Молот Солнца 2: Камень Нируби - Дейлор Смит
Его умение работать мечом завораживало. И не только мечом. Его стрелы всегда летели точно в цель, а пика била с такой силой, что пробивала толстую кожу и доставала до жизненно важных органов, вынуждая ящеров либо в панике бежать, вереща от боли, либо валиться замертво.
Причем, все свои действия Дикарь выполнял с потрясающим хладнокровием, как бы ни смешно это звучал: хладнокровно убивал холоднокровных. Он не издавал воинственных криков, не делал никаких лишних движений и не размахивал оружием с целью устрашения. Если он брался за меч, то только для того, чтобы отточенным движением убить своего противника.
В искусстве владения оружием он чем-то напоминал художника, или даже скульптора, который неторопливо и со знанием дела каждым своим движением создает частичку будущего шедевра. Ничего лишнего, все лаконично и точно, без суеты и криков. И никакой ненависти к противнику у него не было — разве может быть ненависть у каменщика к куску гранита, или у лесоруба к дереву? Он просто выполнял свою работу, и делал это так, словно близился перерыв на обед и пропускать его он ни в коем случае не собирался.
Когда он сражался, все наблюдали за этим, словно завороженные. И наверняка ловили себя на мысли, что было бы неплохо, если бы сюда прибежало еще несколько хищников, чтобы Дикарь и с ними разделался столь же красиво и быстро. В фургоне в эти минуты наступало затишье — Сита и Ластер во все глаза смотрели через окно, как Дикарь орудует своим оружием, а Сита от восхищения даже время от времени попискивала.
Однажды на привале она спросила у него, научит ли он ее так же хорошо владеть мечом. Просьба эта из уст десятилетней чумазой девочки, родителей которой сожрал аллозавр, звучала если и не смешно, то во всяком случае забавно, но Дикарь отнесся к ней со всей серьезностью. Он отрезал ножом кусок яблока и съел его прямо с ножа, задумчиво кивая каким-то своим мыслям. Потом их озвучил:
— Вряд ли из тебя получится хороший воин — ты слишком кровожадная. И еще в тебе слишком много ненависти. Это все лишнее, и оно превращает тебя из воина в жертву. Для мяса, которое идет в бой, чтобы завалить врага своим трупом, это может быть и сгодится, но для настоящего воина, который просто работает свою работу и собирается пировать после победы — это не вариант.
— Но этому можно научиться? — спросил Ластер, заинтересованный разговором.
— Тебе — нет, — жестко ответил Дикарь. — Лимосу — тоже нет.
— Чего это вдруг? — спросил Гнут Лимос с недовольным видом. — За свою жизнь я убил трех сципиониксов и еще зарубил работорговца, который не желал мне заплатить за сломанный им фургон!
— Да не важно сколько ты убил за свою жизнь, — ответил Дикарь. — Важно то, что было у тебя в голове, когда ты это делал… А в вашем мире я до сих пор не встретил ни одного сапиенса, у которого в голове были бы нужные мысли в тот момент, когда он собирался кого-то убивать.
— В нашем мире? — удивился Ластер. — В каком это «нашем»?
Дикарь поморщился. Потом ножом указал на гудящее вдали стадо зауропод.
— Вот в этом… — не очень понятно сказал он. А немного погодя пояснил: — Там, откуда я родом, очень мало ящеров, они как правило мелкие и большой опасности не представляют. Поэтому сапиенсам нет нужды заботиться о том, каким образом выжить среди них… Но свойства разумных существ таковы, что если им не надо объединяться, чтобы воевать с монстрами, они начинают разъединяться, чтобы воевать друг с другом. И одно дело сражаться с тупыми чудовищами, но совсем другое — с хитрыми разумными сородичами…
— Пожалуй, я с тобой соглашусь, — сказал Ластер. — Не все так однозначно, конечно, но я соглашусь… Однако у меня остался вопрос: где находится этот «твой мир»?
Дикарь долго смотрел на него, дожевывая остатки яблока, а потом медленно покачал головой.
— Вы все здесь скорее охотники, чем воины. И в этом сила вашего мира, но и его слабость… И я не знаю, где сейчас находится мой собственный мир, но скоро я смогу показать вам его маленькую часть…
— Правда? — обрадовалась Сита. — Мы увидим твой мир⁈
— Увидите… Но вряд ли он вам понравится…
Конечно же, Дикарь имел в виду городок Гатла-на-Вете, к которому они постепенно приближались. В тот день, когда случилась та страшная гроза, и весь мир раскололся, Крас Пиин по прозвищу Дикарь проходил с торговым караваном в нескольких милях от Гатлы. После этой необычной грозы целый город с частью местности вокруг себя вдруг оторвался от своего привычного окружения и ворвался в чуждый ему мир, наполненный кровожадными ящерами и массой других не менее жутких существ, желающих только одного: сожрать каждого, кто встретится им на пути.
Но Дикарь в тот момент не видел стен города, и для него все произошедшее было сродни крупному землетрясению, когда вокруг все ревет, гремит и скачет. Небо поменялось местами с землей, а потом обратно, молнии метались сверху и снизу, и везде сразу, а Дикаря мощным ударом сбросило с лошади и закинуло в траву…
Когда все закончилось, и сознание, утраченное после удара головой о землю, постепенно вернулось, Дикарь с трудом поднялся на ноги и оценил обстановку. В тот момент он еще не понял, что именно произошло, и потому вид останков каравана, который он со своим отрядом охранял, вызвал у него настоящее потрясение.
Чтобы объяснить те чувства, которые он в эту минуту испытывал, следует сказать, что это действительно были лишь останки. Жалкие изуродованные клочки того, что когда-то гордо именовалось «большим северным караваном». Создавалось впечатление, что с небес упал колоссальных размеров невидимый топор и отсек от каравана его головную часть. Большая доля его куда-то бесследно исчезла, а от малой же осталось лишь пара разрезанных повдоль фургонов с остатками находящихся внутри сапиенсов, таким же образом расчлененных.
Немного в стороне билась в предсмертных конвульсиях лошадь, у которой тем самым невидимым топором отрезало круп. Краснела истекающая кровью плоть, белел гладкий спил костей, а завалившаяся на бок лошадь пыталась тянуть вперед свое тело, все еще не в состоянии осознать, что задних ног у нее уже нет…
Да и с самой местностью тоже
