих дисциплинах.

— Я еще и побороть могу кого угодно, — вставил слово Гисандр в надежде, что, отправив на соревнования, его освободят от необходимости петь и плясать голым.

Надзиратель немного подумал, ощупал мышцы на его руках и плечах, кивнул.

— Ладно, будешь бороться. Борьба как раз в заключительной части, перед общим выступлением на Хоросе.[37] Успеешь.

А разочарованный Тарас едва не выругался по-русски на весь лагерь. Судьба-злодейка в очередной раз посмеялась над ним. «Может, руку сломать? — подумал он в отчаянии, но потом смирился — ладно, споем, если без этого не стать гражданином. Хоть в пентатлы[38] не записался, и то хорошо».

Вечером, перед тем как улечься в изнеможении на свое тростниковое ложе, Тарас услышал, как Архелон рядом разговаривает с Эгором, и случайно узнал, что избежал еще одного жестокого обряда, попав сюда уже почти двадцатилетним. Оказывается, здесь не только регулярно пороли, но и заставляли драться стенка на стенку до увечий. В присутствии эфоров и царей, что считалось особенно почетным.

— Состязания на Гимнопедиях — это ерунда, да и порку у алтаря выдержать можно, если сильный, а вот в платановой алле была битва, — вспоминал Архелон.

— Это ты о чем? — не понял Тарас, вступая в разговор. — Какая еще платановая аллея?

— Ты что, Гисандр, — удивленно посмотрел на него Эгор, — забыл что-ли, как тебе едва не сломали там ногу палкой?

— А ты сам выбил глаз младшему брату Кинаса? — добавил Архелон.

— Я? Давно это было, — отмахнулся Тарас, ничего подобного, понятно, не припоминавший.

— Ну да. Пять лет прошло. Но такое не забывается, — заявил Архелон, — я до сих пор вспоминаю, как ловил и убивал ту черную собаку.

— Расскажи, — попросил Тарас, заинтригованный сообщением о собаке, — я тоже хочу вспомнить.

И Архелон без большого желания, но рассказал историю, приключившуюся с ними, когда им было по пятнадцать лет. Оказалось, в тот год они были впервые выпороты у алтаря Артемиды. Сдали первый серьезный экзамен, став настоящими волчатами. Но поркой дело не ограничилось.

— В тот день Элой собрал нас вечером и сообщил, что скоро нам впервые предстоит показать свою доблесть перед царями и эфорами, и теперь же ночью перед сражением мы должны принести жертву. После захода солнца мы собрались и пошли в Фойбею. Все агелы пошли вместе, так как драться надо было всем скопом против другого лагеря.

— Где это? — опять уточнил Тарас, поймав на себе недоуменный взгляд своих друзей и подумав: «Хорошо еще, что это Архелон с Эгором, а не Деметрий и его прихлебатели. Эти хоть трепаться не будут о моих провалах в памяти. Привыкли».

— Это местечко за городом, не очень далеко от Ферапны, — пояснил Архелон.

— А, тогда понятно, — хмыкнул Тарас.

— По дороге мы должны были поймать каждый по собаке, чтобы принести ее в жертву богу войны. А лучшей жертвой была черная собака. Мы половину ночи носились по окрестностям Спарты, вылавливая безродных щенков, — взахлеб стал рассказывать Архелон, вошедший в роль рассказчика, даже голос возвысил, — а потом тащили их еще живыми до жертвенника.

— Ты потише, — предупредил его Тарас, — а то педоному настучат. Приказ спать уже был.

А про себя подумал: «Живодеры». Он хоть и не был собачником, а все равно не любил убивать собак, а тем более мучить их.

— Так вот, — продолжал Архелон, понизив голос и усаживаясь на тростниковое ложе, — прибыли мы в Фойбею уже перед рассветом, едва успели принести жертву. И боги приняли ее: ведь всем ясно, что для самого грозного из богов лучшей жертвой будет самое мужественное из домашних животных.

Архелон помолчал.

— А потом мы заставили драться между собой годовалых кабанов, которых тоже привели с собой, чтобы понять, чья агела победит. И наш кабан выиграл. Ведь это ты его заранее поймал, Гисандр, по приказу надзирателей. Ты среди нас вообще лучший охотник на кабанов.

«Был охотник, да весь вышел, — грустно усмехнулся Тарас, вспомнив закопанного среди камней Гисандра, — нашелся, видать, кабан поумнее охотника».

— Ну а на следующий день мы пришли в Спарту на остров, где растет множество платанов, и там дрались.

— Остров? — переспросил Тарас.

— Да, — кивнул Архелон. — Ты что, на самом деле забыл? Это место специально приспособлено для схватки эфебов. Кругом обведено широким рвом, наполненным водой, будто море вокруг. На острове растут платаны, очень близко друг к другу. А войти туда можно только по двум мостам, на каждом из которых стоят статуи. На том, что слева, — статуя Геракла, на другом — Ликурга, ведь это он нам завещал устраивать такие состязания.