Михаил Каштанов - Рождённый в сраженьях...

Через два дня донельзя измотанный и счастливый, Гинзбург отправлялся домой. Драка за машину ещё предстояла нешуточная, но начало положено. И это хорошо. Это просто здорово!

Уже на вокзале Гинзбург обрадовал еще одной новостью. На Ижорском заводе с помощью немецких инженеров налаживают производство новых сортов цементированной брони, что позволит при той же толщине увеличить снарядостойкость почти на 50 процентов. Так что новые Т-19 будут иметь надежную защиту от огня 37-мм противотанковых орудий на дистанции до 300 метров.

Гинзбург уехал. А командирские заботы навалились на Новикова с новой силой.

Время. Для некоторых оно тянется нестерпимо долго, для Новикова он летело, мчалось, его всегда не хватало. Он жалел, что в сутках всего двадцать четыре часа. Учился сам. Учил командиров рот и взводов. Проверял, как они передают науку рядовым. И подгонял, подгонял, подгонял. Сам удивлялся своей энергии и напору. Неужели перенос так повлиял на него? Но времени на отвлеченные размышления не было. Благо было на кого опереться. Невозможно, да и не нужно быть везде и всюду. Нельзя подменять собой командиров, душить инициативу. Но проверять нужно. С кем повезло, так это с замполитом. Его Новиков выбирать не мог, получил по назначению, как кота в мешке. Капитан Ковалев. Его неутомимости и вездесущности Новиков мог только завидовать. И самое главное, он снял с командирских плеч большую часть бумажной работы. Партийная бюрократия вещь страшная. И становится на её пути, сейчас было не время. И ведь умел с людьми найти общий язык. Вроде бы без усилий. Подошел, поговорил. Включился в общую работу и явно не для галочки, а от души. И народ оценил, потянулся, поверил.

Потихоньку стало налаживаться нормальное армейское житье-бытие. Механики-водители, вчерашние трактористы, водители полуторок и трех тонных Опелей, стали чувствовать себя за тугими рычагами танков увереннее, чем за «баранкой». Башнеры, часами тренировавшиеся у прицелов в определении расстояния до цели и наведении, перекрывали все нормативы по скорострельности и точности. Командиры танков научились держать строй и боевой порядок на любой местности, не задумываясь, на уровне рефлексов. Научились чувствовать танк как продолжение себя, своих рук и ног. Ощущать его предел и выжимать из него все, даже запредельное. Расход моторесурса, горюче-смазочных и боеприпасов во много раз перекрывал все нормативы но, эффект был на лицо. Конечно, не все было гладко и безоблачно. Были аварии. Были травмы. Было всякое. Иногда такое, что нарочно не придумаешь и оставалось только разводить руки да матерится (про себя конечно, хотя и не всегда, не всегда) так, что самому становило неудобно. Ну, кто мог предположить, что служака старшина, на радостях, что раздобыл краску, лично покрасит командирский так ВЕСЬ! Целиком. Вместе со смотровыми приборами и лючками-заглушками. Но это была жизнь. И она Новикову нравилась!

И люди нравились. Смотрел на бойцов (своих бойцов!), деловито изучающих «кишочки» специально разобранной машины, или выводящих непривычными пальцами формулы в тетрадях, или марширующих на плацу и сравнивал. Сравнивал с той армией, которая осталась там, далеко. И сравнение было не в пользу последней. Здесь, от армии не «косили». В армию стремились. Службу уважали и относились к ней как к серьезному и нужному делу. И ведь не просто служили и тянули лямку, а подходили к этому делу с душой, с огоньком. И мысли все это навевало своеобразные. И к поступкам подталкивало неожиданным. Например, создать в батальоне комиссию по научно-техническому развитию. Да. Вот так громко и пафосно! И ведь заработало! И ещё как! КаБэшники и за голову хватались, и ляжки себе все отбили от удивления. Столько дельных и, самое главное, легко реализуемых предложений они получили. Пришлось командиру выделять деньги на приобретение ценных призов. Хотя народ старался не за призы, а за совесть.

Наступивший, наконец, август «радовал» частыми нудными моросящими дождями и густым туманом по утрам. Хотя днём бывало жарко, и к полудню всё успевало высохнуть. Земля еще не успела пропитаться сыростью и впитывала в себя падавшую с неба воду. Поднявшийся с раннего утра густой туман гасил шарканье множества ног, сопровождающееся позвякиванием и хриплым дыханием. Наконец, туман немного рассеялся, и стала видна заросшая травой полевая дорога, по которой двигалась длинная колонна. Шагавший впереди колонны командир сошел на обочину и подал знак продолжать движение. Через некоторое время к нему подбежал еще один командир, шедший в хвосте колонны, с белой повязкой на рукаве. Первый некоторое время прислушивался, поворачивая голову в разные стороны. Наконец замер, повернувшись в сторону невидного в тумане леса. Подал знак рукой и сразу же, отделившись от колонны, пара бойцов, взяв винтовки наперевес, скрылась в тумане. Командиры продолжили движение рядом с колонной.

— Вас что-то беспокоит, товарищ майор?

— Слишком спокойно. Не люблю, когда спокойно. В этом чертовом тумане как слепой — не знаешь, откуда неприятностей ждать.

— А Вы их ожидаете?

— Я всегда их ожидаю. Без чувства опасности ты гарантированный покойник. Особенно на войне.

Прошло минут десять — пятнадцать, когда майор резко остановился, замер и хриплым голосом крикнул: «К бою!», указывая рукой направление возможной атаки противника. Команда, повторяемая другими голосами, мгновенно пробежала вдоль колонны, раздались резкие трели свистков. Колонна, мгновение назад бывшая единым целым, распалась на небольшие группы, которые рассыпались на отдельных бойцов, развернувшихся фронтом к дороге и принявшихся энергично окапываться. Возницы приданной батальону батареи полковых пушек, нахлёстывая лошадей, повернули в сторону видневшегося кустарника. Быстро отцепив в кустарнике передки с орудиями, они проскочили еще дальше в сторону и остановились. Пулеметчики, навьюченные станинами и ребристыми стволами «Максимов», оттянулись на фланги и принялись устанавливать свои кургузые агрегаты. Туман совсем рассеялся и опал, оставшись кое-где небольшими мутными озерцами. Из отчетливо проступившей в паре сотен метров рощицы выскользнули отправленные ранее командиром бойцы. Пригибаясь и виляя из стороны в сторону, они понеслись к дороге.

— Танки, товарищ командир. Около десятка. На той стороне луга, в роще. Готовились к атаке, — сдерживая вырывающийся хрип, доложил один из них.

— Гранатометчики — вперёд! Приготовится к отражению танковой атаки!

Звуки в утренней тишине разносятся далеко, поэтому рев моторов все услышали еще до того, как из рощи начали выскакивать танки. Один, второй, третий… Десять танков. Рота. Приземистые угловатые машины, казалось, плыли над лугом, иногда покачиваясь и ныряя на кочках. Мгновение — и на концах курсовых пулеметов заплясали огоньки пламени. Затявкали тонкие танковые пушки. В ответ гулко и резко из кустарника бухнули «полковушки». Командир с белой повязкой заметил, что в первый момент часть бойцов дернулась было вскочить, но резкие команды заставили их снова залечь. Хотя уже достаточно рассвело, но утренний сумрак ограничивал видимость. Поэтому было видно, что на танках раскрыты люки механиков-водителей. Командир батальона это тоже заметил, подал команду, и позиции батальона рассыпались винтовочными выстрелами. Еще сто, ешё пятьдесят метров и под гусеницы танков полетели деревянные колотушки с дымовыми шашками — вначале редкие, потом, по мере того, как танки подходили ближе, всё более частые. Поднявшись, посредник быстрым шагом вышел на дорогу и замахал белым флажком. Вскоре к нему подошел командир стрелков. Не дойдя нескольких метров до дороги, танки остановились, потрескивая нагретыми моторами. На одной из машин откинулся люк, и из танка вылезли два человека, направившиеся к ждущим их командирам.